Без любви не считается - Алекс Хилл

дверь, за спиной слышится приглушенный, но уверенный голос подруги. Прихватив из кладовки пару чемоданов, направляюсь в спальню, включаю свет и открываю шкаф, на дверце которого все еще висит белоснежное платье в прозрачном чехле. Одна сказка закончилась, но будут и другие. Дарина этого достойна. Она заслуживает получить мечту целиком, а не отколотую половинку.

Подруга входит в комнату через несколько минут. Ее глаза – покрасневшие, ресницы влажные. Вот они, настоящие похороны мечты. Остается надеяться, что закопала она ее достаточно глубоко.

– Ты как?

Она морщится, склоняя голову то к одному плечу, то ко второму:

– То ли таблетки волшебные, то ли Венера сегодня за меня, но… я думала, будет хуже. Наверное, осознание придет позже.

– Что сказал Паша?

– Что будет ждать.

Ее взгляд цепляется за платье, которое я свернула и положила на пол возле стены. Черт! Надо было в окно его выкинуть. Дарина прикрывает глаза на мгновение, а после подходит к шкафу, хватает стопку вещей с полки и кидает в чемодан:

– Давай уже покончим с этим!

Три с половиной часа спустя мы стоим посреди прихожей и смотрим на два неподъемных чемодана, три огромные коробки и семь пакетов, которые должны отправиться в социальную службу.

– Да уж. Не знала, что у меня столько вещей. Нужно вызвать грузчиков.

– Зачем? – ухмыляюсь я и набираю номер бесплатной рабочей силы.

– Слушаю! – звучит голос из динамика.

– Старшенький, ты чем там занят?

– Еду домой.

– Ты меня сильно любишь?

– Ди, че ты хочешь? – смеется брат.

– Мне нужен герой!

Дима приезжает всего за несколько минут и оправдывает свое звание на сто процентов. Загружает вещи в машину и везет нас в гостиницу, не задавая лишних вопросов, а лишь рассыпаясь шутками и комплиментами, которые заставляют Дарину улыбаться. Все еще слабо и с налетом горечи, но это уже хоть что-то. Да он на медальку напрашивается.

– Ди, мне тебя подождать? – спрашивает брат, опуская последнюю коробку на пол номера.

– Нет. Я…

– Ты можешь поехать домой, – встревает Дарина, обнимая себя за плечи. – Думаю, кое-кто очень тебя ждет.

– Ничего страшного, еще подождет. Я вообще-то планировала опустошить мини-бар, раз уж он входит в стоимость.

Она смотрит на меня из-под ресниц, и я понимаю, что держаться ей становится все труднее. Мое присутствие, может, и играет роль предохранителя, но обойма полна, и ее нужно опустошить.

– Ладно, – говорю я, изо всех сил сдерживая беспокойство.

– Дим, спасибо тебе большое. Ты очень выручил. Правда.

– Всегда пожалуйста, Дарин, обращайся в любое время. Приду на помощь, только свистни. Это моя работа.

– Я не умею свистеть, – качает она головой, закрываясь в себе все больше.

– Да ладно? Хочешь научу? – с энтузиазмом предлагает Дима.

Раньше эти двое терпеть друг друга не могли. Дарина называла Диму жабаком, из-за той истории с сердцем лягушки, которую я не могла не рассказать лучшей подруге, а он ее – бле́дней, из-за светлой кожи и бровей. Мило, конечно, что Димка пытается повеселить Дарину, но сейчас это не совсем то, что нужно.

– Так, все! – Я хватаю брата за плечи и выталкиваю в коридор. – Стой тут, обольститель.

– Я пытаюсь разрядить обстановку, – шепчет он.

– И ты молодец, – треплю его по щеке и закрываю дверь.

Дарина растерянно смотрит по сторонам. Подхожу ближе, и она опускает голову, поджимая губы.

– Ты уверена, Дарин? Я могу остаться.

– Мне нужно побыть одной. Прорыдаться, свыкнуться с новым статусом, подготовиться к разговору с родителями. Но я буду в порядке, честно.

– Конечно, будешь, – без колебаний подтверждаю я. – Ты сильнее всех, кого я знаю.

– Врешь, но все равно приятно, – морщит нос Дарина и обнимает меня. – Увидимся завтра, ладно?

– Хорошо. – Я целую ее в щеку. – Если что, свистеть не надо. Просто позвони, и я примчусь.

– Ага.

Покидаю номер, тревога клокочет в груди, но я избавляюсь от нее порывистым выдохом. Дарина справится. Я уверена.

– Домой? – спрашивает Дима.

Его вопрос коробит что-то на подкорке, но я отмахиваюсь от неприятных ощущений и беру брата под руку:

– Поехали!

Огни ночного города мелькают за стеклами, ловлю носом свежий воздух, пытаясь очистить голову. Как бы мне самой после всего этого на терапию не загреметь. А может, это не такая уж дурная идея?

– Как обстановочка в общаге? – спрашиваю я брата, который ведет себя подозрительно тихо.

– Как всегда.

– А ты? Как дела?

– Хорошо.

– Поговорил с Русланой?

– Угу, – мычит он.

– Соню выгнал?

– Нет.

– Жаль. – Я устало прикрываю глаза.

– Она сказала, что любит меня.

Яд жжет кончик языка, не могу сдержать язвительной усмешки:

– Давай угадаю. После того, как ты выставил ее из спальни?

– Да ты провидица.

– Дим, ну ведь ты же не идиот.

Его телефон, прикрепленный к подставке на панели, мигает ярким светом. Сообщение от Сони: «Ты скоро?» Дима тычет пальцем в экран, отвечая коротким: «Буду через час».

– Нам ехать минут десять, – подмечаю я.

– Я хочу кое-что обсудить. Надеюсь, ты меня поймешь.

– Постараюсь.

– Мы с Соней переедем. Вместе.

POV Марк

– Хочется больше надрыва, – говорю я, снимая наушники.

Мышь выходит из будки записи, и мы возвращаемся в компьютерную зону. Он падает в кресло, свешивая руки в стороны, а я занимаю свое место, открывая только что записанный файл.

– Может, скрипку добавим, – предлагает Коля.

– И тональность поднимем. – Я задумчиво вглядываюсь в звуковую дорожку. – А ты вытянешь?

– Конечно. Девочки по всей стране будут рыдать.

– Позвоню завтра Гарику. Есть пара идей.

– А что с текстом? Мы так и будем эти четыре строчки гонять?

– Вот именно, Коля! – Я разворачиваюсь на компьютерном кресле. – Что с текстом?

– Я пустой. Как можно писать о любви, когда все, что ты чувствуешь, это голод и усталость?

– Ты еще поплачь.

– И поплачу!

– Тебя научить девчонок кадрить?

– Какие девчонки, если мы уже двое суток сидим здесь безвылазно? – скулит Мышь.

– Завтра выходной, – сдаюсь я.

Он прижимает подбородок к груди и дьявольски скалится:

– Тогда я погнал.

– Давай, – бросаю я и отворачиваюсь к монитору. – Только не набухивайся!

– Да-да, – пропевает Коля, выскакивая из студии.

Тихо усмехаюсь и открываю текстовый документ с теми самыми злосчастными четырьмя строчками, которые пока не наделены разрывающим душу смыслом, но хорошо ложатся на мотив, который я придумал. Любовная лирика не мой конек, но я чувствую, что такой трек нужен как никогда. Сильный, одухотворенный, разбивающий сердце, заставляющий ныть старые раны. Тот, которому будут подпевать, срывая голос.

Пишу строки и стираю их, играю со словами и смыслами, но не чувствую связующую нить. Удаляю набросок и выключаю компьютер, решив, что на сегодня лимит вдохновения исчерпан. В творчестве главное – себя