Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

Вот и оставили тебя без пятен и рогов! – ничто не укрылось от Макаровны.

– Есть рога! – с обидой восклицает Андрей Тимофеевич. – Вы посветите настольной лампой, а я возле стены встану, – и порывается подняться.

– Ой, лень! – добродушно ворчит Макаровна. – Разморило…

– Я же не торговаться приходил, а договориться! – Сапогов до боли ударяет себя в грудь. – Я заслужил! Я один-единственный, кому удалось палец этот чёртов добыть!..

– И что по факту выгадал? – итожит старуха. – Матёрого врага нажил! Повезло ещё, что он поломанный!

Ведьма не в курсе, что Сапогов по факту никакого договора с Сатаной не заключал, кровью не расписывался. Поэтому и удивительно, что строптивого счетовода до сих пор не наказали. Значит, не так просто с белобрысым Тимофеичем, он особенный! Да и в любовных шалостях не промах.

– Ещё не вечер! – отчаянно хорохорится Сапогов. – Вот поем вермишели и тотчас отрыгну сатанограмму! И там всё будет чёрным по белому прописано: «Назначаем такого-то под номером 40/108 исполняющим обязанности Сатаны»! Никуда не денется, голубчик! Пальчик-то у меня!.. – и грозит слепому Саваофу, будто тот виноват в непомерной гордыне Андрея Тимофеевича.

Макаровна задумчиво изучает замызганное оконное стекло, в котором бликует полумесяц; точно новогодний, вырезанный из фольги.

– А если не будет сатанограммы, тогда что? – спрашивает.

– Не за минуту решается! – не сдаётся счетовод. – Это ж вопрос высочайшего уровня! Диавол наверняка в Аду совещание проводит.

– Назначат тебя Сатаной. Что делать будешь?

Румянец ударяет Сапогову в скулы, он принимает горделивую позу:

– Первым делом дисциплину налажу! Прежний Сатана бардак развёл на Земле. А я уже всё придумал. Надо, чтоб армию напоминало!

– Это как? – Макаровна улыбается воинственному пылу счетовода.

– Вот, допустим, пара ведьм рядом обитают и на одной скамейке сидят. Значит, минимальная воинско-колдовская единица – «скамейка». Две «скамейки» – «подъезд». Три «подъезда» – «дом», четыре «дома» – «микрорайон» и так далее. Так на город, глядишь, наберётся дивизия женской и мужской нечисти.

– Ишь ты! – смеётся Макаровна. – Организатор выискался!

– Звания введу и колдовские отличия – погоны или лычки. И все будут отчёты слать о проделанной работе! Связь опять-таки никуда не годится! Обяжу разводить чёрных петухов, чтоб имелся всегда под рукой посланник Сатане. И прикажу перекрёстки тройные сооружать по всему городу!..

Каким же занудным бюрократом оказался Андрей Тимофеевич! К слову, срочную службу он не проходил – плоскостопие выручило.

– Что скажете? – с волнением интересуется Сапогов.

– А я что буду делать при тебе, Тимофеич? – заигрывает ведьма.

Сапогов понимает щекотливость момента, но отвечает без лукавства:

– Вас назначу своей секретаршей!

– Ах, вот как?! – притворно обижается Макаровна. – Не женишься, значит?!

– Сатана не может вступить в брак… – неуверенно отвечает счетовод.

– Раз ты такой стратег… – старуха окунает бородавчатые ноздри в носовой платок и шумно сморкается, – то продумал наверняка и пути отступления? Если вместо Сатаны тебя сделают козлом отпущения?

– Это что значит?!

– А наказывать придут!

– Кто ж придёт?! – язвит счетовод. – ОБХСС?

– Не-а, Тимофеич. Черти из Ада…

Сапогов сперва хмурится, затем произносит обречённо:

– В Запретное улизну! Добуду мёртвую тушу, в комнате с ней запрусь, просижу рядом тринадцать часов, тринадцать минут и тринадцать секунд, пока не откроется воронка, и поминай как звали – уйду в Запретное! Ищи-свищи!

– Я вот что думаю… – ведьма глядит с нежностью и жалостью. – Будем мы из тебя, Тимофеич, пока не поздно, «несъедобного» делать! Давай-ка чуток отдохнём, а после на кладбище двинем. Самое время одному зарвавшемуся пенсионеру, – ерошит седины Сапогова, – Матушке Смерти поклониться!

– Не собираюсь я никому кланяться! – артачится Андрей Тимофеевич.

– Как скажешь, – соглашается Макаровна. – Мне компанию составь. Я из-за тебя теперь пострадавшая.

– Да неужели?! – Сапогов поджимает тонкие губы; ревниво думает, что Макаровна заскучала по Гавриловне и Прохорову.

– Псы дружка твоего косоглазого, понимаешь, оставили меня без бесов! – возмущается ведьма. – Всех шестерых погрызли, сволочи: Гришку, Гриньку, Гошку, Гуньку, Генку и Герку!

– Это у Дома культуры?

– А где ж ещё! Бесятки меня до последнего защищали и, видать, сгибли.

– Я ж приказал Псарю Глебу, чтоб тебя не трогали! – хмурит брови Сапогов. – Непорядок! Я с ним поговорю!

– Тимофеич, ты псам не хозяин! – остужает Макаровна. – Да и ему не начальство. Он сам по себе – Псарь. А без охранных бесов защита моя прохудилась!

– Может, с утра? – нервничает Сапогов. – Сатанограмма может в любой момент… – и с надеждой косится на телефон.

Не важно, что отключён, для Сатаны это не помеха! Счетовод нутром чует, что не зря сберёг его, – ещё сослужит службу…

Резкий дребезжащий звонок! Подскакивает, как живая, трубка! Вот оно!

Сапогов содрогается всем туловищем, срывается с дивана, двинув от избыточной прыти Макаровну локтем.

– Хулиган!.. – весело охает старуха.

– Я же говорил, что позвонят! А вы не верили!.. Алё! Алё!.. – визгливо кричит Андрей Тимофеевич, прижимая трубку к уху. – Сапогов на проводе! Номер 40/108!..

Из чёрной лейки динамика не просачивается ни звука. Нижняя ребристая часть кисло пахнет разговорами двадцатилетней давности и пылью…

Быть такого не может. Или не соединилось? Сапогов кладёт трубку на место и замирает в стойке, как охотничий пёс…

Далёко-далеко, где-то на окраине мира звенит трамвай.

– Дзы-ынь! – доносится с дивана. – Дзы-ынь!

Сапогов поворачивается с перекошенным от гнева лицом.

– Тимофеич! – ведьма хохочет. – Ну прости, не удержалась я!..

– Это! Что! Такое! Было?! Шутки надо мной вздумали шутить?!

Подняв над головой телефон, как неандерталец булыжник, счетовод надвигается. Вид его и страшен, и комичен.

– Да оморочка же! – нежно отвечает соблазнительная Анита. – Хочешь научу? Ну не злись, сладкий мой!

Андрей Тимофеевич, ты же интересовался всяческими магическими штучками. Оморочка сродни гипнозу. Наводи морок на жертву и делай что хочешь. Думает человек, что пришёл в сберкассу и деньги на счёт кладёт, а на деле просто вручает купюры проходимцу. Или, допустим, страстно целуешь прелестное юное личико, а в реальности бородавчатую рожу колдуньи. Включи мозги, Андрей Тимофеевич! Облик Аниты тоже обманка!

Ведёт себя Сапогов словно ребёнок – обижается по пустякам. Реально не понимает, как ему повезло, что Макаровна на него, что говорится, запала. Могла бы старого дурня в дугу согнуть, а вместо этого пытается помочь. Рога-то с пятнами, похоже, действительно тю-тю. Даже эгрегор на это недвусмысленно намекал – не плутуй с Сатаной!

– Пойдём, Тимофеич! – ласково подбивает Макаровна. – Мне бесов поищем, а тебе мертвяков.

– Каких ещё мертвяков?! – ворчит.

– Соимённых. Кое-кому щас помощники ох как не помешают!

Дело говорит ведьма. Псарь Глеб – это, конечно, приятель и союзник, но перед любой магической агрессией «разжалованный» Сапогов беспомощен. Требуется опека потусторонних сил.

– Не слыхал о покойницкой защите? Не в обиду, Тимофеич, ты вообще мало чего знаешь. Личные охранители, и чтоб все как один – Андреи. Им сна не нужно, отдыха. Будут