Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

В нашем деле без них не обойтись, но такой, как эта, я еще не видел. Если бы вы только знали, что о ней болтают! — Он покачал головой. — Даже не верится.

— Если она будет продолжать в таком же темпе, — прямо заявил Шарп, — скоро в Голливуде не останется мужика, с которым бы она не спала.

— Вы, ребята, не знаете и половины, — заявил Кесслер. — Если бы она спала с ними в своей постели, это еще полбеды, но она занимается этим где угодно и когда угодно. Мне уже пришлось уволить трех человек за то, что они спали о ней. Однажды пришел парень и показал фотографии. Она занималась этим с осветителем в углу павильон. Платье было задрано до пояса, и она опиралась о стену. Негативы и снимки обошлись мне в тысячу долларов, и я до сих пор не знаю, все ли мне удалось достать. — Кесслер посмотрел на стакан, затем поднял глаза. — Я вызвал ее к себе и молча протянул снимки. Мне было очень стыдно что-нибудь говорить. И что, вы думаете, она ответила? Не поверите. Она уставилась на меня и расхохоталась. «Эти фотографии, наверное, делал любитель, — сказала она. — Если бы он подождал минутку, он бы снял меня в лучшем ракурсе». — Петер ждал ответа, но они молчали. Тогда он продолжил: — «Далси, как тебе не стыдно? — упрекнул я ее. — Начнутся разговоры». «Болтать будут в любом случае», — ответила она. «Но почему, Далси? У тебя отличный муж. А если он узнает? Что он подумает?»! Она весело посмотрела на меня и спросила: «Кто ему расскажет? Ты?» Я промолчал. Она отлично знает, что я ничего не скажу Джонни. Как я могу сказать ему такое? Она улыбнулась и нагло заявила: «Уверена, что не скажешь». Она уже собралась уходить, затем опять повернулась ко мне и задумалась. Так она простояла почти минуту. В ее глазах медленно появились слезы, губы задрожали. «Ты не понимаешь, Петер, — заплакала она. — Я очень эмоциональный человек, и когда выходила замуж за Джонни, думала, что буду счастлива, но ошиблась. Беда Джонни не только в ноге, он не может ничем заниматься. А я актриса, и мне иногда очень важно понять и ощутить чувства, которые я должна разбудить у зрителей». Мне почти стало жаль ее. Затем я подумал, что это не объяснение для того, чтобы вести себя как проститутка. Если для нее это так важно, можно делать это скрытно, чтобы никто не знал. Я попросил ее вести себя осмотрительнее и пригрозил выгнать со студии. Она пообещала. Я очень обрадовался, что все наладилось.

— Бедняга Джонни, — вздохнул Борден, глядя на огонь. — Неужели он действительно не может это делать?

— Она солгала, — покраснел Петер.

— Откуда ты знаешь? — спросил Сэм Шарп.

— В тот же день я задумался над ее словами и позвонил в Нью-Йорк доктору Джонни. Он сказал, что в отношении секса Джонни абсолютно здоров. — Кесслер смущенно откашлялся.

— Интересно, что случится, если Джонни узнает? — высказал вслух свои мысли Сэм.

— Даже боюсь подумать, — быстро ответил Петер. — Далси отличная актриса, она полностью одурачила его.

— В этом-то вся беда, — кивнул Борден. — Почему таким талантом не может обладать нормальная женщина? Разве справедливо, что эта сука такая потрясающая актриса?

— Несправедливо, но что делать? — согласился Петер Кесслер. — Хорошим людям все дается с трудом, а плохим стоит только протянуть руки, и все идет к ним.

Шарп вновь наполнил стаканы и повернулся к Бордену.

— Когда возвращаешься в Нью-Йорк?

— Через неделю-две, как только управлюсь с делами. Я купил на Лонг Айленде дом, и жена ждет не дождется переезда.

— Неужели ты согласен на их предложение? — спросил Петер, с любопытством глядя на Бордена.

— Конечно. А что?

Петер ответил не сразу. Борден собирался продать часть своего капитала, оставив себе только контроль над компанией. Он договорился с банкирами с Уолл-стрит и полностью выполнял их указания. Финансовая деятельность сейчас велась полностью по их рекомендациям. С помощью продажи акций Билл рассчитывал уменьшить свои долги.

— Мне оно не нравится, — наконец ответил Кесслер.

— Ты слишком старомоден, Петер, — рассмеялся Борден. — Тебе необходимо научиться современному ведению дел. Сейчас уже один человек не в состоянии руководить всем. Это безумие. Время дилетантов, неспециалистов прошло. Зачем мне одновременно быть банкиром, режиссером, управляющим своими синематографами, продавцом? Лучше я возьму дельных специалистов, буду присматривать за ними и осуществлять общее руководство. Кино продолжает расти, и никто не знает, до каких размеров оно вырастет. Для больших дел существуют специально подготовленные люди, которые всю жизнь посвятили большому бизнесу.

— Я им не верю, — не согласился Петер. — Они молодцы сейчас, когда все хорошо, но как они себя поведут, когда что-нибудь случится? Я помню, что нам ответили, когда мы обратились за помощью в нью-йоркские банки. Они смотрели на нас свысока и обзывали про себя «еврейскими выскочками». Они ничем нам не помогли. Сейчас, увидев, что мы делаем неплохие деньги, они вдруг захотели помогать нам. Я им не верю. Где они были, когда мы нуждались в их помощи? Они смотрели на нас, как на недоносков. А Сантос нам поверил и рискнул…

— А двенадцать процентов? — прервал его Борден.

— Это еще маленький процент, когда некуда идти, — ответил Петер и проницательно посмотрел на друга. — Сколько акций они оставляют себе?

— Только пять процентов.

— Этих пяти процентов вполне хватит, чтобы создать неприятности, когда что-нибудь случится, — покачал головой Кесслер.

— Что может случиться? — удивленно спросил Борден и сам же ответил: — Ничего. Посмотри на рынок ценных бумаг. Он никогда еще не был таким твердым, и цены продолжают расти. Страна кипит, кипит и бурлит, говорю тебе. К тому же ты их не знаешь. Это настоящие джентльмены. Они действуют честно и открыто, чем отличаются от наших коллег. У них столько денег, что им просто нет нужды обманывать. Эти ребята только хотят облегчить нам жизнь.

Петер хитро посмотрел на собеседника.

— С каких это пор ты так хорошо их узнал? Что ты вообще о них знаешь?

— Я хорошо их знаю, — уверенно ответил Борден и рассмеялся. — В прошлом году я купил дом на Лонг Айленде в центре их района. Я первый еврей, который купил дом в этом месте. Сначала меня тревожило, как они меня примут, но беспокоился я напрасно. Они приглашали меня в свои клубы, в гости и заставили чувствовать себя как дома. Они ни разу не напомнили мне, что я еврей. — На его лице показалась гордость.

— Только поэтому ты и считаешь их хорошими? — угрюмо поинтересовался Петер Кесслер и заерзал на стуле. — Может,