Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

нормами, мы готовы разрешить им все, лишь бы наши дети остались физически живы и лояльны к родителям! Но с каких же это пор жизнь физическая стала выше жизни нравственной, жизни духовной? И почему теперь вопрос ставится именно так: либо потворство вседозволенности, либо – ты мне никто?

И когда Вера вернулась к столу, Галина сказала:

– Алексей просил меня разрешить вам остаться у нас ночевать, и я ему не разрешила. Я хочу, чтобы вы оба знали, почему. Я понимаю ваше нетерпение поскорее начать супружескую жизнь, но для этого надо сперва стать супругами, не так ли? Возможно, для вас это формальность, но если люди откажутся от всех норм поведения и правил общежития, которые существуют даже у животных, мы очень скоро окажемся не венцом творения, но и ниже парнокопытных. Давайте все учиться терпению и, поскольку нам предстоит, как я понимаю, долгая совместная жизнь, взаимной терпимости, если, конечно, вы оба захотите остаться со мной под одной крышей.

Вера смотрела на Галину не отрываясь, часто моргая глазами и не понимая, что ей следует сделать: обидеться и заплакать или, наоборот, обрадоваться, что ее вроде бы принимают в такую семью, в такой дом.

– Ладно, мы пошли, – обнимая Веру, сказал Алексей. И, уже одевшись, бросил на ходу Галине: – Я сегодня не приду ночевать, не жди.

Что ж, вот и расплата за ее принципиальность. Сын недвусмысленно давал ей понять: раз ты так, то и я так!..

Самое печальное, им негде было ночевать. «Неработающая» Вера уже давно задолжала за квартиру, и хозяйка выставила ее вон, выбросив на лестничную площадку все ее нехитрые пожитки. Вещи она временно отнесла ко все той же Лолитке, у которой была собственная комната в коммунальной квартире на Лиговке. Лолитка оказалась своим парнем, она благородно предложила им обоим переночевать у нее, но денег занять отказалась, нет у нее денег, чтобы раздавать всем халявщикам: неработающий да не ест!

– Может, тебе в самом деле пойти поучиться… ну хоть на парикмахера? – спросил ночью шепотом Алексей, обнимая Веру на широкой Лолиткиной постели.

– Далась тебе эта парикмахерская! На это тоже нужны деньги, – вздохнула Вера.

– Черт!.. Где же взять эти чертовы деньги?.. Только ты не плачь, я что-нибудь придумаю, слышишь? Не плачь…

Утром Алексей ушел на первую в своей жизни работу: загружать продуктами гастроном, а вернувшаяся с ночной смены утомленная Лолитка, заваливаясь спать, сказала:

– Брось ты, Верка, дурака валять. Чех уже спрашивал про тебя, куда ты девалась. Так что давай выходи сегодня. С ним, знаешь, лучше не связываться… убьет на хрен.

– А как же…

– Что как же?

– Алеша?..

– Ой, дура ты, Верка! Ну кто же на таких, как мы, женится? Если он у тебя такой баран, так у мамаши его глаза на что? Какое счастье – сын на б… женился! Выбрось из головы и иди вкалывай, пока с голоду не подохла! – И Лолитка, натянув на голову одеяло, чтобы не мешал дневной свет, повернулась к стене.

10

Вера пропала. Почему-то он так и знал. Не что она пропадет, а что так все и будет. Вернее, что ничего не будет. Первым делом он, разумеется, бросился к Лолитке. Та таращила глаза и божилась, что ничего про Веру не знает, сто лет ее не видала и вообще! Правда, потом стала говорить другое: будто бы Вера собиралась уезжать то ли в Москву, то ли домой, в Иваново. А на требование ее адреса и фамилии просто расхохоталась, заявив, что подружку его звали Верка Мелкая, потому что были еще Верка Большая и Верка Толстая, а фамилию и адрес пусть поищет в милиции, куда их частенько всех загребали учить морали и трахать. В милицию Алексей не пошел, а стал обходить все близлежащие кафе. Но кто сказал, что девушка непременно должна находиться в этих, а не в каких-то сотнях других кафе – вон их по всему городу сколько!

В одной из забегаловок он неожиданно наткнулся на своего одноклассника Валерку Гладкова. Не то чтобы они дружили в школе, но – так, были в приятельских отношениях.

– Привет, Мельник! – Валерка изо всей силы хлопнул его по плечу.

Алексей обернулся.

– А!.. Привет.

– Вернулся? А мы тебя тут недавно вспоминали. Всем классом. А кое-кто и слезы проливал. Сочувствовали, в общем.

– А чего мне сочувствовать?

– Ну как? Ты ж у нас один в армию залетел, не считая, конечно, дебильного Сержанта.

– Я не залетел, я сам пошел.

– А-а… Типа патриот, блин… Ну и как оно? Говорят, с дýхами воевал? Много уложил? – весело тарахтел одноклассник.

Алексей ничего не ответил. Валерка улыбался иронично, но вполне дружелюбно.

– Ладно, пошел я, – сказал Алексей и повернулся к выходу.

– Да погоди ты! Постой. Слышь? Я что сказать-то хотел? Мы тут собираемся у одних крутняков, ребята – во! Художники там, композиторы… Танцы устраиваем и вообще круто! Интеллектуальные полеты и залеты. Девочки приходят – класс! В смысле, красотки, и в голове не тараканы ползают. Умницы, красавицы и не комсомолки! Сечешь?.. Хочешь – проведу?

Алексей тугодумно молчал.

– Ну чего ты заугрюмился, старик? Имей в виду, эти ребятки – художественная элита Санкт-Петербурга. Туда попасть – очень непросто.

– А как же ты попал? – вымолвил наконец Алексей.

– Я? – удивился Валерка. – Так я отец-основатель всей этой тусовки. Вернее, один из.

– А ты вообще чем… ну, занимаешься?

– Я художник! – гордо выпятил грудь Валерка.

– Ты что, учишься в Мухе или… Академии?

– Зачем? Мы, новые художники, отрицаем старую школу и школу вообще. Мы за свободное самовыражение и… ну, в общем, сам увидишь. Ну что, созрел?

– А куда приходить? – спросил загипнотизированный Алексей.

– Встречаемся в субботу в девять вечера у Техноложки. И захвати с собой пару бутылок шампанского. Гуляем до утра. Идет?

– Идет, – неуверенно сказал Алексей.

– Ну и ладушки. Да, чуть не забыл, оденься там как-нибудь…

– Как? – не понял Алексей и нахмурился.

– Ну пофасонистей, что ли.

– Это как?

– Да ладно, валяй как хочешь. Сам увидишь потом. Всё, пока, меня ждут. – И Валерка исчез.

В субботу ровно в девять вечера Алексей стоял у входа в метро «Технологический институт», зажимая под мышкой завернутые в газету две бутылки шампанского. Он не знал, что значит одеться пофасонистей, и, решив, что это будет нечто вроде бала-маскарада, надел свою солдатскую форму, пусть как хотят, так и судят, ему все равно.

Завидев Алексея в военном обмундировании, Валерка сперва схватился за голову, но потом засмеялся и сказал, что это прикольно. Сам он был в коричневых брюках и какого-то хитроумного