Рабочие люди - Юрий Фомич Помозов

— Ну, Жарков, — ответил Прохор с настороженной прищуркой. — А кто сами-то будете?

— Младший лейтенант Коротеев, командир штурмовой группы.

— Где же ваша группа?

— Там, в насадке.

— Понятно, — кивнул Прохор. — Мера предосторожности.

— Штурмовым группам без этого нельзя, — строго заметил младший лейтенант Коротеев. — К штурму надо готовиться тщательно. Значит, изучай объект атаки заранее и разрабатывай план операции детально. Такая наша установка.

— Подходящая установка! — одобрил Прохор, сам любивший, по старой бригадирской привычке, неторопливость и обстоятельность во всяком новом деле. — А сейчас разрешите, товарищ младший лейтенант, показать вам, где огневые точки противника, в каких местах плотнее он окопался.

Прохор стал подводить Коротеева к амбразурам и объяснять местоположение фашистов вокруг печи № 12; но устные объяснения явно не удовлетворили командира штурмовой группы, он сказал:

— Вы, боец Жарков, спускайтесь в насадку и отдыхайте. А я тут, знаете, понаблюдаю часок-другой, пока не засеку огневую точку врага.

— Слушаюсь, товарищ младший лейтенант, — отозвался Прохор. — Только есть у меня к вам одна просьба.

— Выкладывайте ее, да побыстрее!

— Поскольку я солдат в некотором роде беспризорный и к рабочему отряду прибился на время, то возьмите меня в штурмовую группу.

— Хорошо, я подумаю, товарищ Жарков. А сейчас идите и подкрепитесь… Да скажите, чтоб вам рану на руке спиртом обмыли и перевязку сделали.

— Слушаюсь, товарищ командир. Однако не откажите еще в одной просьбе.

— Ну что там еще?

— Дозвольте мне ту распроклятую рану изнутри обмыть… Так сказать, через горло.

— Разрешаю, боец Жарков. А вообще-то думаю, что вы на большее можете рассчитывать. К примеру, на боевой орден.

— Нет, вы уж сначала дайте принять шкалик заместо лекарства. Потому как я без него и до ордена могу не дожить.

Коротеев рассмеялся и поощряюще подтолкнул Прохора к отверстию насадки, откуда уже сквозило не только печным, но и человеческим теплом.

III

Прохор не мог в точности определить, сколько скопилось в просторной насадке бойцов — около десятка или поболе того, потому что сразу же, как только он сполз вниз, по глазам хлестнул напористый свет карманного фонаря.

— Да будет вам! — добродушно проворчал Прохор, заслоняясь выставленным локтем здоровой правой руки. — Лучше бы вы, братцы, хлебом-солью приветили разнесчастного окруженца-блокадника, а также, согласно приказу вашего командира, проспиртовали меня малость изнутри… для скорейшего заживления раны.

Фонарик дрогнул и уже твердо уставился своим лучистым зрачком на зеленую флягу, которую медленно, не без торжественной почтительности протягивали чьи-то белым-белые, молодые и, казалось, вовсе не солдатские руки. Однако Прохор без всяких церемоний подхватил ее, пригубил.

— Сразу всю не глуши натощак: ослабнешь, — степенно посоветовал чей-то надтреснутый и жужжащий подобно ветру в щели басовитый голос из самого дальнего угла насадки, и сейчас же оттуда на свет выставился кусок шпига, наколотый на острие кинжала: дескать, вот тебе и закуска!

Так как левая раненая рука плохо слушалась, а правая любовно сжимала флягу, Прохор прямо зубами снял с кинжального острия лоснящийся шпиг и принялся обсасывать его. Но тут вдруг все расщедрились: кто протягивал хлебный ломоть, кто луковицу, кто плитку шоколада… И пришлось Прохору, чтобы только не обидеть добрых людей, прилежно, до ломоты в скулах, жевать все подряд и лишь изредка, да и то с виновато-совестливым видом, отхлебывать из фляги-душеспасительницы хотя и разбавленный изрядно, а все-таки еще отменно забористый и сокрушительный, особенно для ослабевшего тела, солдатский спирт.

Наконец насытился он, захмелел — и молвил:

— Будет, братцы! Враз я отъелся за целую неделю, не то и за две… Благодарствую за хлеб-соль!

Тут взвился молодой тенорок, рассыпался трелью в душной насадке:

— Да неужто ты, дядя, две недели один супротив фашистов сражался?

— Может, и две, — с трудом шевельнул Прохор отяжелевшим языком. — Уж и не упомню, сколько дней прошло… Все-то они, как сажа, на один похожи.

— Да ты рассказал бы, дядя, как геройствовал! — не умолкал и, казалось, все выше взвивался молодой тенорок.

— Какое же тут геройство? Ведь я свою кровную двенадцатую печь защищал!.. А вот лучше-ка вы, братцы, растолкуйте, что это за диво — штурмовая группа. Потому что имею я думку с вами заодно действовать, если, конечно, примете в свое братство.

— Да неужто не примем? — звенел-вызванивал в ушах тенорок. — За милую душу примем героя! И нашей новой тактике обучим!

— В чем же ее смысл?

— Да в том, что врывайся в дом вдвоем — ты да граната. И оба, слышь, будьте одеты налегке — ты без вещевого мешка, граната — без рубашки. А врывайся так: граната впереди, ты — за ней.

— Ну, а как насчет автомата?

— Автомат при тебе, на шее! Ворвался в комнату — в каждый угол гранату, а мало — автоматную очередь, и вперед. Другая комната — снова кидай гранату, снова прочесывай автоматом! Помни: бой внутри дома бешеный. Не медли! Не оглядывайся на товарищей и действуй самостоятельно. Будь готов ко всяким неожиданностям. К тому, что враг может контратаковать. Тогда — не теряйся! Ведь ты уже захватил инициативу. Действуй еще злее гранатой, автоматом, ножом, а коли под рукой саперная лопата — руби ею заместо топора.

Кто-то из солдат рассмеялся:

— Ловко строчит наш Иголкин! Он одними словами не хуже пуль пригвоздит немцев!

А надтреснутый голос, похожий на ветровой жужжащий гул в щели, укорил:

— Нет в тебе, Иголкин, разумения, что человек в окружении сидел, и надобно ему с обороны перестраиваться на атаку. Значит, ты не стрекочи, ровно пулемет, и все толком-ладом расскажи насчет штурмовой группы. Потому что какое у нее наиглавнейшее назначение? Идти на стык с противником, навязывать ему ближний бой, вышибать его из подвалов и проломов — да так, чтобы он, проклятый, и охнуть не успел. А для этого — падай ему на голову как снег, просачивайся в его опорные пункты как вода. Наноси удары с фронта, с тыла, с флангов — откуда сподручнее. Ну, а если стена глухая, толстенная — не паникуй, только малость отползи, притаись да жди-выжидай, когда подойдет на помощь группа закрепления. Уж она-то не даст маху! У нее оружие пробивное, самое подходящее: ломы, кирки, пулеметы ручные и станковые, ружья противотанковые, минометы, а надо — так и пушчонка найдется. А пушчонка не поможет — саперы поведут подземно-минную атаку, и, глянь, стены как не бывало.

Прохор старался слушать ученически-прилежно, но зевота раздирала его рот, а глаза отчаянно слипались. И скоро уже его мощный храп заглушил и близкий дружеский голос, и отдаленную перебранку пулеметов…

Прохор Жарков спал всего в каких-то тридцати — сорока метрах от немцев. Он