Белая мгла - Абдулла Мурадов

Орунбай глубоко задумался и через минуту спросил:

— Хозяин, не можешь ли ты дать мне взаймы несколько рублей?

— Сколько захочешь! — воскликнул я, захохотав, и хлопнул себя по оттопыренному карману, где и в самом деле были деньги. Правда, не мои, но зато много. И будь я трезвый, не поступил бы так: вынул пачку десятирублевок и поднес их к самому носу Орунбая. — Сколько тебе угодно, могу одолжить! — повторил я самодовольно. — Хоть сто рублей, хоть двести!

Орунбай, как бы не веря своим глазам, ощупал пачку, перевел растерянный взгляд на меня:

— Мне много не надо, хватит десятки…

— А ты хочешь, чтобы у тебя водились деньги? — спросил я, беря его под руку. — Вот столько! А может, еще больше! Хочешь?

— Такое спрашиваешь, хозяин! Кто этого не хочет, — усмехнулся Орунбай.

— Могу предложить тебе работу. Будешь иметь каждый день плов, коньяк и, если хочешь, даже женщин…

Орунбай остановился и, загородив мне дорогу, с интересом уставился на меня. С минуту он не мог выговорить ни слова. Видать, очень уж заманчивым показалось ему мое предложение. Еще бы! Я сам оторопел, помню, когда добрый человек завел со мной разговор об этом.

— Какую работу? — смог наконец промямлить Орунбай.

— Поклянись, что будешь держать язык за зубами и никому не расскажешь того, что я тебе сейчас открою.

— Буду молчать. Могила!

— И даже нашим ребятам, членам коммуны.

Орунбай задумался — засомневался, видать, — почесал затылок и возмущенно бросил:

— Слушай, хозяин, брось меня разыгрывать! Если не хочешь одолжить денег, так и скажи.

— Какого черта психуешь! Пожалуйста, бери свою десятку. Через два дня ее у тебя не будет, словно корова слизнет. А тут такая перспектива! Птица счастья сама в руки летит… Эх ты!..

— Хозяин, перестань меня дурачить. Говори прямо или перестань злить, а то… А то, как колышек, вобью тебя в землю кулаком.

— Но ты не дал еще слова навесить на свой рот замок.

— Клянусь своими предками, черт тебя подери!

— Тише, дурак… Запиши телефон. — Я продиктовал ему номер Художника. — Спросишь Самата-агу. Сошлешься на меня. Скажешь, я велел позвонить. Он тебе объяснит, что делать. Только постарайся ему понравиться.

— А если ему не понравится моя физиономия?

— Тогда считай, не удалось тебе поймать за хвост птицу счастья.

— И я не могу посоветоваться со своими братьями?

— Тсс, — я приложил указательный палец к губам, — ни в коем случае.

— Теперь я вижу, ты совсем от нас отбился, хозяин. Не обижайся, это правда. Я о тебе думал лучше…

— Когда в твоем кармане заведутся червонцы, ты изменишь мнение обо мне, Орунбайхан. Но учти, ты поклялся молчать.

Он ударил себя кулаком в грудь:

— Могила! Если Орунбай пообещал, он сдержит слово. А сейчас, хозяин, иди домой. Темно, чего доброго, заблудишься один. — Он сложил рупором ладони и крикнул ушедшим далеко вперед Оразу и Садыку: — Эй, братва, короче шаг! Дурдыхан хочет пожелать вам доброй ночи!

От его громкого голоса, неожиданного в ночи, я вздрогнул. Несколько крупных дождевых капель сорвались с оголенных веток, рассекших небо изломанными черными линиями, точно переспелые персики зашлепались о землю. Одна упала мне за ворот, заставив съежиться от озноба.

Ораз и Садык остановились, поджидая нас. Распрощались. Я быстро зашагал в обратную сторону, подняв воротник осеннего пальто, радуясь за Орунбая и тому, что вдвоем нам будет куда все проще.

ОРУНБАЙ ПРОЯВЛЯЕТ ХАРАКТЕР

Как вы думаете, может человек девятнадцати лет от роду за одну неделю состариться? Я тоже думал, что нет. А вот нынче взгляну в зеркало — с трудом узнаю себя. Говорят, бывали случаи, когда люди седели мгновенно. Я не поседел, конечно. Но осунулся, как старик. Глаза запали, под ними темные круги, шея стала тонкой, что былинка, удивляюсь, как голова на ней держится. И все из-за треклятого чемодана с "товаром".

В прошлый понедельник наклевывалась удача. Один из моих знакомых, выпускник университета, справлял комсомольскую свадьбу. Несколько ребят с его курса, прослышав обо мне как о волшебнике, который может раздобыть все самое дефицитное, целых полчаса уламывали меня достать для них красивые эластичные носки под темный костюм и блестящие галстуки. Вначале, как и полагается, я отказывался, ссылаясь на занятость, на то, что теперь уже порвал связи со знакомыми продавцами, с которыми прежде якобы имел дело. Потом уступил их мольбам и обещал попробовать позвонить "одной девице". Сказал, что у них все будет, если она не очень на меня в обиде за то, что давно ее не навещал.

Домой возвращался в прекрасном расположении духа и подсчитывал про себя, какая на этот раз окажется выручка и сколько перепадет на мою долю. Достав ключ из потайного места, я торопливо отомкнул дверь. Едва переступил порог, швырнул папку с конспектами на стол и ринулся под кровать за чемоданом, доверху набитым дефицитными сокровищами. Отбросил покрывало — и обдало холодом: чемодана не было. Я пошарил в полутьме под кроватью, не веря тому, что случилось. Я все перевернул вверх дном в комнате. Чемодан исчез. Куда он мог деться? Где его искать? Что делать? Будь в нем мои собственные вещи, я, естественно, тотчас обратился бы в милицию. Они бы разобрались, куда делся чемодан…

А сейчас я мог поведать о своем горе только тетушке Марьям. Может, она знает?..

Бедная старушка обшарила сарай. Обследовала кучи хлама в кладовке, под навесом во дворе. Заглянула даже в курятник. Она испугалась, глядя на мое побледневшее лицо. И переживала не меньше меня.

— Никогда не было такого, чтобы в моем доме пропали вещи. Нечистой силы проделки, не иначе, — приговаривала она, еще раз перебирая старье в кладовке — рассохшиеся кадушки, драные корзины, ящики для посылок, бутылки, тряпье. — Может, подшутил кто?.. Давеча никто к вам не приходил?

— …

— Может, оставили где?

— …

— Он же не имеет ног, чтобы уйти самому!

Мы обшарили все углы. Я даже на чердак слазил, перепугав всех пауков. Чемодана не было. Оттого, что пропажа в этом доме случилась впервые, мне нисколечко не стало легче.

— Кто знал, куда ты прячешь ключ? — спрашивала уже в который раз хозяйка.

— Никто, кроме моих друзей!

— Может, они пошутили?

— Ну нет, такого они себе не позволят.

Я не ходил в университет два дня. Поднялась температура, и я слег. Пришли Ораз и Садык, встревоженные тем, что я снова начал пропускать занятия. Вероятно,