Том 3. Чевенгур. Котлован - Андрей Платонович Платонов

Дом), частично – в РГАЛИ, а также хранились в домашнем архиве писателя (передан в ИМЛИ). Они позволяют реконструировать в общих чертах историю создания текста. «Чевенгур» как будто составлен из фрагментов большего или меньшего объема. При этом очевидно, что писатель использовал в своей работе тексты более ранних произведений, возможно незаконченных.

Судя по всему, Платонов в основном работал над «Чевенгуром» с 1926 по 1928 год – такие даты стоят в конце авторизованной машинописи из Платоновского фонда ИРЛИ РАН (ф. 812, ед. хр. 35).

Однако почти несомненно и то, что некоторые из фрагментов были созданы ранее, причем являлись реализацией совсем иных замыслов.

Выделяются следующие крупные изначально самостоятельные части, ставшие позже одним произведением. Во-первых, фрагмент, который был опубликован Платоновым отдельно под названием «Происхождение мастера». В сюжетном отношении он представляет собой предысторию главного героя Александра Дванова и других персонажей, с жизнью которых связано последующее повествование. Благодаря некоторым деталям (тип бумаги, особенности правки, нумерация страниц в рукописи) можно предположить, что Платонов сделал список с какого-то неизвестного черновика, посвященного герою-мастеру, попутно его исправляя, чтобы включить в «Чевенгур». Второй большой фрагмент связан с путешествием Дванова по степи в поисках социализма. Он также прежде принадлежал другому произведению – повести «Строители страны» (1925). Часть текста «Строителей…» была реконструирована на основе рукописей «Чевенгура». Третий большой фрагмент посвящен самому городу Чевенгуру и событиям, которые в нем разворачиваются. Есть в рукописи и другие фрагменты, которые производят впечатление автономных по замыслу, но не состоявшихся произведений.

Ощущаемая внутренняя разностильность «Чевенгура» во многом объясняется тем, что в нем сосуществует множество автономных замыслов.

III

Предлагаемый комментарий в силу многих причин (начиная с характера самого художественного произведения и заканчивая техническими ограничениями объема) не может претендовать на полноту охвата платоновского текста. Его цель – показать возможные пути прочтения «Чевенгура». В нем, во-первых, рассматриваются те реалии, которые можно уловить в полуфантасмагорическом-полуисторическом повествовании. Во-вторых, комментарий раскрывает значения ряда слов, выходящих за рамки привычного словоупотребления. Кроме того, в нем выделяется комплекс мотивов, характерных для всего творчества Платонова и поэтому помогающих раскрыть «темные места» «Чевенгура». Уделено внимание важнейшим внешним источникам и параллелям, позволяющим наметить идеологический контекст – в котором возникало произведение. Приведены трактовки некоторых эпизодов, а также несколько фрагментов из рукописи: последние раскрывают смыслы, которые в окончательном варианте текста переведены автором из разряда очевидных в ряд «загадочных».

…в Бога он от частых богослужений не верил… – Проблема веры и религии крайне значима для Платонова. На первый взгляд отношение молодого Платонова к религии негативно. Религия, говоря словами Платонова из статьи «Разможжим» (1920) – наследие старого, мертвого мира, то, что «русский пролетарский человек давно закопал и успел поперезабыть» (Соч., I, 2, с. 32). Но к тому же времени относится и иная точка зрения: «Над народом не надо смеяться, даже когда он по-язычески верит в свою богородицу. Сознание, что на небе есть благая богородица – роднее и ласковей матери, дает сердцу мужика любовь и силу <…> народу надо дать вместо религии не меньше, а больше, чем религия» (Платонов 1990, с. 183).

По «Записным книжкам» Платонова можно судить о том, как неоднозначны слова «бог», «религия», «вера» у зрелого Платонова. Он, в частности, пытается понять и религию, и атеизм, отыскивая их общность: «Бог есть и бога нет. То и другое верно. Бог стал непосредственен etc., что разделился среди всего – и тем как бы уничтожился. А „наследники“ его, имея в себе „угль“ бога, говорят его нет – и верно. Или есть-другие говорят – и верно тоже. Вот весь атеизм и вся религия» (Записные книжки, с. 257).

Для Платонова существенна и фейербахианская линия в отношении к религии: «Человек – отец Бога. Человек и бьющаяся в нем жизнь – единая власть вселенной от начала и до конца веков» (Соч., I, 2, с. 76).

Родившись, он удивился и так прожил до старости… – Сущностная черта бобыля – его удивление миру-писатель противопоставляет деятельной натуре Захара Павловича. За противопоставлением прочитывается «идеологический сюжет». Л. Фейербах противопоставляет те же самые формы знания и отношения к миру-утилитаризм и знание созерцательное, знание-удивление.

Как ты думаешь, бояться мне аль нет? – Смерть у Платонова занимает крайне важное место. Все его творчество было связано с попыткой психологически, мифологически, метафорически преодолеть или как-то приспособить смерть. В ранних произведениях Платонова отчетливы мотивы «Общего дела» Н. Федорова: «Со смертью надо спешить: родился другой враг. <…> Мысль легко и быстро уничтожит смерть своей систематической работой-наукой» (Соч., I, 2, с. 99–100; Культура пролетариата, 1920).

Это гудела далекая машина, живой работающий паровоз. – Образ паровоза у Платонова связан с идеей прогресса и революции. В то же время автора «Чевенгура» отличает стремление оживить технику, включив ее в понимаемую очень широко Природу. Этому противостоит тенденция, характерная для раннего творчества, коренного изменения мира с помощью техники: «Мы рванемся на вершины / Прокаленным острием! / Брешь пробьем в слоях вселенной, / Землю бросим в горн!» (ГолГлуб, 4).

Где сейчас этот мальчик? <…> как круглый сирота. – См. комм. к с. 238.

Хоньжи-ханжа, притворно набожный или притворно добродетельный человек.

– Попрощайся с отцом – он мертвый на веки веков. <…> будешь вспоминать;…он так грустил по мертвому отцу, что мертвый мог бы быть счастливым. – Н. Федоров полагал разные ступени, по которым должно пройти человечество, размышляющее о преодолении смерти и даже воскрешении мертвых предков, отцов. Одна из них связана с памятью об умерших.

…не мог превозмочь свою думу, что человек произошел из червя… – Платонов придает важное значение эволюционной теории. В раннем тексте Платонова находим такое размышление по данному поводу: «Человек вышел из червя. Гений рождается из дурачка» (Соч., I, 2, с. 68; Ответ редакции «Трудовой армии» по поводу моего рассказа «Чульдик и Епишка», 1920).

…видеть сны: будто умирает его отец-шахтер, а мать поливает его молоком из своей груди… – Сны в «Чевенгуре» символичны. Иногда в них просматриваются биографические мотивы. Одним из кодов для их истолкования служит Платонову «язык» народных примет и поверий. В данном фрагменте соединились оба смысловых слоя. Сюжет сна перекликается с историей рода Климентовых: дед Платонова по отцу, землекоп, погиб при аварии на шахте (Ласунский, 18).

Следуя «мифологической» логике, кормление грудью для избавления от смерти – мотив, встречающийся в истории культуры. Юпитер в поисках бессмертия для Геркулеса дает ему напиться молока из груди спящей Юноны. Этому живописно иллюстрированному сюжету (например, Тинторетто) близки «Отцелюбие римлянки» Рубенса и Симона Вуэ. Если же говорить собственно о мифологии, то показательно почитание молока