Годы юности - Бруно Саулит

один и тот же против всех: d2-d4.

— Это будет ферзевый гамбит, — шепнул Топинь стоявшим рядом девочкам.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Вера.

— Я этих мастеров знаю! Они только гамбит и играют. В газетах такие партии часто печатают.

Зирнис в самом деле начал ферзевый гамбит, пожертвовав пешкой с4. Некоторые ребята поспешили эту пешку побить, четыре мопсе опытных шахматиста попытались сохранить своего выдвинутого слона и тут же попали в тяжелое положение. Кандидат в мастера стремительно атаковал ферзевый фланг. Если ребята не сдавались, то только потому, что стыдно было проиграть в первые же полчаса.

— Вот молодец! — радовался Топинь. — Лупит, как маленьких!

Минут через двадцать Зирнис уже одержал две победы, чуть погодя сдался еще один противник, потом некоторое время ничего особенного не происходило. Лидайнцы держались. Однако сразу после первого часа они начали проигрывать подряд. Двенадцать проигранных партий и никаких особенных надежд на успех у остальных — в самом деле радоваться было нечему.

Среди оставшихся шести игроков были три учителя и три школьника — Пурвинь. Абелит и Лиепа, маленький мальчик из четвертого класса.

Самая мирная партия получилась у Зирниса с Клавом Калнынем. Кандидат в мастера был готов согласиться на ничью, но Клав не хотел принимать его дружеский жест. Он осложнил игру и запутался. Потеряв фигуру, Клав улыбнулся и опрокинул своего короля. Почти в то же время директор получил форсированный мат.

Маленький Лиепа уже в середине игры пожертвовал пешкой, поэтому победа Зирниса была здесь лишь вопросом временя.

Остались трое — Абелит, Пурвинь и учитель Суна. Друзья сидели рядом, а старый математик — в конце стола. Зирнис немного подумал и предложил Валдису ничью. Юноша не согласился.

— Ну и молодчина! — сказал Инерауд и подтолкнул Топиня: — Мастеру нос утирает. Это я понимаю! Сейчас будет одно очко!

Очко все же выиграть не удалось. Абелит, правда, играл на выигрыш, но ошибся, потерял пешку и сдался.

Зирнис занялся доской, за которой сидел Петер Суна. Хотя Клав и рекомендовал своего дядю как опасного противника, его игра вначале не предвещала ничего интересного. Старик играл обдуманно, но суховато и, как Зирнису казалось, довольно шаблонно. Только в середине партии Суна сделал необычный ход: надо было идти конем, а он пошел пешкой.

«Это ошибка? — решил Зирнис. — На королевском фланге у него дела неважные».

Теперь, когда у кандидата в мастера остались только два противника, он еще раз взвесил создавшееся положение. Кое-что ему не нравилось. Центральные пешки белых были блокированы, а казавшееся слабым поле d6 черных атаковать нельзя было, во всяком случае теперь.

Зирнис переместил ладью на ферзевый фланг и подошел к другой доске. Эта партия тоже не сулила легкой победы — Пурвинь упорно сопротивлялся и даже обеспечил себе известное преимущество.

«Ничего! Не выдержит», — подумал Зирнис, сделал ход королем и вернулся к Суне.

Старый математик перешел в атаку.

Зирнис нахмурился и поставил ладью обратно на линию «е». Атака черных не обещала ничего хорошего.

Сделав ход против Роланда, Зирнис опять подошел к Суне.

Черные выдвинули вперед пешку.

«Черт подери! — рассердился Зирнис. — Старик этот хитер. Теперь я завяз. Интересно, понимает ли это он сам?» — И кандидат в мастера пытливо посмотрел на противника.

Сквозь стекла очков на него глядели колючие, чуть улыбающиеся глаза. За несколько десятков минут Петер Суна помолодел по крайней мере лет на пятнадцать.

Немного помешкав, Зирнис улыбнулся и пожал противнику руку. Случилось невероятное — Крючок победил шахматную знаменитость!

Зирнис занялся последней доской. И здесь игра вошла в решающую стадию. У обоих противников было по коню и по две пешки.

Роланд объяты шах. Зирнис отодвинул короля за пешку.

— Тут у нас будет еще одно очко! — сказал Суна племяннику.

— Ты думаешь? — спросил Клав и посмотрел на дядю.

— Я вижу!

Клав еще ничего не видел. Не видел и Роланд. Он опять объявил шах, и белый король ушел.

Пурвинь думал долго, но одно было ясно: если он не будет продолжать объявлять шах, Зирнис продвинет короля вперед, и партия будет проиграна. Он еще раз объявил шах, ходы повторились, и игра закончилась вничью.

— Поздравляю! — Зирнис подал Роланду руку. — Вы сыграли правильно.

— Нет, он сыграл неправильно! — довольно резко заметил Суна.

— У вас есть другой вариант?

— Да.

— Интересно! — Зирнис уселся и расставил фигуры в прежнем положении. — Посмотрим.

— Давайте! — Суна прищурил один глаз.

— Ваш ход.

— Я иду пешкой!

— В таком случае, я бью вашего коня.

— Пожалуйста!

— А потом? — Зирнис уже начинал терять самоуверенность. У старика, видимо, опять было что-то на уме.

— Потом? Потом пешка превращается в ферзя.

— Ну, ну, не так быстро! — попытался возразить противник.

— Не так быстро, но все же пешка превращается в ферзя! — торжествовал Супа.

— Пешку можно бить конем, — еще раз попытался возразить Зирнис, по в конце концов признал: — Да, вы правы. Если я эту пешку побью конем, то крайняя становится ферзем. Ясно. Этого я не заметил.

В тот день Супа одержал уже вторую победу, по самое неожиданное случилось под вечер, когда к нему зашли Абелит, Пурвинь и Жидав.

— Не возьметесь ли вы руководить пашей шахматной секцией? Вы могли бы нас многому научить, — сказали они.

— Ну, ну! — отмахивался Суна. — Поспешишь — людей насмешишь. Надо обдумать. Пока я вам ничего не обещаю.

— Все будет хорошо. — сказал Роланд, когда ребята возвращались домой. — Могу ручаться, что скоро Супа будет делить с нами все радости и горести.

Глава девятая

Радости и горести

1

Реки освободились от льда и помчались вперед, навстречу песне. Земля просохла и медленно меняла серо-бурую окраску на ярко-зеленую. Поутру весна слышалась в свисте скворцов, а по вечерам — в хриплой песне вальдшнепов. Весну можно было почувствовать и в дуновении ветра, и в робком запахе первых подснежников.

Петеру Суне до сих пор некогда было интересоваться запахами и красками времен года, но этот день был совсем особенный.

— Нечего вечно торчать дома, — сказал Суна после обеда, надевая черное, уже порядком поношенное пальто.

Он сказал это, как будто оправдываясь перед самим собой, что нарушает привычный порядок.

Очутившись на школьном дворе, Суна невольно остановился.

Куда же пойти? По правде говоря, старому математику идти было некуда. Получив зарплату, он уже отнес сто рублей в сберегательную кассу, а нескольких десятирублевок, аккуратно сложенных в бумажнике, в лучшем случае хватит до следующей получки. Поэтому в сберкассу идти незачем.

«Может, заглянуть к старому знакомому — к сыровару?