Это снова ты - Алекс Хилл

– Хорошо, – тихонько соглашается мама, и я отворачиваюсь прежде, чем она успеет заплакать.

Даже в пекло парк «Краснодар» полон посетителей, но мне некогда очаровываться сложностью дизайнерских решений и красотой привезенных экзотических деревьев и кустарников. Быстрым шагом иду к оплетенной плющом деревянной изгороди, которая скрывает в тени скамейки, и первое, что бросается в глаза, – букет: нежно-голубая упаковка, белые мягкие бутоны пионовидных роз. Сердце бьет по позвоночнику, решимость содрогается, а трусость шипит: «Может, не сейчас?»

– Привет, – говорит Дэн, поднимаясь мне навстречу.

Не отвожу взгляда от цветов. Они прекрасны, но дело не в этом. Я не могу посмотреть на Дениса. Боюсь, что он прочтет в моих глазах больше, чем я готова рассказать. Боюсь увидеть в его глазах то, за что еще долго буду себя ненавидеть.

– Привет, – отвечаю я, так и не поднимая головы.

Неловкое молчание между нами уже ставит точку, но глупо надеяться, что все пройдет легко. Это совсем не в характере Дэна – принять, понять и отпустить.

– Давай сядем, – предлагаю и первой опускаюсь на скамейку, снимаю кепку и мну ее в руках.

Денис садится рядом, букет кладет между нами. Я пыталась придумать начало разговора. Подбирала фразы и слова, пока смотрела сегодня на поля через окно машины, но сейчас не могу вспомнить ничего путного.

– Я так понимаю, ты меня бросаешь? – спрашивает он, и я уже слышу зарождающуюся истерику.

– Хочу расстаться.

– И мне должно стать от этого легче? От формулировки? Ты, черт возьми, серьезно?

– Дэн, мне жаль. Честно. Я не хотела, чтобы все так получилось. Но мы больше не можем… дело…

Денис грязно ругается, а я смиренно жду, пока он закончит. Мимо проходит пожилая пара: бабуля осуждающе цокает, а дедушка показательно отворачивается. Видимо, на старости лет не скучаешь по подростковым ссорам.

– Вот только не надо этой херни, Ксюша. Даже не смей. Дело не в тебе, во мне. «Ты хороший, бла-бла-бла», – злобно цедит Денис. – У нас все было отлично. Ты говорила, что любишь меня, мы хотели съехаться после Нового года, но стоило тебе свалить на две недели вместе с Фомой, как… – Он бьет по букету, отшвыривая его в сторону. – Вот она, твоя любовь и верность. Я так и знал! Так и знал, что нельзя тебя отпускать…

Я поворачиваю голову. Дэн, сгорбившись, утыкается лбом в сплетенные пальцы. Не знаю, что хуже: мое предательство или его уверенность в том, что он обладал мной до такой степени, чтобы решать такие вещи.

– Я же верил тебе. Ждал. Столько ждал, – с горькой яростью бормочет он. – А ты все просрала. Подтерлась и выкинула.

Грубо, но довольно правдиво, поэтому я все же хочу попытаться поставить не дерьмовую точку, а просто точку. Мы ведь когда-то были друзьями. А может, и нет. Я уже не знаю.

– Мне жаль. Я старалась, сама верила, но…

– Жаль? Тебе жаль?! – кричит он, вскакивая. – Когда ты старалась, а? Юзала меня, как хотела, как было удобно!

– Ты можешь успокоиться? – напряженно прошу я, потому что внимание прохожих нервирует больше, чем его вопли. К ним-то я уже привыкла. – Попробуй послушать хоть раз меня, а не только себя.

– Ну давай! Послушаю оправдание маленькой шлюхи! Даже любопытно, какую сказку вы с Фомой выдумали, чтобы выставить меня дебилом.

Вскидываю голову, вглядываясь в хорошо знакомое лицо, и чувствую, как ток решимости бежит по венам. Это хорошо. Адреналин ускорит процесс. Дэн еще не знает, что именно я сделала, но уже пришел к каким-то выводам. Они недалеки от истины. Возможно, у него отличная интуиция, а возможно, это очередной показатель того, что Денис не знает меня и не хочет узнавать. Даже забавно. Он обвинил меня раньше, чем я предала его. Так есть ли разница, какой он меня запомнит, если образ уже утвержден? Пусть все закончится. Я в любом случае не могу облегчить для нас обоих этот момент.

– Я никогда тебя не любила, – говорю я, и выражение лица Дениса вмиг меняется. – Поначалу ты мне действительно нравился, но наши отношения не больше чем фарс. Ты все вытаскивал из меня силой и манипуляциями. Выпрашивал, вынуждал. Если ты думаешь, что только я тебя юзала, то ошибаешься. Бо́льшую часть времени мне приходилось тупо подыгрывать, потому что твои истерики просто невыносимы. Все эти облизывания и скулеж, нежности и постоянные созвоны с переписками. Меня тошнит от всего этого, и от тебя тоже. Продолжать?

Дэн смотрит на меня исподлобья, губы воинственно поджаты, а подбородок сморщен от обиды.

– Я не понимаю… На хрена ты вообще согласилась со мной встречаться? Зачем говорила, что любишь?!

– Потому что дура, – коротко и емко отвечаю я и нащупываю пачку сигарет в сумочке.

Денис опускается передо мной на корточки, а я смотрю сквозь полупрозрачный дым на букет, что медленно умирает под прямыми лучами южного солнца. Отношения между людьми бывают двух видов: нежные и капризные, как эти срезанные цветы, и такие, как упаковочная пленка, что с трудом разлагается в земле за сотню лет. В первом случае достаточно лишь непродолжительного безразличия или крошечной ошибки, чтобы все увяло и сгнило, а во втором – только в костер бросать, чтобы быстро избавиться.

– Ксю, послушай, я, наверное, перегнул, – пристыженно произносит Денис, и я ухмыляюсь его предсказуемости: сначала надавить, а после пожалеть и извиниться. В этом весь он. На этом мы и держались. Дэн заставлял меня чувствовать себя виноватой, а после прощал и извинялся сам, создавая видимость решения проблемы. – Я просто очень соскучился. Разлука с тобой меня убивает. Давай нормально поговорим и со всем разберемся. Ты же знаешь, я люблю тебя. А я знаю, что и ты…

– Нет, – мигом обрываю я.

– Что «нет»?

– Не люблю. Я же сказала.

– Посмотри на меня и скажи это…

Отрываюсь от разглядывания букета и смело встречаю щенячий взгляд. Сейчас Денис совсем не похож на Мишу. Если честно, я даже не помню, как точно выглядел Леванов в жизни, а не на фото. Он подарил мне много страхов, но самый опасный – этот: бояться отказывать. Прости, Миша, но я сейчас отказываюсь и от этих воспоминаний о тебе.

– Я тебя не люблю, – произношу не моргая.

– Вот сука, – то ли ухмыляется, то ли всхлипывает Денис. – Что там такого случилось в Ростове? Что заставило тебя так быстро переобуться?

– Это случилось еще до Ростова.

– Нет. До поездки ты была другой. Была моей.

От последней фразы меня начинает натурально мутить. Не без труда справляюсь с