Шанс его жизни - Софи Астраби

Тем не менее Сарра ни в чем не нуждалась: ее мать между отдыхом и покупкой мебели всегда выбирала отдых. Журнальным столиком им служила картонная коробка, но зато каждый год они вдвоем проводили лето в кемпинге у небольшой деревушки, менее чем в пятидесяти километрах от дома. Они сменяли обстановку, и этого было вполне достаточно.

У них было много воспоминаний, но не было ничего, на чем они могли бы их хранить и демонстрировать. Мать говорила: «Информацию надо хранить в памяти», и это было правдой: шум ветра, треплющего их оранжево-голубую палатку, запах надувного матраса и ощущение спального мешка на коже – все это нельзя было вставить в фоторамку.

Память была навязчивой идеей матери. Чтобы тренировать ее, она регулярно переставляла вещи, так что им обеим приходилось заново привыкать. Однажды сахара не оказывалось на месте, и это означало, что его там больше никогда не будет. Всю свою жизнь Сарра практически на любой свой вопрос получала от матери ответ «ищи». И, возможно, сегодня это то, что она умеет делать лучше всего. Искать.

Поэтому, когда ее мир рушился, когда она не знала, на что ориентироваться, она так и делала. Искала. В своей памяти, в памяти других.

Иногда она находила. Но с трудом понимала, что именно.

Этажом ниже, почти под их квартирой, жила женщина примерно того же возраста, что и ее мать. Кларисса. Кларисса Белькур. Она жила одна, работала в большом стеклянном здании неподалеку, в шести автобусных остановках, и каждое утро аромат ее духов, как запах горячего хлеба, поднимался по лестнице и добирался до их двери. Сарра часто встречала эту женщину с грустной улыбкой или счастливой грустью, и они обменивались несколькими словами. Кларисса всегда находила время, чтобы спросить, все ли у нее хорошо и как идут дела в школе.

Однажды одна из соседок позвонила в их дверь, в руках у нее была формочка со свежеиспеченными кексами. В их доме было принято иногда готовить несколько больше, чтобы иметь хороший повод поболтать с соседями. Сарра вполуха слушала разговор, делая домашнее задание.

– Вы знаете мадам Белькур, которая живет этажом ниже? Ту, чей муж выпрыгнул из окна.

– Я очень хорошо знаю, кто такая мадам Белькур, – ответила мать тихим, но твердым голосом.

Закрыв дверь, она подошла и села рядом с Саррой. Она ничего не упомянула о самой драме, а просто сказала дочери:

– Я знаю, что отныне каждый раз, как ты будешь встречаться с мадам Белькур, этот образ будет заслонять все прочее в твоей голове. Он перекроет все – ее новую одежду, ее хорошее настроение, то, что она тебе говорит. Драмы стирают людей. Вот почему, Сарра, никогда не забывай… Самые страшные вещи всегда нужно говорить последними.

Она помолчала, подумала и прибавила:

– А если есть возможность, не говорить вообще.

19

2015

Станисласу часто приходила в голову мысль: стареть – значит встречать все больше и больше людей моложе себя. На прошлой неделе он наткнулся на статью, в которой говорилось, что медианный возраст мужчин во Франции, то есть возраст, при котором людей моложе столько же, сколько и людей старше, составляет тридцать девять целых и девять десятых лет.

Через три недели он перешагнет этот рубеж.

Лоран уже три года находится на той стороне. Ему наплевать. Достаточно не менять число тридцать девять в приложении для знакомств, и дело в шляпе. Кстати, «дело в шляпе» – его любимое выражение.

– Я виделся с Саррой.

– Да? Ну и как? Не ахти, правда? – спрашивает Лоран.

– Ты веришь в удачу?

– Трудно сказать. По-моему, это похоже на веру в Бога, если честно.

– То есть?

– В него верят, когда он нужен. А мне в данный момент удача не очень нужна.

Лоран сгибает руку под прямым углом и целует свой бицепс.

Иногда, глядя на него, Станислас вспоминает Патрика Бейтмана, персонажа фильма «Американский психопат». Зачесанные назад набриолиненные волосы, квадратный подбородок, тонкие губы. Лоран даже носит, как герой фильма, майки-безрукавки, которые просвечивают сквозь его идеально отглаженные рубашки. Он ходит в спортзал три раза в неделю, следит за тем, что ест, и чуть меньше – за тем, что пьет. Станислас знает, что его друг посещает косметолога, чтобы удалять мешающие ему волоски, но никогда в этом не признается. Его самоуверенность на первый взгляд может показаться чрезмерной. Он легко, с первых же минут знакомства, выкладывает полный список своих успехов и вполне может объяснить кардиологу, где находится сердце. Чтобы разобраться в этом персонаже, нужно запастись терпением, и зачастую терпение людей имеет свои пределы. Для Станисласа это не проблема. Терпение и наблюдательность всегда были его качествами. Прежде всего, он понимает, что детство Лорана прошло под гнетом крайне строгого, даже жестокого отца, а если что и накладывает отпечаток на жизнь человека, так это детство. Поэтому он оправдывает друга.

– Ты не ответил насчет Сарры. Как она? – настаивает Лоран.

Станислас вспоминает, как прошлым вечером, перед тем как расстаться, он задал Сарре вопрос, который весь день не давал ему покоя:

– А если бы не появилась та старушка с тележкой? Если бы она не открыла нам первую дверь?

– Ну, это и есть удача. Ты веришь в удачу?

– Не знаю.

– Всегда нужно верить в удачу. Только так можно заставить ее существовать.

Станислас делает глоток пива. Он всегда думал, что нужно быть удачливым, чтобы поверить в везение, но с тех пор, как снова увидел Сарру, больше в этом не уверен.

– Она… она особенная, – наконец произносит он.

Он всегда это знал.

20

1992–1993

После вечеринки у Гийома Боссара ничего особенного не произошло. По крайней мере, не сразу. Половина класса была под домашним арестом на три месяца, и в любом случае ни один из родителей больше не разрешал устраивать вечеринки под своей крышей. Эрика нашли полуголым и без сознания на одном из шезлонгов у бассейна. Его и признали виновным в безобразии с вольером. А поскольку он ничего не помнил об этом вечере, его слабой защиты – «может, это был я, а может, и нет» – оказалось недостаточно.

Иногда на уроках Станислас краем глаза наблюдал за Саррой, гадая, кто же она на самом деле и что скрывается за ее холодным, отстраненным поведением. Тайна оставалась неразгаданной, потому что они больше не разговаривали друг с другом, не считая того раза, когда у Сарры кончилась бумага на сочинении.

Но вот однажды она села в тот же автобус, что и он, и заняла место рядом с ним.

– Ты быстро ходишь? – спросила она.

– Не знаю.

– Ну, по сравнению с обычной скоростью? Быстрее или медленнее?

– Думаю, быстрее. А что?

– У меня был дядя, который ходил очень быстро. Он торопился просто так, без особых причин. Он умер очень молодым. С тех пор я задаюсь вопросом: не связана ли скорость нашей ходьбы с продолжительностью жизни?

– А ты? Быстро ходишь?

– Я пытаюсь притормозить.

Она серьезно посмотрела на него и отвернулась к окну.

– Куда ты едешь? – снова заговорила она.

– Играть в шахматы. А ты?

– А я выиграть.

– А…

– Прослушивание на роль в спектакле, – уточнила она.

– Ты занимаешься театром?

– Нет. А ты?

– Э-э-э, нет.

Она встала со словами: «Пожелай мне удачи», после чего направилась к выходу и сошла на одну остановку раньше него.

На следующий день она сообщила ему, что получила роль.

Это был первый раз, когда она заговорила с ним в лицее. Она сказала: «Спектакль будет в июне, ты придешь?» И, не дожидаясь ответа, пошла и села в другом конце класса.

На следующей неделе они снова оказались вместе в автобусе, который вез их навстречу успехам и неудачам, но шел при этом по одному и тому же маршруту. Именно тогда Станислас поделился с ней своей историей, которую никогда никому не открывал до того. О брате с таким же именем, который не выжил. Даже сегодня он не знает, что заставило его все рассказать ей. Но когда Сарра собиралась выйти на своей остановке, он проговорил:

– Он умер, а я жив. Что