Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 1

— Пожалуйста, Наталья Александровна. И вот рекомендую — салат. — Он налил ей водки, положил салата.

— А вас как по батюшке?

— Николай Авдеевич.

— Ну, так будем знакомы, — Натуся протянула ему ручку.

И они, по случаю состоявшегося знакомства, сепаратно выпили.

— А вы кто? — напрямик осведомилась Натуся. Она не церемонилась с мужчинами, зная, что они этого не заслуживают.

— Я? Сосед.

— В смысле — мой сосед?

— Нет. Ольги Степановны и Владимира Игнатьевича. Живу этажом ниже.

— Но чем вы занимаетесь?

— Филуменистикой.

— О-о, — протянула почтительно Натуся. — Это что-нибудь такое, да? — Она приложила палец к губам. Аня говорила, что сам Владимир Игнатьевич и его знакомые, которые будут на свадьбе, работают в номерном институте.

— Филуменистика — это спичечные этикетки, — пояснил Николай Авдеевич. — Я собираю спичечные этикетки.

— Ха-ха-ха… — запрокинув голову, расхохоталась Натуся. Она ценила остроумных людей. — Я вас… ха-ха-ха… умоляю!

При всей своей малюточности и хрупкости, Натуся обладала очень громким, баритональным и резким смехом. Поэтому все за столом обратили внимание на этот смех.

Аня тоже: она с тревогой посмотрела на мать.

— Ей-богу, — подтвердил Николай Авдеевич. — То есть, раньше я работал. Вместе с Владимиром Игнатьевичем. Мы с Володей давние друзья… А теперь я на пенсии. Уже год. Остались — этикетки. Между прочим, это далеко не пустячное дело…

— На пенсии? — поразилась Натуся. — Но ведь вы еще совсем молодой!

Николай Авдеевич пожал плечами.

— А где ваша… — начала было Натуся.

Но сосед слегка коснулся ее локтя, прерывая беседу.

Оказалось, что один из гостей — тот, что с незавидной худобой — заканчивал проникновенный тост за здоровье родителей жениха, Ольги Степановны и Владимира Игнатьевича.

Натуся первая, даже не дав тому договорить, зааплодировала и, первая же, поднявшись с места, демонстративно выпила до дна. Ей хотелось, чтобы все видели, как глубоко она уважает породнившихся с нею людей, сватьюшку и свата.

И все это увидели.

Потом за столом снова зажужжали разговоры.

— А вы, Натальи Александровна, кажется, работаете на телевидении? — в свою очередь спросил Николай Авдеевич.

— Да, ассистентом режиссера.

— Должно быть, это очень интересно?

— О-очень! Как вам интересно — так и нам.

— Нет, почему же… — Он поспешил засвидетельствовать свою лояльность. — Бывают очень хорошие передачи. Ка-вэ-эн, потом этот… «Кабачок». Иногда неплохие постановки…

— Я вас умоляю, — согласилась Натуся. Но в голосе ее уже слышалось тайное злорадство: — А как вам понравилась передача «Магнитное поле в вакууме»? Блеск, правда? А это… «Испарение и конденсация»? Здорово?

Николай Авдеевич моргал смущенно.

— Не видели? Так я, к вашему сведению, этим и занимаюсь. Учебная программа. Вы не видели, и другие не видели, и никто не видел. И мои бы глаза не глядели — да приходится…

— Ну-ну. Это — очень полезные передачи. Ведь есть студенты, особенно заочники, которым необходимо…

— Чихали они на все это. Они футбол смотрят. И Грету Гарбо по четвертой программе.

Натуся пылала негодованием. Она сама потянулась за бутылкой, налила себе и соседу.

— Постановки? Сплошная халтура. Вы бы побывали у нас на репетициях. Прибегает актер с киностудии — снимался там, весь в мыле, — а вечером ему еще в театре играть. Прямо в ожидалке плюхнется в кресло, партнер напротив, и пошли бубнить роли. А за соседним столом — другой спектакль…

Какой-то гость уже несколько раз поднимался с бокалом в руке: вероятно, он имел намерение произнести тост.

Однако Натусин голос, покрывавший теперь все остальные голоса, заставлял его снова садиться на место.

Она оказалась в центре внимания. Ей уже задавали вопросы со всех сторон, и она едва успевала на них отвечать:

— Что?.. Надоел? А кому он не надоел? Самому себе не надоел — потому что ням-ням хочется…

— Господи, да ведь это все — пленка! Сплошная пленка, крутят и крутят — а они дома сидят, чай пьют. Только не чай, конечно…

— Какая пересадка? Да что вы!.. Он просто занимает: сзаду наперед… — Она даже показала, как это делается. — За-ни-мает… Спереди-то это незаметно!

Аня, оказавшаяся вдруг рядом с Натусей, нежно обняла ее. И зашептала в ухо: «Мама, не надо… и, пожалуйста, не пей больше».

Шифоновая фата, что была на ней, щекотала Натусе шею: она поежилась, засмеялась, шутливо оттолкнула дочку:

— Да ну тебя! Иди-ка к своему… Нет, постой. А где музыка? Почему нет музыки?

— Мама, не надо…

Натуся, однако, уже кричала:

— Петенька! У вас есть музыка? Ну, какая-нибудь…

— Да-да. Есть.

Жених кинулся в угол, где стоял магнитофон. Наверное, он просто забыл о том, что нужно завести музыку и начать танцы.

Забренчали гитары, зазвенели тарелки, застучал барабан. Юношеские голоса — наивные, чистосердечные — затянули песню.

— Фу, битлы, — сморщилась Натуся.

Но сосед, Николай Авдеевич, уже встал и, одернув манжеты, поклонился ей.

Танцевал он, прямо скажем, паршиво. Он, видно, предполагал, что это танго, а это было совсем не танго. Да уж ладно. Натуся боялась только, что он наступит на ее новые красные туфли.

Добрый почин нашел последователей. Петя повел Аню. Владимир Игнатьевич — Ольгу Степановну. А тот, которому так и не дали произнести тост, утешился тем, что вывел танцевать свою жену. И еще поднялась какая-то пара…

Но в этот самый момент Натуся решительно бросила посреди комнаты своего кавалера, отделила Петю от Ани и потащила его к магнитофону.

— Петенька, милый! Ну, зачем эта тягомотина?.. У вас есть что-нибудь такое? — Натуся нетерпеливо прищелкнула пальцами.

— Да-да, — заверил жених и нажал клавишу. — Твист или шейк?

— Ну, хотя бы твист.

Петя нашел твист.

И с первых же звуков Натуся, как цирковая лошадка, уловившая знакомый ритм, затрепетала всем телом. Уже пританцовывая на ходу, обострив локотки, она двинулась к Николаю Авдеевичу.

Но тот лишь испуганно замахал руками:

— Нет, извините… я не умею этого.

Будто он что другое умел.

— Эх! — укорила Натуся.

И направилась к жениху.

Петя тоже отступил в смущении. Но гости одобрительно зааплодировали. И ему пришлось подчиниться.

Теща с зятем танцевали твист.

Петя, надо отдать ему должное, несмотря на свои очки и на свою чопорную тройку, оказался достаточно искусным в этом танце. Он старательно выворачивал ступни, выбрасывал поочередно кулаки, будто работал с боксерской «грушей». Натуся повернулась спиной, и Петя повернулся спиной. Натуся присела к самому полу, и он, вслед за ней, сделал то же самое.

Но уже через минуту волосы его взмокли, белая сорочка отсырела, а движения его делались все мельче, все затруднительней, все бездыханней…

А Натуся только входила в раж.

Ее маленькие ноги выделывали черт знает что. Она высоко задирала одну, будто в старинном канкане, и каким-то чудом продолжала танцевать на другой. Она закручивала немыслимые вензеля. Она наклонялась влево, а ноги между тем танцевали вправо, потом наоборот: она — вправо, а ноги — влево. И все это у нее получалось так легко, что вызывало представление о невесомости.

Посрамленный жених отошел в сторонку.

Натуся осталась одна. Теперь она солировала.

И, вертясь волчком, успевала еще следить за окружающими.

Аня нюхала белый цветок, приколотый к ее платью.

Ольга Степановна и Владимир Игнатьевич с пристальным вниманием смотрели на нее.

Гостьи в серьгах сидели, поджав губы. А гости, все как один, — и седые, и плешивые, — восхищенно улыбались.

Николай Авдеевич с гордостью взирал на остальных.

Напоследок, уловив, что музыка идет к концу, Натуся выдала самый высший класс.

Она откинулась назад, будто переломившись в пояснице, так, что голова едва не касалась пола, и, продолжая выделывать ногами немыслимые па, стала мелко креститься в такт музыке…

Пожалуй, лучше она никогда не танцевала.

Вернувшись за стол, Натуся подняла рюмку и, воскликнув: «Горько!» — вылила водку себе в рот, а потом — согласно традиции, на счастье — разбила эту рюмку об пол.

Наутро она силилась вспомнить, как попала домой. Кажется, ее привезли на такси. Да, на такси… Потому что — это осталось в памяти — пришлось очень долго стоять на улице, ждать машины. А машин не было. Наконец какая-то остановилась…

И еще Натуся припомнила, что ехала в такси не одна. Кто-то провожал ее… Но кто? Владимир Игнатьевич, Петя?.. Или этот, как его… ну, сосед по столу…

Она испуганно вскочила: оглядела свою постель, комнату… Нет, как будто все в порядке.