Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский

Одна — миловидная, белозубая, с яркими губами и густыми черными ресницами. От нее трудно было отвести глаза, и она знала это, улыбалась часто и чуть деланно, словно желая сказать: «Ну чем я виновата, что такая красивая?» Ее звали Зоя. Она сразу оказалась в центре внимания, ее часто приглашал танцевать Козыренко, и она танцевала так же броско и красиво, как улыбалась.

Другая в сравнении с ней казалась блеклой и неприметной. Была она тоненькая, невысокая; матово-смуглое, чуть скуластое лицо с чистым высоким лбом было спокойно. Только глаза большие и серые неожиданно освещали его скрытым светом, и тогда оно странно хорошело. Один раз она вдруг быстро и пристально взглянула на Бойко и сейчас же опустила глаза. Продолжалось это одно мгновение, но его вдруг обдало теплой волной. «Славная девушка», — подумал он. Ему вдруг захотелось, чтобы она снова посмотрела в его сторону. Но она словно позабыла о его существовании; только иногда он видел ее высокий лоб или тонкий профиль, когда она поворачивалась к подруге. Танцевала она мало. К ней подкатывался было Козыренко, она, видно, сказала, что то извинительное, чуть покраснела, и он опять пригласил Зою. Тогда Бойко, сам удивляясь своей решительности, подошел к ней.

Девушка чуть растерянно подняла на него глаза, но послушно встала, и он облегченно вздохнул, чувствуя, как сразу вспотели ладони. «Словно семиклассник на танцплощадке», — промелькнуло в голове.

Она танцевала неважно, робко, слабо прижимаясь к нему и глядя ему в грудь. Но ему почему-то было хорошо.

— Вас Надей зовут? — спросил он.

Она кивнула, не подымая глаз.

— А меня Ваней. Так что будем знакомы…

Рука у нее была мягкая, девичья, но на ладошке отчетливо ощущались твердые, как пуговички, мозольки.

— Вы где работаете?

— На рыбозаводе, в поселке.

— К нам еще приедете?

— Нет, теперь вы к нам приезжайте, — улыбнулась она.

Баян смолк. Они медленно разняли руки, и он проводил ее на место. Потом сидел поодаль, но чувствовал, что какая-то тонкая ниточка протянулась между ними. Больше в тот вечер он не танцевал с ней. Да к тому же гости вскоре заторопились ехать.

Стоял вместе с другими на пятачке, провожая вездеход. Еще раз почувствовал в своей ладони мягкую Надину руку и долго глядел вслед рубиновому фонарику в грачьей черноте летней ночи.

* * *

Пошли заполненные повседневной горячкой дни, стал забываться этот вечер, но Бойко с удивлением ловил себя на мысли, что думает о Наде. В душе пытался иронизировать над собой: «Подумаешь, красавица, у нас таких на Волге сотня на квадратный километр. Просто давно не видел девчат…»

Но мысли о ней не проходили. Память почему-то удерживала каждую деталь, услужливо расставляла перед ним, перебирала словно цветную морскую гальку. Вспоминал ее лицо, тихий голос, ее руки с мозолями-пуговичками.

«Интересно, она-то вспомнила хоть разок обо мне?» «А почему, собственно, она должна вспоминать обо мне, — пожимал плечами, — разве нет на заставе других ребят?»

Раньше Иван не очень-то задумывался над тем, нравится ли он девушкам. Знал, что он высокий, черноволосый, смугловатый (пошел лицом в бабку-украинку). За черноту на улице дразнили его «цыганом». Правда, сестра иногда говорила шутя: «Ох, Ваня, будут сохнуть по тебе девчонки из-за твоих черных глаз». Он отшучивался: «Ничего, не высохнут, я их поливать буду из лейки».

У них в компании было принято о девушках говорить снисходительно, с веселым пренебрежением, серьезные чувства оставляли на потом. «Успеется» — таков был общий девиз.

Но сейчас происходило что-то другое. Он чувствовал это, недоумевал и тревожился.

Если бы рядом был Рашид!.. Он поговорил бы с ним потихоньку. Спросил бы: «Как тебе Надя, Рашид?» «Как ты думаешь, Рашид?…» Словом, спросил бы. С ним было легко, с Рашидом. Со старшиной на эту тему не поговоришь.

И теперь Бойко все с большим нетерпением стал ждать поездки в рыбачий поселок, которую обещал Козыренко.

Но ответный визит к шефам пришлось отложить надолго: на заставу прибыла проверочная комиссия.

На рассвете всех подняли по тревоге. Бойко вместе с другими выскочил на освещенный прожектором пятачок и не узнал заставы. Все было полно движения, лязга, грохота.

Два больших вертолета погрохатывали на площадке, издали похожие на огромных черных рыб, оконца в кабине пилотов светились, как жаберные щели. Из гаража выползал, вспыхивая фарами, вездеход. В грозно поблескивающих стальных шлемах, бряцая автоматами, пограничники грузились в вертолеты.

— Скорей! — командовал капитан. Голос был непривычно суровым и властным.

Бойко просунулся в узкую дверцу, уселся на жесткое дюралевое сиденье, вдыхая запах бензина, нагретой краски и ремней. Вертолет взревел, накренился, оторвался от земли, неповоротливый, как железная бочка. В запотевших окнах поплыла в рассветных серых сумерках щетина лесков на боках сопок, мелькнула высунувшаяся из облака верхушка вулкана. Вертолет завис над береговой кромкой, накренился, взревев двигателями, стал снижаться. Выпрыгивали прямо на мокрый песок, бежали к полосе кустарника окапываться. Иван узнал пляж.

«Вот так, наверное, начиналась война, — подумал неожиданно. — Отец рассказывал: подняли по тревоге и сразу — окапываться. А через час пошли танки…»

Океан был зловеще пустынным. Но ему все время казалось, что вот сейчас он увидит вдали тупую корму вражеской десантной баржи.

Рядом Гогуа яростно вгрызался в землю лопаткой, пыхтел, как паровоз. У его ячейки лежал гранатомет с рыбовидной миной. Бойко как-то на учениях стрелял из такого — потом целый день звенело в ушах. Покосился на свой автомат, сумку с запасными магазинами. Почему-то стало тревожно на сердце. «А может, по-настоящему начинается?»

Быстро рассветало. Сверху послышался шум мотора, неподалеку остановился вездеход. Капитан вместе с незнакомым офицером прошли вдоль окопавшегося отделения. Офицер посмотрел на часы, близко поднеся их к глазам. Капитан за его спиной озорно подмигнул старшине. «Учебная тревога», — облегченно подумал Бойко.

— Как думаешь, Арсен, долго еще оборону занимать будем? — весело спросил у Гогуа.

Гогуа, хозяйственно разложивший лопатку и гранаты в нише, степенно ответил:

— Одному аллаху известно.

— Ты вон, какой окоп вырыл — семьей жить можно…

— Тяжело в учении — легко в бою, знаешь такое слово?

— Ты у нас знаток, Арсен.

— Точно.

— Гляди, ракета. Сигналит сбор. Пропал твой выдающийся окоп. Пошли!

Несколько дней лихорадочной, бурной жизнью жила застава. Преследовали «нарушителя», вели встречный бой, лежали в засаде. Старший проверочной комиссии оказался давним знакомым капитана Майорова и «по дружбе» так угонял всех, что даже двужильный старшина кряхтел и тихо ругался