Сестры Шред - Бетси Лернер


Сестры Шред читать книгу онлайн
Никто не будет любить тебя больше и не причинит тебе больше боли, чем родная сестра.
Знакомьтесь, это сестры Шред.
Олли всегда в центре внимания, с ошеломляющей уверенностью пленяет всех и вся и, как ураган, разрушает жизни людей, стоящих у нее на пути.
Эми – типичная серая мышка. При этом она крайне осторожна, умна, любит следовать правилам, верит в факты и науку. Вот только правила ее тщательно выстроенного мира не могут объяснить, что происходит с Олли, чья красота и харизма скрывают психическое заболевание.
По мере того как Эми взрослеет и пытается найти себя, на каждом шагу она сталкивается с Олли, которая то исчезает, то появляется. И как бы ни хотелось Эми разорвать невидимый сестринский узел, сделать это практически невозможно.
«Сестры Шред» – это интимная горько-сладкая история, которая охватывает два десятилетия и исследует проблемы сестринства, психического здоровья, потерь и любви.
Олли, как ни в чем не бывало, появилась на пороге два дня спустя. Папа был вне себя от радости, мать – вне себя от ярости. Она потребовала объяснений: Олли должна хотя бы отчитаться, где была и чем занималась.
– Ты хоть представляешь, как мы за тебя переживали?
Олли продолжала стоять молча; волосы и одежда у нее были грязными.
– Ты слышишь меня? Оливия! – повысила голос мама. – Отвечай!
– Ты закончила? – закатила глаза Олли.
– Я – закончила? Милая моя, я еще даже не начинала! – От гнева мама вся напряглась, вытянувшись как штык. Олли протиснулась мимо нее и направилась в свой подвал. Мама повернулась к отцу: – Сделай что-нибудь!
– Давай остынем, – ответил тот. – Оставим ее в покое.
– Как ты можешь вставать на ее сторону!
– Родная, я не встаю на ее сторону, но допросом ты ничего не добьешься.
После ужина папа положил на тарелку свиных отбивных, кукурузы и салата, подошел к двери Олли и тихонько постучал.
– Олли?
Ответа не было.
– Олли-олли-оксен-фри…[7]
Молчание.
До сих пор не понимаю, что себе думал папа о поведении Олли, почему он вступался за нее тогда, да и на протяжении всей жизни. Все мы в глубине души признавали, что боимся ее, хоть и не говорили об этом вслух. Причины для опасения имелись: в ответ на любой вызов Олли впадала в одно из двух состояний – ярость или апатию. Когда папа вернулся с ужином Олли на кухню, мама хмуро загружала тарелки в посудомоечную машину. Забрав у него тарелку, она не стала заворачивать ее в фольгу, а вывалила содержимое в мусорное ведро.
– Я не собираюсь так жить, – произнесла она.
– Что ты такое говоришь?
– Пора подумать о школе-интернате.
– Она же еще ребенок, – сказал папа.
– Ты сам-то понимаешь, что несешь?
Я вышла с кухни, не дожидаясь, что ответит отец.
Мне было страшновато спускаться в подвал, но еще больше стыдно перед сестрой, что я не сдала за нее тест, и я решила узнать, злится ли она на меня еще или нет.
Я осторожно постучала.
– Олли?
– Что?
– Можно войти?
Она успела помыться и, завернувшись в полотенце, слушала свой любимый с недавних пор альбом «Dark Side of the Moon» группы «Пинк Флойд». На обложке была изображена треугольная призма, преломлявшая луч света в радугу.
– Ты на меня еще сердишься?
На полу стояла коробка с солеными ирисками. Олли подтолкнула ее ко мне ногой.
Директор школы вызвал родителей и сообщил им, что из-за плохих оценок и пропусков занятий Олли придется остаться на второй год; а еще он настоятельно рекомендовал отправить ее на психиатрическое обследование. Узнав, что она не закончит школу вместе со своим классом, Олли взорвалась:
– Да хер там!
В ее речи теперь нередко проскальзывали бранные слова.
– Это уже не тебе решать, – ответила мама.
– Никто меня не сможет заставить!
– Оливия, у тебя нет выбора.
– Ну, хотя бы Бен меня любит…
– Родная, мы тебя любим, – сказал папа.
– Тогда зачем вы так со мной поступаете? – воскликнула Олли, хватая ключи. Это был ее классический трюк: заставить других чувствовать себя виноватыми в том, что она сама натворила.
В тот вечер я на автопилоте накрыла стол на четверых, хотя ужинали мы теперь чаще всего втроем.
– Они просто делают ее крайней, чтобы другим неповадно было, – произнес отец, отодвигая тарелку, словно в знак того, как трудно ему переварить происходящее.
– А из команды тоже ни за что выгнали? – напомнила мама, знавшая, как сильно его задел тот случай.
– Угу, хорошо им теперь? – Без Олли команда опустилась в самый конец турнирной таблицы. – Надеюсь, они довольны.
– Не в этом дело. Она вела себя неправильно.
– Можно было просто отстранить разок от соревнований, вот и все.
– И к чему ты клонишь? Что должна думать Эми? Что принимать наркотики – это нормально? – вопрошала мать, используя меня как аргумент, молчаливый и даже глухой.
– Лоррейн, это всего лишь травка…
– Это наркотик!
Мать вскочила из-за стола, метнула тарелку, как диск фрисби, в раковину и бросилась вон из кухни.
– Ну, успокойся, пожалуйста. – Папа поймал ее за руку.
– А ты, я смотрю, спокоен и счастлив, да?
– Да нет, же, родная, но ты слишком разнервничалась.
– Твою дочь выперли из школы! Она принимает наркотики!
– Она не первый ребенок, который попробовал покурить…
Мать сердито посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня.
– Хорошенький разговор при ребенке!
* * *
Зная, что Олли никогда не согласится пойти к психиатру по доброй воле, мама вытащила ее из дома под каким-то надуманным предлогом. Мне было совестно, что я не предупредила сестру.
– Не смей трогать мои шмотки! – крикнула Олли, когда они выезжали из гаража.
Едва машина скрылась из виду, я приготовила все необходимое для одной из моих любимых игр – «Сапожник». У папы была электрическая машинка для чистки обуви – такая капсула, похожая на пушистую гусеницу; касаясь щетиной ботинка, она жужжала, как циркулярная пила. Она меня просто завораживала. Отец говорил, что эта машинка разок чуть не оторвала ему палец, и велел не трогать ее. В отличие от Олли, мне этого было достаточно. Я не из тех детей, кто норовит потрогать горячую плиту или постоять на карнизе. Я надела старый фартук, разложила кремы для обуви, выстроила в рядок папину обувь и принялась «чистить» ее, хотя больше изображала усердие, конечно. Да, в четырнадцать лет поздновато предаваться таким фантазиям, но знакомые маленькие миры, которыми я управляла, меня успокаивали.
Оставшись дома одна, я сделала то, чего никогда не делала: щелкнула манившим меня серебристым выключателем. Машинка зажужжала, щетинки быстро завертелись. Я еще раз нажала выключатель, и щетка с приятным щелчком затихла, постепенно замедлив вращение до полной остановки. Сделав так еще несколько раз, я приложила крутящиеся щетинки к одному из отцовских ботинок: тусклая кожа на нем засверкала. Довольная результатом, я нагнулась за кремом для обуви, и машинка внезапно ухватила клок моих волос. С нахлынувшей тошнотой я почувствовала, как от моей головы отрывается кожа. Из глаз брызнули слезы, я попыталась вырваться. Потом машинка издала визг, похожий на звук скользящих по асфальту