Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

На самом деле Пьеро смеялся, когда его сняли с мачты, отвязав от крюка. Задеть его гордость было совсем не так просто, как оскорбить чувства Макмагона. У него вообще не было гордости, но – как ни удивительно – именно это обстоятельство придавало ему благородства.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать про отношения с Макмагоном?

– О господи, я же говорила тебе о женатом мужчине.

– Да, он мне сообщил, что раньше вы двое были неплохой парочкой.

– Я думала, ты не захочешь продавать ему яблоко, если узнаешь.

– Ты так считала с полным на то основанием.

– Прости!

– Я всегда подозревал, даже когда мы были детьми, что тебя тянет к крутым отморозкам.

– Не пори ерунду. Я терпеть не могу грубых скотов.

Пьеро по-доброму улыбнулся Розе. Ему всегда казалось, что ее влечет к жестоким, тщеславным мужчинам, и несмотря на то, что он никогда ни секунды не сомневался в ее к нему привязанности, порой у него возникало чувство, что хоть он и был любовью всей ее жизни, это вовсе не означало, что он был ее типом мужчины.

– Что же мы будем делать со всей этой кучей денег? – спросил Пьеро, когда она показала ему чемоданчик.

– Что всегда можно купить за деньги?

– Не знаю.

– Девочек, конечно.

– Ха-ха-ха! А я уж было забыл о танцовщицах, которых ты обещала.

51. Революция девушек-работниц

Теперь, благодаря инвестиции Макмагона, Роза могла себе позволить нанять группу кордебалета.

– Сегодня мне нужно многих взять на работу, – сказала она Пьеро. – Я еще собиралась привезти первоклассных танцовщиц.

– Ты сошла с ума. Разве в Монреале можно найти таких же хороших танцовщиц, как в Нью-Йорке?

– Нет, нет, нет. Мне нужно найти таких танцовщиц, которые были бы лучше, чем в Нью-Йорке.

– Где же ты собираешься искать таких девушек?

На прием к хозяину расположенной недалеко от порта ткацкой фабрики выстроилась целая очередь девушек. При разговоре они выдыхали облачка белесого пара. Они пришли по объявлению, где говорилось, что на этой неделе открываются новые вакансии для сотрудниц. Шапки у них были надвинуты чуть ли не на нос. Их шеи обматывали длинные вязаные шарфы. Их черные рейтузы были штопаны-перештопаны. Они на цыпочках подходили к двери, будто шли не по тротуару, а по тонкому льду, до смерти боясь провалиться и утонуть в пучине вод. Они с таким пренебрежением относились к собственному существованию, будто при их исчезновении с лица земли от них бы даже следа не осталось. Они переминались с ноги на ногу, чтобы просто остаться в живых. Куда бы Роза ни бросила взгляд, повсюду она видела странных танцовщиц, выстроившихся в ряд.

Роза почти ничего не хотела для них менять. Она бы так же выстроила их в ряд на сцене в надвинутых чуть не на нос шапках и промокших ботинках; с губами, чуть подкрашенными помадой, позаимствованной у матерей; кашляющих и замерзших, с розочками, которые расцвели у них на щеках; держащих в руках рекомендательные письма. Как могло бы передать эту картину искусство?

Все они охотно пошли вместе с Розой. Им понравилось название представления – «Феерия снежной сосульки». Они сразу же поверили, что примут участие в чем-то особенном. А еще Роза пообещала их накормить похлебкой.

Тем не менее они держались с некоторым вызовом. Они откуда-то знали, что все мужчины в их жизни воспротивились бы их общению с Розой. Потому что она была слишком независимой, разве не так? Но ведь все равно по возвращении домой, что бы они ни делали, им все равно влетело бы на орехи от их отцов. Какое же тогда это имело значение?

Когда они выстроились на складе в ряд, сняв пальто и шерстяные рейтузы, стало видно, что их голые худые руки и ноги покрыты синяками и ссадинами. Отцы их били за то, что они вставали на подоконник и смеялись. Отцы их били за то, что они привлекательны. Отцы били их за то, что они пользовались помадой. Они били их за то, что они слишком поздно возвращались из школы, что забывали искупать в ванной младших братишек, за ехидное выражение на лице, когда они мажут на хлеб варенье, за то, что на зеркале в ванной оставляли следы поцелуев.

Худенькая девчушка в черном свитере, которая выглядела так, будто у нее всю жизнь был заложен нос, могла очень быстро петь, словно сильно переволновалась или долго бежала, а теперь пытается рассказать какую-то историю. Все ей аплодировали.

Некоторые умели танцевать, они так отчаянно отбивали чечетку, будто бежали по бревну, зная, что, если остановятся, их постигнет какая-то чудовищная трагедия.

Но Роза отдавала предпочтение девушкам, не обладавшим никакими талантами. Женщины, как известно, существа странные и непостижимые. Мужчинам их не понять. Да и сама женщина подчас тоже себя не понимает. Ее жизнь всегда подобна своего рода спектаклю. Куда бы она ни направлялась, возникало ощущение, что ее голову высвечивает луч прожектора. Она едет в трамвае, а впечатление при этом такое, будто она выступает на сцене. О ней постоянно судачат, сплетничают и шушукаются, ей беспрерывно перемывают кости. Каждая минута ее представления должна быть потрясающей, выдающейся и сексуальной.

От того, чтобы стать проституткой, ее отделяет лишь вопрос нравственности и порядочности.

Розе нужно было купить им новую одежду. Все они выглядели чертовски непритязательными. Ни одна не могла позволить себе нормальные чулки. Они совершенно не походили на труппу восхитительных, соблазнительных танцовщиц кордебалета. Именно поэтому все они искренне радовались новым прекрасным платьям. Одна девушка с множеством родинок стояла в исподнем, словно только что вышла из зачарованного леса вся покрытая клещами.

Когда портной завершил работу, на полу валялись обрезки ткани и обрывки текстильной тесьмы, как будто на складе только что провела сеанс стриптиза мумия.

Новые платья были цвета дождя. Завязанные на талии пояса делали девушек похожими на подарки, которые предстояло распаковать. Платья украшали небольшие прозрачные бусинки, что придавало девушкам сходство с покрытыми капельками росы цветами.

Девушки в своих серых платьях дружно склонялись над мисками с похлебкой. Они тесно прижимались друг к другу, вместе напоминая сгущающуюся грозовую тучу. Издаваемое ими чавканье и хлюпанье походило на бульканье воды в водосточной трубе. Все они выглядели слегка сексуально озабоченными, потому что их хорошо накормили. Они трещали без умолку, обсуждая живших по соседству с ними привлекательных девятнадцатилетних холостяков. Ведь на пустой желудок