Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

Мари собралась уходить, когда Алсид добавил:

— Твоего Пьера я тоже видел! Он чуть было не разбил окно в кухне, пока ждал тебя, а ты все не шла. Я сказал, чтобы он оставил молоко на пороге и шел восвояси. На твоем месте, моя девочка, я бы не выходил замуж за такого ревнивого парня! Перед таким часто придется оправдываться…

Мари вернулась в кухню. Она постоянно посматривала из окна на дорогу, но никто не поднимался к Большому дому — ни всадник, ни черноволосый юноша. Когда ожидание стало нестерпимым, девушка взбежала по лестнице в свою прежнюю спаленку, чтобы перенести вещи в комнату на втором этаже.

На лестничной площадке она столкнулась с Пьером. К груди Мари прижимала свои немногочисленные одежки и несколько книг. Запыхавшийся Пьер посмотрел на нее растерянно. Потом, увидев, что за вещи у нее в руках, спросил глухим голосом:

— Что это ты делаешь? Мари, скажи, что происходит? Ты переезжаешь? Хозяин пронесся мимо нашего дома галопом сегодня утром…

— Пьер, не волнуйся! Идем в кухню, там ты согреешься. Мне надо кое-что тебе рассказать.

Положив вещи у стены, девушка взяла Пьера за руку и повела в кухню. Он пошел за ней послушно, как маленький ребенок.

Не прошло и десяти минут, как раздался крик Пьера:

— Я тебе не верю! Муссюр — твой отец! Ты все это придумала, чтобы скрыть от меня правду! Ты ему уступила! И теперь ты будешь жить в доме хозяйкой… Красивая спальня, деньги… Этот старый мошенник не придумал ничего лучшего, как украсть у меня невесту!

Мари заплакала. Она впервые увидела Пьера таким разгневанным, и ей стало страшно. Своими словами ее возлюбленный измарал и разрушил ее надежды на спокойную жизнь в окружении тех, кого она любила.

— Пьер, ты не имеешь права называть меня лгуньей! Я не сделала ничего плохого, клянусь в этом перед Господом и Пресвятой Девой Марией! Я так обрадовалась, что у меня теперь есть отец…

Пьеру вдруг стало стыдно. А что, если это все-таки правда? Мари всегда была сама честность, он это прекрасно знал. Рыдая, девушка сказала:

— Спроси у своей матери! Нанетт знает, что я не вру. Иди и спроси, тогда ты поверишь…

Пьер решил, что его выгоняют. Уходя, он оглянулся. Мари сидела за столом, уронив голову на руки, и плакала. И тут он понял, что причина его гнева — не только предполагаемая измена невесты.

Если Мари и вправду дочь Жана Кюзенака, то теперь им точно никогда не быть мужем и женой. Девушка станет общаться с людьми иного круга, превратится в хозяйку огромного дома… Разве такая выйдет замуж за сына фермера?

Он вышел пятясь, неловкий, несчастный. Алсид, явившийся узнать новости, стоял и смотрел, как Пьер, словно сумасшедший, несется вниз по дороге…

— Мари! Моя дорогая девочка! — донесся до девушки радостный голос Жана Кюзенака.

Она подняла голову с мокрой от слез подушки. Как бы ей хотелось поддержать игру, крикнуть весело: «Я тут, папа, в своей комнате!», но она решила, что это было бы нелепо.

Тяжелой была минута, когда Мари поняла, что ей придется выбирать между богатым отцом и бедным женихом. Она с трудом поднялась и села на край кровати. Жан Кюзенак постучал в дверь.

— Мари, ты тут?

— Да!

Мсье Кюзенак вошел, заранее радуясь тому, что увидит свое дитя в теплой и уютной комнате. Увидев же ее заплаканную, в черном поношенном платье, он испытал шок.

— Крошка моя, что случилось?

Мари наконец увидела в этом мужчине отца, чье сердце переполнено нежностью. Гневные слова Пьера очень ее расстроили, она снова и снова прокручивала их в голове…

— Ах папочка, мне так грустно… — жалобно пробормотала она. Мсье Кюзенак обнял дочь и стал нежно гладить ее по волосам.

Он баюкал ее, осыпал ласками, как если бы хотел стереть из ее памяти годы одиночества, унижений, страха и холода.

— А теперь, дорогая, расскажи, что произошло. Не хочу больше видеть тебя в слезах! Я с утра не нахожу себе места от радости!

Прижавшись к отцовскому плечу, Мари рассказала ему о своих горестях — о том, что Пьер с первого дня, как она переселилась в господский дом, стал подозревать нехорошее, о его ревности, о том, как он рассердился на нее сегодня утром…

Жану Кюзенаку Пьер всегда очень нравился. Еще два года назад он понял, какие чувства связывают их с Мари, и тогда же пообещал себе подумать над этой ситуацией. Но сегодняшний день мсье Кюзенак решил превратить в праздник, и он не мог позволить вспыльчивому юноше все испортить!

— Мари, не стоит так расстраиваться. Со временем все станет на свои места. У нас еще будет время об этом поговорить. Бросив тебя на произвол судьбы, я совершил самый большой грех в моей жизни. И должен искупить его. Я всем расскажу правду, и пусть пеняют на себя те, кто не захочет ее принять. Мы проживем здесь счастливо и вдвоем, ты и я! Идем вниз, я приготовил тебе сюрприз! И помни: с сегодняшнего дня ты — мадемуазель Мари Кюзенак!

Часы показывали полдень. Бросив взгляд на циферблат, Мари, которая шла следом за отцом, удивилась. Столько времени она проплакала в своей спальне!

Жан Кюзенак казался теперь совсем другим человеком. Он говорил громким раскатистым голосом, смеялся, жесты и походка стали быстрыми и энергичными. Отец и дочь пообедали в столовой сыром и колбасой.

— Я выехал на рассвете и полдороги до Шабанэ несся галопом. Посмотри, что я тебе купил! Это только начало, скоро у тебя будет полный шкаф нарядов!

Мари смотрела, как отец открывает коробку и достает отделанное зеленой тесьмой коричневое бархатное платье. В другой коробке, поменьше, оказались муфта и шапочка из красивого золотисто-коричневого меха.

— Думаю, размер платья я угадал. Если нет, Нанетт его подгонит. Еще я купил тебе новые сапожки и шерстяные чулки. Мерку я снял с тех ужасных сабо, которые ты носишь…

— Вы правда это сделали?

На лице Жана появилась виноватая улыбка.

— Ты не представляешь, Мари, как я мучился, зная, что ты живешь на ферме! — ответил он. — Тебе часто приходилось возиться в навозе и грязи, тебе, моей дочери! Да и живя в доме, ты с достоинством носила эти ужасные обноски. Для меня было мучением видеть это! Скажи мне, дитя мое, почему ты не купила себе новое платье или сапожки на те деньги, что я подарил тебе на Новый год?

Жан Кюзенак смотрел на Мари. Девушка сидела в кресле и любовалась красивым бархатным платьем. Руки она сунула в меховую муфточку, на лице застыло мечтательное выражение.

— Папа, я очень благодарна вам за то, что вы ради меня ездили так далеко и встали так рано, — сказала она ласково. — Меня это очень трогает, но…

— И все-таки есть «но»! Говори смело, я успел немного узнать тебя, однако мне будет приятно, если ты станешь больше доверять мне в будущем…

Мари набрала в грудь побольше воздуха и решилась. Ей нужно это сказать, и чем скорее, тем лучше!

— Сегодня утром я много думала… Я очень счастлива, что у меня теперь есть такой отец, как вы, но что скажут люди в Прессиньяке и ваши друзья? Овдовев, вы стали принимать больше гостей. Все, кто приезжал в «Бори», видели меня, ведь я подавала на стол, и в их глазах я всего лишь прислуга. Как объяснить им, что я вдруг стала вашей дочерью? Вам никто не поверит, они воспримут новость так же, как Пьер.

Жан Кюзенак вздохнул. Он с рассвета думал о том же.

— И я не буду чувствовать себя комфортно среди людей вашего круга, — продолжала девушка. — Я выросла в приюте, жила в доме Нанетт и была там очень счастлива. Я не осмелюсь надеть это красивое платье, в нем я буду ощущать себя… другой Мари, не той, что раньше. И мой Пьер! Я уверена, он очень расстроился, потому что весной мы собирались обручиться. И теперь он наверняка думает, что мы не сможем быть вместе. А ведь мои чувства к нему не изменились! Я не нарушу обещание, которое дала Пьеру, только потому, что я ваша дочь…

На глаза Мари снова навернулись слезы, и ее отец понуро опустил голову.

— Как странно устроен этот мир… Я хотел наверстать упущенное, обрадовать тебя подарками… Ты умнее меня, Мари. Мне казалось, все будет просто, когда ты узнаешь правду, но я ошибся.