Романолуние - Анна Кимова

к нему зайти. И застала там сцену. Случайно вышло. В кабинете никого не было, я в переговорную прошла, решила там его дождаться. И дождалась. Он ее приволок, закрылся и стал орать. Чуть прямо там не отымел. Но это было бы как раз вполне в его стиле. А он отчего-то остановился, отпустил ее и при этом у него был такой виноватый вид, какого я у своего мужа сроду не припомню! Когда меня увидел, дверь открыл и велел убираться. А стоило мне сказать, что теперь всё понятно, как он дверь эту чуть в щепки не раскурочил! Ты можешь себе такое представить? Чтобы Роман Чернышев кулаками об двери лупил? Он в нее влюблен, это очевидно. Имей это в виду. Может, для ваших дел полезным окажется.

Когда Роман нажал на кнопку звонка, на часах было уже девять тридцать. Дашу увезли ровно час назад. Да, за час могло случиться что угодно, за это время можно многое успеть…

– Слушаю, кто вы?

– Папе переда́й, что к нему сы́н приехал. И шевелись, давай, побыстрей. Здесь холодно.

Его впустили внутрь меньше, чем через минуту. Роман проверил по секундомеру. Он усмехнулся.

Раздувшаяся туша Ивана Белова сидела в кресле в своем шикарном кабинете. Всегда любил пафос, подумал Роман. Ему бы на подмостки, в театр, а еще лучше в оперу. И откуда он такой взялся в нефтянке? Но директор спецотдела тут же ответил себе на свой собственный вопрос: среди нефтяников таких пруд пруди.

– Ну привет, сынуля!

– Здрасьте.

– С чем пожаловал?

– Это я у ва́с должен спросить.

– У меня-я-я?? Так ведь это не я́ у тебя на пороге стою с утра пораньше.

– Так ведь это не я́ у вас забрал кое-что ваше.

Лицо Белова вытянусь. Да-да, именно вытянулось. Хоть до этого Роману и казалось, что подобному шару достигнуть вытянутого состояния было уже невозможно.

– Как не ты? Именно ты, сынок, и забрал. Точнее, я тебе это передал во временное пользование, но настало время возвращать обратно.

После ресторана «Владивосток нашей эры» изрядно подпитые Роман и Анатолий сидели в парилке банного комплекса. Роман спросил:

– Как тебе вечерок?

– Ромка, ты – лучший! Бля буду, ты лучший!

Роман улыбнулся:

– А какой трубач был…

– Ой, Ром, трубач – отпад. – Он икнул. – За всю свою гребанную собачью жизнь… – Он снова икнул, – я такого трубача, – и еще раз. Похоже, на Толика напала икота. – … никогда не ел.

Роман встал, открыл дверь парилки и крикнул:

– Пива бутылку принеси!

Вскоре внесли пиво. Директор спецотдела протянул его Толику.

– На! Заколебал икать.

Тот выпил залпом полбутылки. Затем смачно выдохнул.

– Бля буду, Ромка, ты – лучший!

И еще раз икнул. Так же смачно. Но в последний раз.

– Тогда ты мне вот что скажи… Чё ты так шифруешься по Белову? Мамой, что ли, поклялся варежку на привязи держать? Вот сколько раз я тебя спрашивал? Знаешь же, как нервер… нервер… нервероятно нервирует меня. Это.

Анатолий улыбнулся и та́к хитрюще посмотрел на Романа, что они оба расхохотались.

– Ох, ты и лис, Ромка… Ох, ты лис… Напоил и давай допросы чинить…

– Я – лис! Я тебя не только напоил. Я тебя накормил, трубачом, помнишь?

– Ой, какой был трубач…

– Во-от! Потанцевал, попарил, и только потом напоил. А сейчас еще и спать уложу. Я за девушками так не ухаживаю, как за тобой, свинина ты неблагодарная!

– Какой был трубач…

Он помолчал. Но недолго.

– У Ивана Анисимовича человек в Администрации Президента в гору пошел, слыхал?

– Долетало.

– Он по ходу спецоперации неплохо так поднялся.

Толик снова икнул. Он допил вторую половину бутылки и продолжил начатую мысль:

– Раньше его не видно не слышно было, а теперь он такой толстый стал, что общественное мнение делает. Между башнями. Короче Белов планирует надавить на тебя через него. Чтобы ты слил ему долю в последнем проекте. С итальяшками и французиками. Считает, что с тебя долг.

– У меня перед вами, Иван Анисимович, долговая карта почти закрыта. По последней статье вот-вот финалочка будет, когда раздел имущества с Софьей закончим. Как вы знаете, я ее не обижу.

– Это меня не касается.

– Ага, как же! Не касается это вас…

– Что ты мне про последнюю статью? Меня первая интересует.

– Не понимаю, о чем вы.

– Да! Ты постоянно делал вид, что не понимаешь. Я тебе еще тогда, после вашей свадьбы, говорил, что закрою глаза на твое поведение с моей дочерью. Но когда-нибудь предъявлю тебе за это счет.

– Такой разговор был. И я помню, что вам ответил: наши отношения с вашей дочерью перестали вас касаться с того момента, как вы ее продали. Точнее обменяли. На мою деловую хватку.

– Ну ты наглец…

– Нет. Наглецом я был тогда. Но прошло много времени, и я значительно подрос. Ко мне сейчас другое понятие больше применимо. Тоже на букву «ц» заканчивается. Так что не надо меня злить, Иван Анисимович. Вам тогда даже наша старая дружба не поможет.

Он подофигел. Покраснел, чуть дымиться не начал.

– Не злитесь так! В вашем возрасте уже надо быть поспокойнее. А то, где нервишки, там и сердцишко, а мне еще пока моего не вернули. Так вот я продолжу. Я с вами всегда был честен. Еще перед свадьбой говорил, что Софья мне нравится, и я попробую остепениться. Я не врал. Нравилась. Пробовал. В том, что надолго меня не хватило, конечно, есть часть моей вины, но не только. С ней я тоже был честен, она знала, во что ввязывалась. Подумала, что осилит. Не осилила. Так что оба виноваты. Вы со своими семейными делами сами разбираетесь, посторонних не приглашаете. Вот и разбирайтесь, не мешаю. Со своей женой я тоже буду разбираться са́м, мне помощники не нужны. И мне диагонально, что вы ее отец. К нашему браку вы отношения не имеете. Теперь по поводу первой статьи́. Я достаточно на вас отработал, чтобы вы мне старые долги предъявляли. По началу вы благодаря мне нарубили столько бабла, что по мне так, для такого приземленного человека даже перебор. Понятия не имею, как вы их сумели освоить. Разве что на всякую хрень аляпистую тратили, вроде вот этой всей дребедени.

Роман обвел взглядом обстановку кабинета. Он продолжил.

– Меня это не касается. Но позже я ушел в открытое море. С того момента вы не имеете никакого отношения ни к моим делам, ни тем более, к моим долгам. У меня их и так-то