Юность моя заводская - Леонид Семёнович Комаров

Злополучная шестеренка, или секреты мастерства

Скоро Новый год. На центральной площади города из множества маленьких елочек соорудили большую елку. В магазинах не протолкнешься. В витринах выставлены деды-морозы, слюдянисто сверкающие клееными ватными шубами. Над портиком театра вращается разноцветный стеклянный глобус.

С января завод должен выпускать новые машины. Спешно готовится оборудование.

Наш участок завален срочными заказами. Многим приходится работать сверхурочно. Меня не оставляют, наверное, потому, что имею слишком малую квалификацию. Вот и сегодня тоже надо работать сверхурочно. Гришка Сушков, как всегда, начал торговаться. Ковалев разозлился и сказал, что он может проваливать домой. Гришка ушел.

Ковалев обратился к Бычкову:

— Костя, оставайся.

— Сегодня не могу.

— Ты понимаешь — срочная работа. Главный инженер лично дал задание.

— Не уговаривай, не останусь. Лошадь я, что ли? И так три раза оставался. Пускай кто-нибудь другой теперь.

— Некому, милый ты человек! Ну, хорошо. Не хочешь сверхурочно — поработай за отгул. В январе отгуляешь.

— Хватит с меня, — упрямился Костя.

Наступило молчание. Ковалев смотрел Косте в лицо и с грустной улыбкой качал головой: дескать, от тебя-то никак не ожидал отказа. Я стоял возле них и не знал, удобно ли предложить свою помощь. А получить самостоятельную сборку давно не терпелось.

— Можно мне остаться? — нерешительно спросил я.

Ковалев повернулся ко мне, рассеянно окинул взглядом. «Куда соваться! — тут же подумал я. — Не разрешит». А Ковалев, после паузы, вдруг сказал:

— А что? В самом деле, почему бы не остаться? Приспособления не очень сложные: справишься!

Он выдал мне чертежи, рассказал, где какую пригонку сделать.

— Я вообще тоже остаюсь, только сейчас мне на заседание комсомольского бюро. Ты пока работай, а что не получится, приду — разберемся.

Костя, как мне показалось, недружелюбно взглянул в мою сторону. Неужели подумал, что я подхалимничаю?

Все ушли. Я приступил к работе. Взялся горячо, даже взмок. Подгонял, прикручивал, снова подгонял, пилил напильником… Сначала было хорошо, а потом заело. Одна шестеренка — будь она трижды неладна! — никак не вставала на место. Я ее и так и этак, а она никак. «Зуб, что ли, у нее толстый?» Миновало полтора часа, а я еще возился с этой злополучной шестеренкой. Разобрал приспособление, снова собрал — опять не ладно. По лицу катились ручьи пота, волосы слиплись на лбу, копошусь беспомощно у верстака, поглядываю на часы, а Ковалева нет и нет. Бросить бы все и уйти!

«К черту! — горячился я, хотя продолжал возиться. — Домой пора! Но… как тут уйдешь?! Позор! Доверили первую самостоятельную сборку…» Злился на себя, на приспособление и вообще на все на свете. Снова торопливо разобрал приспособление, уронил крышку, она больно ушибла ногу. Прикусил губу и, наверное, дал бы волю слезам, но за моей спиной кто-то кашлянул. Я обернулся и увидел… Костю Бычкова. Он стоял, заложив руки за спину, и улыбался. Свидетель моего провала. Смеяться пришел?!.

— Что, дружище? — спросил он, и глаза его лукаво прищурились.

— Не получается, — буркнул я.

— Торопишься. Поспешность нужна при ловле блох, понял?

Костя снял пальто, кинул его на верстак.

— Давай поглядим.

Он спокойно осмотрел приспособление. Взял в руки шестеренку.

— Почему же она не входит, как ты думаешь?

— Н-не знаю…

— Да потому, что токарь, который ее точил, арап — фасок не снял. А без фасок шестеренка на валик не сядет — зазор остается. Вот и вся сказка.

Костя подошел к наждаку, сделал что нужно и начал неторопливо собирать. Уложил в корпус детали, закрепил их. Потом завернул крышку и попробовал покрутить за маховичок — он вращался туго. Я, не отрывая глаз, следил — что он будет делать дальше? Костя достал из своей тумбочки алюминиевый молоток, ловко, словно играя, перебросил из левой руки в правую и со всего размаху — я даже ахнул! — ударил по крышке два раза. Не знаю, какие законы физики тут сработали, но маховичок стал вращаться свободно.

— Порядок! — как ни в чем не бывало проговорил Костя. — Можно топать по домам.

Больше всего я боялся, что он начнет смеяться надо мной, но Костя даже и не думал. Я смотрел на него с восторгом и благодарностью. Прибежал Ковалев. Завидев его, Костя отошел от меня и, беззаботно насвистывая, словно бы на участок он вернулся случайно, принялся копаться в своей тумбочке.

— Собрал? — спросил Ковалев.

— Собрали, — тихо сказал я. — Костя помог.

Ковалев ничего не ответил, только посмотрел на Костю, сидевшего на корточках спиной к нам, и понимающе улыбнулся.

Первое знакомство с Мишкой Стрепетовым

После обеденного перерыва цех облетела новость: Стрепетов с фрезерного участка выиграл на облигацию 25000 рублей. И начались толки да перетолки. Дело понятное: мимо такого случая равнодушно пройти никак нельзя. Не что-нибудь — 25000! Строили всякие догадки и предположения. Одни говорили, что Стрепетов теперь уволится с завода и будет жить припеваючи (на двадцать-то пять тысяч?!). Другие считали, что увольняться не следует. Деньги положить в сберегательную кассу на срочный вклад. Очень доходно: на проценты более тысячи рублей в год! Третьи (к ним относился наш Гришка Сушков) ничего не предполагали, а только горько сожалели, что-такая сумма досталась не в их руки.

— Привалило же человеку, — вздыхал Гришка и кисло морщился. — А мне и десятки никогда не перепадало. Своих облигаций на восемь сотен имеется, да еще у одной старухи на толчке две двухсотрублевых по четвертной взял. И хоть бы раз выиграл!

Гришка от зависти даже похудел, у него пропало желание работать.

Интересно, кто этот счастливчик с фрезерного участка?

— Ты знаешь Стрепетова? — спросил я Костю.

— Знаю, Мишка — мой товарищ, вместе в общежитии живем.

— Правда, что он выиграл?

— Кто его знает. Пойдем спросим.

Когда мы с Костей появились на фрезерном участке. Мишка разговаривал с дядькой-стропалем.

— Ну, ты как теперича будешь? — спрашивал его дядька. — Женишься, али что?

— Женюсь, папаша, непременно.

— Дом купишь, значитца?

— Обязательно.

— Свадьбу, стало быть, закатишь?

— Закачу. И тебя, папаша, непременно приглашу. Не откажешь?

Дядька чуть не прослезился.

— А главное, не пропей ты денег. Молодой ты парень-то, взбредет в голову шельмовая. Худо, стало быть, будет.

— Нет, папаша, слово даю — не пропью. Будь покоен.

Три дня обсуждали это событие, а на четвертый выяснилось, что никаких денег Стрепетов не выигрывал. Просто пошутил.

Каждый раз, когда поступала новая тиражная таблица, ее вывешивали в цехе на видном месте, чтобы люди могли проверить облигации. Возле нее всегда толпился народ. Мишка Стрепетов взял да и записал себе в блокнот (взбрело же такое в голову!) номер серии