Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

— Если бы вы знали, как бы мне тоже хотелось, чтобы все было просто! — воскликнула она с печалью в голосе. — Как бы мне хотелось остаться здесь, с вами, потому что я чувствую, я полюбила бы вас всем сердцем!

Услышав ее последние слова, Жан Кюзенак затрепетал от радости.

— Мое дорогое дитя! Что мне до остальных, если ты меня любишь! Я врал и изворачивался многие годы. Пришло время быть честным. Ты, разумеется, права: мои друзья не поверят, если я расскажу им нашу историю. Ну и пусть, я перестану с ними встречаться, главное — у меня будешь ты, моя дочь! С сегодняшнего дня я перестану приглашать в дом гостей. И через несколько месяцев, если мне захочется повидаться с кем-то из старых друзей, я представлю тебя им как свою дочь. Что до жителей городка… У нас есть хороший союзник — твоя любимая Нанетт!

— Нанетт? — удивленно переспросила девушка.

— Именно! Ты отправишься к ней немедленно! Тем более что тебе наверняка не терпится утешить Пьера. Надень новое платье, ступай к Нанетт и расскажи ей все, что я рассказал тебе вчера вечером. Она постарается, чтобы новость распространилась по всей округе. Люди какое-то время поговорят об этом в бистро, дома во время вечерних посиделок, а потом привыкнут. Господин кюре прочитает мне длинную проповедь, и к следующей жатве все забудут, что когда-то было по-другому!

Мари улыбнулась. Отец всегда казался ей человеком немного рассеянным и далеким от мира сельских кумушек, но в этот раз он говорил истинную правду: как только схлынет первая волна удивления и любопытства, найдутся, как говорила Нанетт, новые «кошки для битья».

Мсье Кюзенак с радостью отметил, что в глазах девушки появилась надежда. После недолгого колебания он сказал мягко:

— Позволь мне дать тебе совет по поводу Пьера. Если ты и вправду его любишь, можешь быть спокойна. Я никогда не стану мешать твоему счастью, не пойду против твоей воли, потому что слишком много сам страдал оттого, что меня не любили и сам я не любил. Но ты еще очень молода, Мари, и ты не встречалась с другими молодыми людьми. Пьер необразован, он грубоват и ревнив. Подумай, в мире много других парней, которые могли бы тебе понравиться и с кем ты могла бы быть счастлива. Подумай хорошенько и не принимай поспешных решений. У тебя есть время. И вот еще что: скажи, тебе нравится этот дом?

Мари заговорила с энтузиазмом:

— Вы спрашиваете, нравится ли мне этот дом! Конечно! Когда я жила на ферме, я без конца смотрела на него. Мечтала переступить через порог и побывать во всех комнатах! Все эти годы, что я работала у вас, я все равно чувствовала себя счастливой, потому что жила в «Бори»…

Жан встал и взял дочь за руку:

— Значит, пока все хорошо. Иди переоденься, я хочу посмотреть на Мари «а-ля мадемуазель Кюзенак»!

Мари взяла новую одежду и поднялась к себе в спальню. В специальной комнатке она привела себя в порядок с помощью холодной воды, но к холодной воде она успела привыкнуть. Потом, сгорая от волнения, надела бархатное платье. Из зеркала в большом шкафу на нее с изумлением смотрела румяная девушка. Нервно улыбнувшись, Мари стала расчесываться. Сапожки оказались чуть велики, но зато они были теплыми и удобными.

Наконец Мари решила, что готова. Легкой походкой она спустилась вниз и нашла отца в гостиной.

— Какая ты хорошенькая, моя крошка! Настоящая дама!

— Спасибо, папа! Вот только думаю, Пато меня теперь не узнает и не пустит за ворота!

Жан Кюзенак расхохотался:

— Собаке нет дела до нарядов и причесок! Для него ты всегда будешь Мари, его подружкой!

Повинуясь душевному порыву, девушка поцеловала отца.

Как замечательно будет вечером вернуться от Нанетт в Большой дом!

От радости Мари закружилась по комнате. И тут кое-что пришло ей в голову.

— Знаете, папа, как меня следовало бы звать?

— И как же?

— Мари из «Волчьего Леса»! Думаю, мне нужно взять старую шаль, потому что на улице наверняка очень холодно…

Оставшись в одиночестве, Жан Кюзенак предался размышлениям. У него была масса планов: одеть дочь по ее вкусу, купить ей драгоценности, красивые дамские вещицы — все то, чего она так долго была лишена. Но он уже понял, что для Мари все это имеет не слишком большое значение. Девушка не была кокеткой и нарядам наверняка предпочла бы книги, много книг. А еще, перед тем как выйти из гостиной, она сказала… Что же она сказала? Ах да, что хочет научиться ездить верхом!

«Это моя дочь, без сомнения!» — радостно подумал он.

Нанетт не сразу поняла, что за элегантная молодая женщина открывает калитку. Пато встретил ее как дорогую гостью. Прижавшись носом к стеклу, Нанетт тотчас же узнала милое улыбающееся лицо. Мари!

Нанетт ждала девушку и догадывалась, о чем пойдет разговор. Утром Пьер вернулся из господского дома не помня себя от огорчения, и матери долго пришлось отвечать на все его «почему?» и «как?».

После многочасового допроса матери расстроенный юноша ушел на чердак.

Мари вошла в дом. Вид у нее был смущенный. Но вскоре девушка забыла обо всем, так она была рада видеть свою дорогую Нанетт, которая раскрыла ей свои объятия:

— Иди я обниму тебя, моя крошка! Какая она приятная на ощупь, эта ткань! Ты пришла такая нарядная, а я как раз хотела попросить тебя помочь с овцами…

— Я помогу тебе, если ты дашь мне мой старый фартук!

— Я шучу, Мари! Ступай скорее на чердак, там кое-кто сидит и портит себе кровь! Я рассказала все, что знала, но легче ему от этого не стало.

— А что ты знала, Нанетт?

— Ну… О свиданиях нашего хозяина и красивой незнакомки немало говорили в городке. А потом я услышала, что вроде бы красивая дама из «Волчьего Леса» уехала, но она уже ждала ребенка. Поверь мне, Мари, когда мой Жак привез тебя к нам, пять лет назад, мне и в голову не пришло, что это ты — ребенок муссюра!

Мари поднималась по шаткой лестнице с ощущением, что наступает решающий момент в ее жизни. Она не торопилась, с каждой ступенькой в памяти всплывало новое воспоминание: Пьер дарит ей букетик фиалок; Пьер поднимается на чердак, чтобы лечь спать на ее месте, в темноте и холоде… Их зимние прогулки, клятвы, которыми они обменялись у источника в Волчьем лесу…

Она медленно открыла дверь. Слова отца звучали в сердце, как фальшивая нота: «В мире много других парней, с кем ты могла бы быть счастлива…»

Нет, для нее в мире существует лишь один — тот, кто, казалось, ждал ее пять лет назад, мартовским вечером, сидя у огня. Ее черноглазый, темноволосый Пьер, который так неловко пытается спрятать ото всех свое великодушие и свою любовь…

— Пьер, ты тут? Как здесь холодно!

Мари увидела, что юноша сидит, прислонившись спиной к стене, и в тусклом свете дня, проникающем через слуховое окошко, остругивает ножом кусок дерева. Он поднял голову и посмотрел на нее. Точно ли эта девушка в коричневом платье, с муфтой в руке — Мари? Ну да, это она. У нее одной такое милое лицо с нежным румянцем, такие густые темные локоны…

Пьер не знал, встретить ли ее насмешкой или попросить прощения. Но Мари не дала ему времени даже открыть рот. Она опустилась рядом с ним на колени, не заботясь о сохранности своего красивого платья, и робко коснулась его волос.

— Мой Пьер! Я пришла поговорить с тобой. Я так волновалась! Послушай меня! Я не изменилась, ну, может, совсем чуть-чуть. Я все та же Мари, твоя Мари из «Волчьего Леса». Отец пообещал, что разрешит мне выйти замуж за того, кого я сама выберу. А я уже давно выбрала тебя. Пожалуйста, перестань дуться…

Она обняла его, закрыла глаза и прижалась щекой к его щеке.

— Вот увидишь, скоро мы станем мужем и женой. А пока я хочу поближе узнать своего отца. Я не собираюсь ничего менять. Ты станешь приходить в Большой дом, когда захочешь, но уже как гость! Я сама буду убирать и готовить, как и раньше. Об этом мой отец, правда, пока еще не знает. Если он захочет взять в дом прислугу, я откажусь. Я хочу быть в этом доме единственной женщиной. А потом посмотрим, может, ты подаришь мне дочерей…