Сыновья профессора - Бруно Саулит

его по всем правилам искусства! Десять раз вы потерпите неудачу, и хорошо, если на одиннадцатый вам это удастся. Любое простейшее и легчайшее дело требует умения, труда. А как по-вашему, для того чтобы писать рассказы, труда не нужно, умение не обязательно? Нет, друг мой, одного лишь желания тут недостаточно! Это первая ваша бела…

Кулис поднес к губам миниатюрную чашечку и принялся потягивать ароматную черную жидкость.

— А вторая? — нахмурился Виктор.

— А вторая заключается в том. что вы, молодые, еще слишком мало пережили, слишком мало повидали на свете. Есть некая порода литераторов, именующих себя критиками. Кстати и некстати они упрекают нас в том, что мы не знаем жизни, и, как ни прискорбно, эти бедные черти отчасти правы! Помню, еще мальчишкой смотрел я американские кинофильмы и удивлялся: как могут все эти герои раскатывать на автомобилях, танцевать в барах и покупать себе разные драгоценные побрякушки, если никто из них не работает? Только потом я уразумел, что этих бездельников выдумывают люди, которые сами имеют весьма отдаленное отношение к какой бы то ни было работе… Скажите-ка, друг мой, вот вы своими руками заработали когда-нибудь хоть десять рублей? Не считая, конечно, гонорара…

Музыка в соседней комнате оборвалась, умолкли на мгновение болтавшие между собой вполголоса официантки. Казалось, все стихло лишь затем, чтобы лучше расслышать ответ Виктора.

— Я же учился, — сказал Виктор, окинув собеседника подозрительным взглядом.

— Ну вот! Совершенно незачем быть ясновидящим. чтобы заранее предугадать ваш ответ. Вы учились, вас содержало государство и родителя. Ну, а что же вы повидали, с чем познакомились вне университетских коридоров и аудиторий? Очень приятно, что нашим студентам теперь не приходится думать о куске хлеба, но малость потрудиться было бы им, ей-ей, не вредно! Где-нибудь на заводе, а то в колхозе.

Кровь бросилась Виктору в лицо.

— Ну, знаете… — начал он.

Но писатель прервал его.

— Вы, студенты, в наше время действительно, как выражаются критики, далеки от жизни! А герой вашей повести, к сожалению, еще дальше. Он должен вернуться к людям, которые своим трудом создают материальные ценности, да и вы тоже. Рано или поздно вы должны вернуться к ним — разве вы этого не чувствуете?

Виктор не успел ответить. Дверь распахнулась, и в помещение ввалилась жизнерадостная компания.

— Художники, — пояснил Кулис. — Неспокойный народ!

За столик уселись трое молодых людей и стройная смуглая женщина. Виктор всмотрелся назвать ее просто красавицей было бы слишком мало. Во всем ее существе чувствовалось нечто необыкновенно тонкое, властное и в то же время беспомощное, на фиолетово-красных губах застыло надменное и немного развязное выражение.

— Вы ее знаете? — спросил вполголоса Кулис, заметив направление взгляда Виктора. — Это Войновская. Она художница, притом довольно интересная.

— Хельма Войновская? — Виктор вспомнил имя художницы.

Спутники Хельмы вели себя довольно шумно.

— Неужели нам ничего не дадут? — волновался одни из них.

— Анс закажет, — отвечал другой.

— Так вот, — продолжал Кулис прерванную беседу. — Писать вы, бесспорно, можете. Но литература требует знания жизни, труда. Страшного, порой нечеловеческого напряжения. Без этого ничего не выйдет.

— Значит, вы считаете, что моя повесть не удалась? — спросил Виктор, болезненно сморщив лоб и еще не веря в такой оборот дела.

— Откровенно сказать, повесть слабая, — безо какой пощады объявил Кулис. — Говорят, каждый нормальный человек может написать один роман — о самом себе. Это вы уже сделали, но на дальнейшее у вас не хватило пороху! Вы пока еще не умеете или же не хотите работать. В молодости это бывает. Со временем научитесь.

— Спасибо! — Виктор встал. Голос прозвучал резко, и его «спасибо» отнюдь не походило на благодарность.

— Стоп, стоп! — Кулис схватил его за руку и посадил обратно на стул. — Нельзя так откровенно высказывать свои чувства! В жизни часто приходится выслушивать неприятные вещи. Настоящий мужчина в подобных случаях не вскакивает со стула, а пьет кофе.

Он налил Виктору и улыбнулся.

В эту минуту опять отворилась дверь, и вошел не кто другой, как Делвер.

Виктор знал, что круг знакомых ассистента его отца неимоверно широк, и все же никак не ожидал встретить здесь хирурга.

— О! — Делвер расплылся в счастливейшей улыбке. — Виктор. Победитель!

— Слушайте, доктор! — Смуглая женщина посмотрела на Делвера своими влажными глазами. — Дождемся мы здесь чего-нибудь?

— Через три минуты.

— Блестяще! Говорят, вы только что из Москвы?

— Прилетел утром.

— Видели выставку французской живописи? Правда, чудесно?

— Не пришлось, — с поклоном ответил Делвер. — Я видел, как московские хирурги оперируют сердце. Это чудесное зрелище…

— Ни малейшей фантазии? — Хельма презрительно повернулась к нему спиной. — Скажите, Кулис, что вы там пьете?

— Кофе.

— Это по крайней мере оригинально. Я перехожу за ваш столик. Здесь ужасно скучные люди. Доктор, позаботьтесь, чтобы мне принесли чашку.

Желание художницы было мгновенно исполнено.

— Познакомьте нас! — продолжала она распоряжаться, указывал рукой в кольцах на Виктора.

— Это Виктор Вецапинь, — спокойно произнес Кулис. — Что касается вас, то я уже снабдил юного друга необходимой информацией.

— Да? — Она откинула со лба иссиня-черный локон. — Я так и знала, что вы нe утерпите. Прозаики вечно болтают лишнее. Зато вы уж, наверное, пишете стихи? — Она повернулась к Виктору в полупрофиль.

— К сожалению, нет.

За соседним столом раздавались уже громкие речи. Вошедшая официантка подала Кулису записку. Он прочел и сунул ее в карман.

— Тайна, которую нельзя знать женщинам?

Художница прищурилась, подперев ладонями подбородок.

— Отнюдь! Всего-навсего вызывают в Министерство культуры. К сожалению, я лишен возможности находиться долее в вашем обществе. Разрешите проститься. Что же касается вас, Виктор, то на вашем месте я не спешил бы с печатанием отрывка. Между вами говоря, это не большая честь. Молодой человек может обойтись некоторое время без денег.

Виктор покраснел. Охотнее всего он бы встал и успел вслед за Кулисом. Но как же оставить за столиком женщину одну? Это против самых элементарных приличии!

— Вы что-нибудь написали? Интересное, да? — спросила художница.

Полуприкрытые, улыбающиеся глаза разглядывали юношу.

— Совсем наоборот. Неинтересное. Никуда не годную вещь, которую не будут печатать, — отрапортовал он сердито и одним глотком допил тепловатый кофе.

— Поздравляю!

Хельма поджала губы к опять пристально посмотрела на Виктора.

— Любую неудачу всегда можно компенсировать успехом на каком-либо другом поприще, — пустился философствовать за соседним столиком Делвер. — Как выразился наш мудрый Кенцис, «разве в тот год, когда от дождей погнила рожь, раки не лезли сами на берег?».

Художники фыркнули, а у Виктора пальцы сжались в кулаки. Доктор явно напрашивался на ссору. Почему?

— Вы огорчаетесь из-за этого пустомели? — Хельма коснулась руки Виктора. — Разве вы его не знаете?

— О нет, сударыня, мы хорошо знакомы. —