Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

Таёжный, до востребования читать книгу онлайн
Наталья Елецкая – писатель-прозаик, лауреат национальной литературной премии «Рукопись года». Своим дебютным романом «Салихат» автор открыла серию подчас провокационных книг о судьбах мусульманских женщин, их стремлении обрести личное счастье в мире, где решающее слово всегда принадлежит мужчине. Роман «Айбала. История повитухи» освещает, в том числе, трагические последствия аварии на Чернобыльской АЭС, показанные через истории беременных женщин, пострадавших от радиации.
Новый роман Натальи Елецкой «Таёжный, до востребования» повествует о судьбе советского врача Зои Завьяловой, не побоявшейся уехать из Ленинграда в таежную глушь.
1981 год. Невропатолог Зоя Завьялова после развода приезжает в поселок Таёжный, затерянный в сибирской тайге. В Ленинграде остался ее отец, решивший создать новую семью после многих лет вдовства. Уезжая, Зоя не оставила ему даже адреса, восприняв его женитьбу как предательство. На новом месте Зое предстоит налаживать непростой быт, выстраивать отношения с коллегами и пациентами, завоевывать авторитет, а главное – пытаться не думать о прошлом…
– Насчет Глафиры Петровны ничего не могу сказать. Тут действительно решать Фаине Кузьминичне. Но что касается ее самой…
В этот момент вошла секретарша и сухо сказала:
– Николай Харитонович, приехал товарищ Антонов из областного здравотдела. Я проводила его в зал заседаний, как вы просили.
– Спасибо, Раиса Андреевна. – Головко поднялся. – Товарищ Завьялова, я подумаю над всем, что вы сказали. С планом ликбеза ознакомлюсь. Всего хорошего.
Он направился к выходу, я последовала за ним. Это спасло меня от гнева посетителей, все это время ожидавших в приемной. Попрощавшись с товарищем Головко в коридоре, я направилась к лестнице, но он неожиданно окликнул меня:
– Зоя Евгеньевна, а вы молодец. Обычно с теми, кто вот так врывается в мой кабинет, я не церемонюсь. Жаль, что нам пришлось прервать разговор из-за совещания. Приезжайте как-нибудь в рабочем порядке, только не забудьте предварительно записаться у Раисы Андреевны.
Фаина Кузьминична нервно расхаживала по вестибюлю.
– Зоя Евгеньевна! – воскликнула она, бросаясь ко мне. – Где вы были?
– У товарища Головко.
– Все это время?
– Да. Мы разговаривали, и…
– Разговаривали? – изумленно перебила она. – О чем?
Услышав голоса, я оглянулась на лестницу, по которой спускались двое мужчин, в одном из которых я узнала посетителя из приемной.
– Пойдемте на улицу.
Главврач последовала за мной, очевидно все еще пребывая в шоке, хотя я не понимала, что ее так взволновало, поскольку не видела в своем поступке чего-то из ряда вон выходящего.
Впоследствии, вспоминая тот день, я удивлялась своей наивности, которая сыграла мне на руку, позволив не только попасть к начальнику здравотдела вне очереди, но и кардинальным образом переломить ситуацию, хотя, выходя из здравотдела, я об этом еще не догадывалась.
Мы вышли во двор и остановились возле машины. Фаина Кузьминична повернулась ко мне, ее лицо было сердитым, я видела, что она пытается держать себя в руках, чтобы не быть грубой.
– О чем вы говорили с Николаем Харитоновичем?
– Простите, Фаина Кузьминична, я не должна была вмешиваться, но…
– Зоя Евгеньевна, о чем вы говорили?
– О лаборатории, нехватке специалистов, нужности ликбеза. И о вашей пенсии.
– Как вам только это могло в голову прийти? – воскликнула главврач. – Это худшее, что вы могли сделать!
– Почему?
– Зоя Евгеньевна, если вы действительно не понимаете всей серьезности своего поступка, а не делаете вид, будто не понимаете, то это… это… я даже слов не могу подобрать! Возможно, вы хотели как лучше, но сделали только хуже. Если и был шанс, что товарищ Головко, обдумав на спокойную голову мои слова, пойдет мне навстречу, то теперь все пропало.
– Это не так! Я смогла убедить его в необходимости ликбеза и в том, что вам рано уходить на пенсию. Кроме того, я обратила внимание товарища Головко на вероятную связь между укусами клещей и заболеваемостью энцефалитом, и, возможно, в данный момент он обсуждает этот вопрос с представителем областного здравотдела, который к нему приехал.
– Вы хотите, чтобы я в это поверила?
– Конечно. А почему нет?
– Потому что товарищ Головко не позволил бы вам даже в кабинет войти, а тем более не стал бы так долго с вами разговаривать.
– Он то же самое сказал, когда мы прощались. Но факт остается фактом: я с ним говорила, и, похоже, мне удалось его переубедить. Не полностью, конечно, но я на это и не рассчитывала…
– Что вы сказали Николаю Харитоновичу насчет меня?
– Правду, Фаина Кузьминична. Что вас нельзя отстранять от руководства стационаром. Что вы еще многое можете для него сделать.
– А вы не думали о том, что в глубине души я, возможно, испытаю облегчение, когда меня с почестями отправят на заслуженный отдых, потому что устала и уже не могу, как прежде, всю себя отдавать стационару?
– Думала, – призналась я. – Но без работы вам будет еще хуже. Возможно, вам стоит просто сходить в отпуск. Вы когда последний раз были в отпуске?
– Какое это имеет значение? Заместителя у меня нет, стационар оставить не на кого. Да и ехать некуда, а сидеть две недели во флигеле глупо. Мне все равно будут звонить и приходить по любому поводу, так что в конце концов я не выдержу и вернусь в свой кабинет, потому что там работать удобнее, чем дома.
– Вы могли бы поехать в санаторий, вам наверняка предлагали. Нужно отдыхать, заниматься своим здоровьем! Простите, но вы как сапожник без сапог: других лечите, а сами…
– Оставим это, – сердито перебила главврач. – Пора ехать.
На обратном пути мы хранили натянутое молчание. Я надеялась, что Фаина Кузьминична недолго будет сердиться. Главное, чтобы Головко не подпал под влияние своего заместителя и не согласился, что я просто выскочка, врач без году неделя, которому не то что нельзя доверять, но и просто сажать за стол в своем кабинете непозволительно. Если Головко, вняв доводам Подгурского, придет к такому же выводу, Фаине Кузьминичне придется отвечать за мой импульсивный поступок, и тогда наши отношения безвозвратно испортятся. В какой-то момент меня охватил страх, я почти уверилась, что главврач права, что Головко был со мной любезен лишь под влиянием минуты и вскоре Фаина Кузьминична получит предписание уволить невропатолога Завьялову З. Е. за грубое нарушение трудовой дисциплины.
По возвращении в стационар я, не пообедав, сразу прошла в приемный покой, переоделась и до конца рабочего дня оставалась в инфекционном боксе. У Соболева, как я и опасалась, началась атрофия пораженных мышц (осложнение, наиболее часто случающееся при полиомиелитической форме энцефалита), а состояние Мериносова, поступившего одновременно с ныне покойным Оганесяном, без гамма-глобулина стабилизировать не удавалось.
Посоветовавшись с Вахидовым, мнению которого я безоговорочно доверяла, я приняла решение транспортировать Соболева и Мериносова в Богучаны. Дело было не в том, что я боялась ответственности, и не в том, что здравотдел не хотел направить в Таёжный еще одного невропатолога, а я, в свою очередь, не хотела работать на износ. Мною двигала исключительно тревога о пациентах, которым мы не могли помочь в условиях стационара, особенно без сыворотки, которая пока еще имелась в ЦРБ.
Сообщив об этом по телефону Фаине Кузьминичне и получив подтверждение на утреннюю отправку больных, я подготовила сопроводительные бумаги, передала пациентов под наблюдение дежурного врача и пошла домой.
Едва я оказалась в своей комнате, мысли о возможных последствиях моего необдуманного утреннего поступка вернулись, еще более тревожные, чем прежде. Я пыталась внушить себе, что поступила правильно и опасаться мне
