Юсупов. Право на выживание - Новикова Анна

Во дворе городской больницы водитель моет машину с красным крестом и зеркальной надписью «Реанимация». Хлюпает шлепанцами по лужам с грязной пеной. Опрокинул ведро воды на лобовое стекло и вытер руку о застиранную футболку.

Скрипнула пластиковая дверь, на улицу вышли двое в привычных медкостюмах — светло-зеленые брюки, халаты до колен, шапочки на головах. Один — крепко сложенный медбрат с обильной растительностью на лице и руках. Другая — женщина не молодых лет. Вытянутое лицо с глубоко посаженными голубыми глазами, морщины на переносице и на лбу.

— Ты всё свои безалкогольные сигареты куришь? — спросила она медбрата.

— Ну а то, Вероник Станиславна, — ответил тот. — На вкус то же дерьмо, но пахнет как ягодка.

Женщина вздохнула и обратилась к Юсупову:

— Молодой человек, не угостите нормальной сигареткой?

Князь выудил пачку, дал закурить от своей зажигалки и залюбовался тонкой кожей рук женщины. Паутинка синих вен делает красивый и сложный узор.

— Плохие новости? — подала голос та, которую назвали Вероникой Станиславовной.

Юсупов задрал подбородок и выпустил дым вверх.

— Можете не отвечать, — снова сказала та. — По глазам вижу, не на чай с конфетами приехали.

Женщина затянулась и поморщилась, сдерживая кашель.

— Это ничего, гхук… Все там будем, — сказала она.

— Умеете вы воодушевлять, Вероник Станиславна, — вставил медбрат. — Вы не обращайте на нее внимания. Слишком долго работала в бригаде пятьдесят. К нам перевели недавно. Так она в первый же день всех пациентов после реанимации будила со словами: «не повезло тебе — жив еще». Хы-хык!

Бригадой пятьдесят кличут «комбинат спецобслуживания» — эти работники вывозят тела умерших из больниц и с мест происшествий. Неудивительно, что Вероника Станиславовна имеет нездоровую долю цинизма.

— Язык у тя без костей, Искандер, — ответила женщина. — Однажды развяжется настолько, наступишь и сам загремишь в отделение. А я скажу Константинычу, чтоб не жалел, да отчекрыжил скальпелем по самые уши.

Юсупов раздавил окурок о край урны. Кивнул работникам медслужбы и пересек двор к своему ренж роверу. Машина нагрелась на солнце — из салона пахнуло пластиком и ароматизатором. Князь опустил стекла, но прежде, чем включить зажигание, несколько минут тупо наблюдал за тем мужиком, что протирал лобовуху «Реанимации» от разводов.

«У Изабеллы инсульт» — услышал Юсупов в трубке.

Позвонил кто-то из ее охотников.

Князь мчался по вечерним пробкам как истребитель. Сколько раз пересек двойную сплошную и выскочил на красный, даже считать не пытался.

У палаты столпилось четверо. Двоих Юсупов знает в лицо.

— Пока не пускают, — сказал один из них с квадратной челюстью. — Ей плохо стало, когда груз принимала. Ну мы сразу ее сюда. Врачи сказали, что мы вовремя среагировали.

— А что говорят о причинах? — спросил Юсупов.

Охотники переглянулись, и это очень не понравилось князю. А когда услышал ответ, впервые за долгие, очень долгие годы почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Когда нарисовался врач, что-то сказал про покой и необходимость снизить стресс. Восстановление потребует сколько-то времени. Впереди несколько анализов и чего-то там еще. Сейчас ясно одно — жить будет, но передвигаться — даст бог, на своих двоих с тростью. Не даст — на коляске.

Пока охотники моргали лупалками, князь одним взглядом дал понять, чтобы ему никто не мешал. Вошел в палату и тихонько прикрыл дверь.

В ноздри ударил тот самый запах. Так же пахнет Дмитрий.

На кушетке лежит незнакомая женщина. Тело будто исхудало и уменьшилось, лицо осунулось, кожа пожелтела. Из вены торчит игла, к которой тянется прозрачная трубка капельницы. Рядом редкие шумы издает громоздкий прибор с монитором и серыми кнопками.

На негнущихся ногах Юсупов приблизился к кушетке. Женщина повернула голову на звук шагов и открыла глаза. В них мутная пелена и едва тлеющий огонек. Блеклые губы разомкнулись. Голос больше походит на хрип.

— Лягушонок, — сказала она, — знала, что ты первым прискачешь. Подойди.

Юсупов уселся на край кушетки и обхватил прохладную ладонь Изабеллы Давыдовны. Облупившийся бардовый лак на ногтях в этот миг показался шедевром изобразительного искусства.

— Что ж вы со мной делаете, Изабелла Давыдовна? — мягко начал князь. — Бередите мое сердце, лишаете покоя. Мои годы уже не те.

Изабелла Давыдовна выдавила смешок больший похожий на слабый вздох. Едва шевельнула пальцами и ответила:

— Ты мне про годы-то не говори.

— Для меня вы все равно что студентка.

Глава клана охотников медленно моргнула и после долгой паузы добавила:

— Ты ведь давно все скумекал поди? Зенками своими разглядел, что скоро дубу дам.

— Не говорите так, — вставил Юсупов. — Вам еще меня на кол сажать, да огнем опалять.

Он чуть сильнее сдавил ладонь — Изабелла Давыдовна ответила слабым пожатием. Снова прикрыла глаза, на этот раз надолго, а затем сказала:

— Саркома у меня. Сжирает позвоночник как тля. Неоперабельно это. Только химия, и никаких гарантий.

Юсупов сглотнул ком в горле и сказал:

— Я обеспечу вас лучшим лечением за пару звонков.

— Охх… — только и выдала Изабелла Давыдовна.

Под тонким одеялом грудная клетка слабо вздымается. Жилка на шее едва заметно бьется. Видит бог, как Юсупову захотелось поменяться с этой женщиной местами. Перевернуть землю, столкнуть галактики, но только дать ей право на выживание.

— Сколько лет мы друг друга знаем? — прохрипела Изабелла Давыдовна.

— Скоро отметим жемчужную свадьбу, — отозвался князь.

— Тридцать лет, а ты так ничего и не понял. Не боюсь я смерти. Боюсь жизни в форме фикуса. Нельзя мне… Нельзя ни под нож, ни под облучение. Не для того я, кхехх… не для того целое поколение мальчишек поднимала. Не увидят они меня на горшке да в белых тапочках.

На этих словах огонек жизни в глазах женщины разгорелся ярче. Тот самый знакомый огонек, который Юсупов так много раз видел накануне хорошей разборки или во время такой же хорошей попойки.

— Знаю, не хочешь ты так, — продолжила Изабелла Давыдовна. — Но также знаю, что любишь сильнее жизни. Вот и дай дожить мне, как отведено.

Юсупов поиграл желваками, склонился и прильнул губами к прохладной ладони. Так и просидел бы вечность, взывая к любым богам, если они вообще существуют.

Голову накрыла рука, провела по волосам, вызвав волну щемящего чувства в груди.

— Иди, — сказала Изабелла Давыдовна. — Ребятки, поди, пятак под дверью вытоптали.

Князь поднялся и с трудом проговорил:

— Мы еще выпьем за ваше здоровье, мое долголетие и нашу годовщину.

С этим поцеловал женщину в такую же прохладную, как ладонь, щеку и вышел из палаты.

По двору зашуршали шины газели с надписью «Грузоперевозки». Пахнуло угарным газом. Юсупов включил зажигание и не спеша покинул больничный городок. Как же хочется напиться.

Зачем любить, зачем страдать, когда можно упахаться на работе — слышали такое? Два дня Софья приходила в офис раньше всех и уходила позже всех. Дома после душа падала на постель, чтобы мгновенно заснуть. А утром, не завтракая, прыгала в такси, чтобы погрузиться в постинг, сторителлинг в блоге и другие отвлекающие штуки-дрюки.

Влад так и не напомнил о своем существовании. На звонки не отвечал, равно как и на сообщения. В соцсетях не маячил, хоть в розыск объявляй.

Серафима вне зоны доступа — укатила в Карелию на какой-то не то горный трип, не то марафон бегунов-энтузиастов. Пообещала вернуться после выходных.

В пятницу, когда с ассистентками засобирались на обед, в офис с ошалелыми глазами влетела Ксюша — та, что отвечает за рекламные интеграции в блоге.

— Прикиньте че! — завопила она. — Щас такая авария произошла, ну просто жуть! Там машина наехала на отбойник. Из нее тела вылетели. Все в крови! Впервые видела мозги на асфальте.

Потом последовала череда подробностей, от которых аппетит у Софьи заметно угас. Ксюша умеет пересказывать любые события, как для передачи «Криминальная Россия». Оказалось, в машине были двое. Прибывшая бригада «Скорой» накрыла тела и увезла. Пока ДПСники составляли свои бесконечные протоколы и регулировали движение на дороге, Ксюша краем уха услышала, что пострадавшие были глубокими стариками. Видимо решили отправиться на тот свет с ветерком.