Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

дело, растрезвонит всем ребятам в классе, что я подкарауливаю девчонку.

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Нет… Просто так.

Скрепя сердце, подстраиваюсь к Колькиному шагу. Болтаем о разной чепухе. Я злой на Кольку — все испортил! И надо же было так. А впрочем, это даже к лучшему, — утешаю себя, — все равно Лена возвращается с подругами. Уж лучше возле дома передать.

— Ну, мне в книжный, — говорю я, чтобы избавиться от Кольки.

— Давай зайдем, — говорит он.

Вот навязался!

Потолкались у прилавков. Вышли. Идем дальше. Уж дом Лены остался позади, а Колька все не сворачивает к своему дому. Подошли к нашему подъезду.

— Перекинемся в шахматишки? — спрашивает Колька. — У меня еще есть время.

— Ну что ж, давай, — говорю, а сам думаю: «Лучше бы у тебя его не было».

Лишь под вечер я появился у Лениного дома, перебирая дрожащими пальцами записку в кармане. Ждал долго. Наконец показалась Лена. Заметила меня еще издалека, подошла, удивленно подняла черные тонкие брови.

— Здравствуй! Что ты делаешь тут?

— Да так… Ну, понимаешь…

Лена взглянула на меня с любопытством и с недоумением.

— Ну, в общем, тут все прочтешь…

Сунул ей в руку записку и, что было духу, пустился прочь. Летел, как на крыльях.

* * *

Май — очень хороший месяц. Юный и неспокойный, голубой и зеленый. Дома не усидишь. Теплынь — без пальто можно ходить. Но не всегда так бывает. У мая строптивый характер. Взбредет ему в голову, и закидает снегом так, что зеленые ветки под тяжестью трещат и обламываются. То разразится грозой с проливным дождем. Но все равно май нравится мне!

Я прохаживаюсь у входа в городской парк, поглядываю по сторонам, жду. На первое свидание отправился, как на подвиг, полный решимости и отваги.

Лены нет. Большие электрические часы на столбе показывают половину седьмого. Одолевают сомнения: «А вдруг не придет?» Отгоняю тревожные мысли, соображаю, о чем мы будем говорить. Ну, конечно, о книгах, можно и о музыке…

Стрелка на часах судорожно подпрыгивает к семи. Становится не по себе. Это глупо, наверно, — с запиской?..

И вдруг все волнения и тревоги рассыпались без следа: я увидел Лену! Она перебегала трамвайную линию. Тонкое сиреневое платьице трепетало от шалого ветра, прилипало к ногам.

Лена подбежала ко мне и, запыхавшись, сказала:

— Ой, я так опоздала. Понимаешь, трамвая долго не было. Ты не сердишься?

Сердился ли я?! Я готов был ждать сколько угодно, лишь бы знать, что она придет.

— Ну, зачем звал? — спросила Лена, заглядывая мне в лицо. — Что ты мне хотел сказать?

— Так… Пойдем в парк?

— Пойдем.

На эстраде тенор пел о любви. В глубине парка играл духовой оркестр. Громче всех ухал барабан.

Идем по тенистой аллее. Лена впереди, я немного сзади. Молчим. Моя отвага куда-то исчезла, и я не знал, о чем говорить. Мучаюсь: как держать себя, можно ли взять Лену под руку?

Лена сорвала веточку и стала обрывать листочки. Я тоже сорвал веточку и тоже начал обрывать листочки. Это в какой-то мере спасало мои руки, которые я не знал куда деть. Нет, определенно я тюфяк!

Идем. Изредка ловлю ее любопытный взгляд.

— Давай посидим на этой скамейке? — предлагаю я.

— Давай.

Садимся. Лена наклоняется и рисует веточкой на земле круглые мордочки, домики. Я смотрю на Ленины руки, плечи, на ее косы и свои ботинки и никак не могу сбросить с себя оцепенение. Помню, читал где-то такие слова: «Услада первого свиданья». Что ж, может, так и бывает.

— Покачаемся на качелях? — предлагает Лена.

— Давай!

Я решительно шагнул к кассе, полез в карман за деньгами и… обомлел: осталось только два рубля. Это на один билет. Я растерянно топчусь — что же делать?! Отошел в сторону, чтобы не мешать другим, беспомощно шарю по карманам пиджака и брюк в надежде найти еще денег, хотя прекрасно знаю, что у меня их нет.

— Что, нет билетов? — спросила Лена.

— Есть, но… — Я готов был провалиться сквозь землю. — У меня не хватает денег…

— Пустяки! Вот возьми! — И Лена вытащила из-за рукава своего платьица смятую трешку.

Тут я совсем потерялся. Хорош кавалер! На первом свидании так опозорился, подумать только!

В гостях

В конце лета у Лены был день рождения и она пригласила меня в гости. Я обрадовался. Тот таинственный мир, в котором она жила, должен был наконец приоткрыться и для меня.

Каждый раз, засматриваясь на ее окно с мягким зеленым светом, я представлял этот мир каким-то невероятно прекрасным, где многие вещи были ее. Она трогала их… Хотелось узнать, как там, что там?..

На именины без подарка идти нельзя. Хотелось купить что-нибудь очень хорошее, красивое, чтобы на всю жизнь.

— Мама, мне нужны деньги, — сказал я как-то вечером.

— Деньги? Сколько?

— Не знаю, сколько дашь…

— Ты можешь мне сказать зачем?

Я замялся.

— Разве это секрет? — спросила мама.

— Нет. Ну, понимаешь, на подарок… одной девочке… Именины у нее.

Мать достала свою сумку и вытащила пятнадцать рублей. Тяжело вздохнула, в раздумье держа деньги в руке, и протянула мне.

— Вот все, что я могу тебе дать. У нас осталось всего пятьдесят рублей до получки.

Она сказала это глухим голосом, словно обвиняла себя в том, что не могла дать больше. Я нерешительно взял деньги и положил в карман.

Долго бродил по магазинам, толкался возле прилавков. На хорошую вещь денег не хватало, а брать что-нибудь не хотелось.

Наконец в одном из посудных отделов мой взгляд приковала к себе фарфоровая чашечка с блюдцем. Из чашечки торчала бумажка: «Цена 14 р. 35 к.». Вид у нее был, на мой взгляд, неплохой: голубенькие цветочки, зелененькие листочки и золотая каемочка. И главное — денег в аккурат. Купил.

На оставшиеся деньги взял розовую шелковую ленточку и дома все упаковал и перевязал. Тщательно навел стрелки на брюках — впервые сам гладил. На ботинки наложил крем в три слоя, чтобы замазать потертые места, и навел бархоткой идеальный блеск.

У дома Лесницких охватила меня робость. Поднимался по лестнице, а у самого дрожь в коленках. Первый раз домой к ней шел. Как-то там все будет? Потоптался. Но стой не стой, а стучать надо. Дверь открыла высокая полная женщина с ярко накрашенными губами.

— Здравствуйте! — проговорил я дрожащим голосом. — Лена дома?

— Дома, дома. Проходите, пожалуйста, — ответила женщина, ласково улыбаясь. Сразу понял — Ленина мать.

В длинном шелковом халате она казалась очень важной.

— Лена, Ленуля! К тебе гости, — и пропустила меня в комнату.

Лена сидела с