Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

но лишь выдохнул неразборчивый звук.

Аглая потрясла огнетушителем, Хазин спрятал пистолет в кобуру, втиснулся в «Порше», захлопнул дверцу. Я хотел сказать ему пару слов по старой дружбе, но Хазин сдал назад. Он отпятился метров на десять, круто вывернул колеса, газанул и промчался мимо нас в сторону Чагинска.

— Что это было? — Аглая растерянно поглядела вслед Хазину.

— Не знаю, — честно признался я. — Он невменяемый был. Возможно, диабетический криз…

— Сволочь, — Роман принялся отряхивать штаны. — Невероятная сволочь…

— Зачем вы, Аглая? — спросил я. — Это же опасно.

— Да бросьте, — Аглая поставила огнетушитель на землю. — Диабетик с игрушечным пистолетом? Опасен? Надо было треснуть ему по лбу, чтобы не дрыгался…

Роман посмотрел в сторону «восьмерки», то есть в сторону простреленного лобового стекла, я закашлялся и наступил на блестевшую из песка гильзу.

— Ну и правильно, что не треснула, — сказал я. — У него и так в голове нелады, так бы окончательно перекосило. Потом пришлось бы в больницу эту тушу волочь, втроем не управились бы…

— Это уж точно… А это кто был-то?

— А ты не узнала? — спросил Роман.

Аглая помотала головой, понюхала пыльный воздух.

— Хазин, — сказал я.

— Хазин? Тот самый? Фотограф? Магнетизер Шульце?

— Кто? — не понял я.

— Ну так он же — Хазин! Кота моего дразнил тогда в библиотеке! Да, не узнала бы, не похож совершенно… А что ему надо? Вы дружите?

— Нет, — ответил я. — Я не видел его семнадцать лет.

И вот такая чудесная встреча.

— Зачем он вам угрожал?

Роман энергично почесал щеки. Я не успел.

— Он тоже книгу пишет, — ответил за меня Роман.

Отлично. Определенно, Рома творчески небезнадежен.

— И за книгу он размахивал пистолетом? — недоверчиво спросила Аглая.

— Литература — это резня, — напомнил я.

— Он просто пишет другую книгу, — сказал Роман. — Мы с Витей хотим докопаться до истины, а Хазин пытается истину скрыть. Вот и угрожал. Боится конкуренции.

— Сукин сын, — подтвердил я. — Настоящая сволочь.

Аглая сомневалась. Я бы на ее месте сам не особо поверил, после тыкания в морду «ярыгиным» волей-неволей чувствуешь себя несколько деревянно, трудно врать.

— Думаю, ему и книга не очень нужна, — заметил я. — Это он для отвода глаз. Ему просто хотелось узнать, про что мы пишем. Денег предлагал…

— Мы его подальше послали, — Роман махнул рукой в сторону города. — Вот он и взбесился. Спасибо, Глаш, вовремя подоспела…

— А зачем ему это хотелось узнать? — перебила Аглая. — Про что ваша книга?

Волновалась, это было заметно.

— И он кто? — спросила Аглая.

— Не знаем толком, — ответил я. — Непростой вроде дяденько… Я пытался выяснить… Немного получилось. Он интересуется… нашей темой.

— Все равно непонятно…

Аглая хотела было поднять огнетушитель, но Роман ее галантно опередил, подхватил огнетушитель сам и отнес к «Логану».

— Спасибо!

Аглая забросила огнетушитель в багажник и спросила:

— А вам не кажется необычным, что в Чагинск вдруг съехались все… Все те, кто был здесь тогда?

— В этом нет никакой случайности, — быстро ответил я. — Скорее, логическая цепь. Роман вздумал писать книгу, позвал меня. Я оценил издательские перспективы, решил прощупать материал и позвонил своему бывшему начальнику Крыкову, тот связался с Хазиным. Видимо, Хазин что-то знает — поэтому и примчался. Стоит, кстати, с ним еще разочек встретиться, может, будет пооткровенней.

— А я сама приехала, — сказала Аглая. — Не специально… Так получилось…

Показалось, что Роман хочет булькнуть глупость, но он промолчал.

— Все флаги в гости будут к нам, — сказал я. — Аглая, вы раньше гениально читали стихи, мы с Романом, кстати, недавно вспоминали. Вы сейчас не читаете?

Роман послал в мою сторону ревнивый взор.

Кретин.

— Битумом пахнет, — не ответила Аглая. — Чувствуете?

Я поглубже вдавил гильзу, вдохнул порох, после Хазина на дороге остался порох.

— Тут раньше асфальтовый завод работал, — я указал в лес. — Лет тридцать пять назад. Там до сих пор ямы остались, вот битумом и воняет. Особенно в жару. Давайте отсюда убираться, вдруг кто в Тотомицу поедет?

Роман пялился на Аглаю.

— Рома, — позвал я.

Роман очнулся и сделал шаг к «восьмерке».

— Подожди! — Аглая поймала его за рукав. — Стой-ка!

Аглая развернула Романа, стала всматриваться.

— Что у тебя с лицом?

— Ничего…

— Он баллончиком, что ли, брызнул?!

— Нет вроде…

Роман потрогал щеки и лоб. Пятна стали краснее и выпуклее, казалось, что они постепенно надуваются изнутри.

— Аллергия, скорее всего, — предположил я. — Отек Квинке. У Снаткиной пыль со стен лишаями свисает, на нее и реакция. Или на консервы — Рома питается ржавой макрелью…

— Боюсь, это не аллергия.

Аглая нехорошо выругалась и полезла в багажник своей машины.

— Что за фигня… — Роман ощупывал лицо. — Почему не аллергия…

— Радон, — ответил я. — Прими уголь, помогает.

Я передал Роману упаковку активированного угля.

— От радона?

— От кирпичей, — сказал я.

И сам принял две таблетки. Иногда у меня странно похрустывают колени, с этим надо что-то делать.

— Вы зачем уголь жрете? — спросила Аглая.

— Для адсорбции и выведения, — пояснил я. — Всегда в кармане ношу, хорошо выводит.

— Какая адсорбция?! Он же в борщевик вляпался!

Аглая достала бутылку водки, пояснила:

— Спирт смывает сок борщевика. Если еще не поздно…

И принялась поливать Роману на руки. Потом намочила платок и стала аккуратно протирать ему щеки и лоб. Воняло водкой. Я не очень переносил этот запах, отшагнул.

— В больницу! — крикнула Аглая. — Быстро!

Она затолкала Романа в свою машину, развернулась и укатила. Я остался посреди дороги на далекую Тотомицу, один.

Хазин с пистолетом. Аглая с огнетушителем. Роман в борщевик. Насыщенный день. Чем насыщенней день, тем быстротечней время. А «Кайен» Хазина стоял у мэрии. Значит, скорее всего, Хазин встречался с Зинаидой Захаровной…

Я вернулся к «восьмерке». Пуля пробила стекло напротив водительского сиденья, прошла подголовник и застряла в заднем диване.

Ладно.

Догонять «Логан» было бесполезно, в отсутствие пассажира «восьмерку» подкидывало на бетонных стыках еще сильнее, я опасался пробить камеры и не торопился, до больницы добирался двадцать минут.

Приемный покой находился на прежнем месте, в сыром квадратном дворе, окна были по-прежнему забраны проржавевшими решетками, а внутрь вела дверь, обитая рыжим дерматином. «Логан» стоял у входа.

В приемном покое не было никого. Горела под потолком лампа, на столе лежал журнал рецептов солений и цветные брошюры, заварной чайник, пачка печенья. В стенах сохранились многочисленные сверленые дырки, впрочем, сейчас их использовали по бытовым назначениям — из одних торчали карандаши, из других ножницы и отвертки, а в некоторых прижились растения вроде вьюна. Аглая стояла у стены и попеременно изучала то плакат, посвященный описторхозу, то аптечку. Роман покорно сидел на кушетке и разглядывал пятнистые руки. Пахло хлоркой.