Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

– Нет. Не успею.

«Я знаю, что они согласятся, – говорил он себе, – пока ехал. Они скинутся; они должны. Это в их интересах. Здравый смысл, чистая практичность все переиграют.

А если они этого не сделают, – сказал он себе, – то сделаю я. Интересно, справлюсь ли. Сколько будет стоить полная перестройка водопроводной компании? Сорок тысяч долларов? Сто тысяч? Пятьсот тысяч?

Господи, – подумал он. – Им просто нужно скинуться.

И я знаю, что они это сделают. Интуиция подсказывает».

18

На рождественской вечеринке Джанет Рансибл напилась и рассказывала всем подряд о личных проблемах. Новой паре, только переехавшей в этот район, она сообщила, что у них с Лео на три тысячи превышен лимит в «Новато банке».

– Уже тридцать дней прошло, – говорила она, мешая двум разговаривавшим мужчинам. Старательно удерживая внимание новой пары, она продолжила: – И Гарри – это наш банкир – позвонил и сказал, что он так в нас уверен, что мы можем подождать еще шестьдесят дней, если захотим. Это форма кредита. Он так уважает Лео и доверяет ему.

Ее собеседники кивали и слушали, но Джанет казалось, что им не слишком интересно.

– Извините, – сказала она, встала и осторожно пошла мимо них на кухню с пустым стаканом.

Половина этой новой пары, молодая жена, пошла за ней и спросила, не надо ли чем-нибудь помочь. Это была невысокая, довольно плотная девушка с миловидным лицом, испорченным косметикой. Ее мужа перевело в эту часть страны правительство: он был как-то связан с исследованиями океана.

– Марта, – сказала Джанет Рансибл, – знаешь, когда ты поближе узнаешь моего мужа, то поймешь, какой он замечательный, просто сказочный человек.

Она улыбнулась молодой женщине, ожидая увидеть ответную улыбку, сочувствие и понимание.

В этом году на рождественскую вечеринку пришло столько же людей, сколько и в предыдущие годы; дом Рансиблов был полон людей и разговоров. Открылась и закрылась входная дверь – кто-то пришел или ушел, но она не поняла, кто именно.

– Мне очень нравится ваш муж, – сказала Марта Легорн.

– Но вы его не знаете, – ответила Джанет.

Ее вдруг охватила глубокая печаль. Она стояла у буфета, наливая из полугаллонного кувшина в свой стакан главный напиток дня – джин с ангостурой.

– Кажется, он очень во многом разбирается, – сказала Марта, садясь за стол, – я чувствую себя такой невеждой. Я-то могу поговорить только о… ну, я не знаю. Кто-то что-то сказал о Шекспире, и я вспомнила, что читала «Макбета» в колледже.

– Вам налить? – спросила Джанет.

– Нет, спасибо. Боб не любит, когда я слишком много пью. – Она понизила голос: – Он всегда говорит, что я слишком много пью, когда выхожу из дома. Он очень строгий. Он с Юга, понимаете. Из Атланты. Они там все такие.

– А где вы родились? – спросила Джанет.

– В Модесто.

– Вам здесь нравится? Здесь так красиво. – Она словно заново ощутила красоту сельской местности, хребта, елового леса, океана. – Это настоящий рай. Вам так повезло, что вы переехали сюда. А когда вы познакомитесь с людьми, то поймете, что они тоже прекрасные. Такие дружелюбные. Такие отзывчивые. Они все для вас сделают.

– Нам нравится наш дом, – сказала Марта, – ваш муж позаботился об этом. Он даже сам фундамент проверил.

– Для Лео очень важно, чтобы его клиенты были счастливы. – Поставив стакан, она подошла к Марте поближе и взяла ее за руки. – Вы должны быть счастливы. Пообещайте мне. Это важнее всего на свете.

И как и много раз до этого, у нее на глазах навернулись слезы.

Стоя у окна, Шерри Домброзио смотрела на огни дома Рансиблов. Она видела припаркованные машины и слышала шум.

– Они устроили большую вечеринку, – сказала она.

– Почему нет? Он всегда подает хороший алкоголь. Он знает, как заманить к себе людей. Но я не хочу никого заставлять приходить ко мне в гости подкупом.

– Я не понимаю, как он может себе это позволить. Разве он не на грани банкротства? Девушка в продуктовом магазине сказала мне, что его счета просрочены на три месяца. Он не платил им с прошлого октября.

– Конечно, на грани, – ответил Домброзио, – но он отыграется. Вся его жизнь такова. Он берет в долг или покупает землю и спекулирует ею. Такие люди никогда не сдаются.

– Кто бы ему дал в долг? – спросила Шерри. – У него нет активов, раз уж он продал землю на хребте. По крайней мере, так я слышала. Но конечно, о нем всегда ходит столько слухов, но никто не может его подловить или вытянуть из него правду.

– Он найдет среди своих приятелей какого-нибудь банкира, который его поддержит. Они все работают вместе и постоянно откупаются друг от друга.

– Он не мог использовать свою водопроводную компанию как актив?

– Нет, – сказал Домброзио, – это слишком обременительно. Ты же видела ту статью в «Ньюз».

Отойдя от окна, Шерри бесцельно зашагала по гостиной. Живот – она была уже на шестом месяце – покачивался перед ней. Потом она наконец опустилась в кресло. Беспокойное и капризное выражение, которое он видел так часто, снова появилось на ее лице. Она уволилась с работы без всякой радости. Но беременная женщина не могла доехать до Сити, не говоря уже о том, чтобы занимать ту должность в сфере связей с общественностью, на которой ее хотел видеть Лауш.

В свой последний рабочий день, придя домой, она впала в истерику. Он никогда не видел ее такой до этого. Целую неделю она избегала его, лежала в постели почти до полудня, швыряла в него тарелки, запиралась в спальне, как только заканчивался ужин.

«Жаль, – думал он, глядя на нее. – Не повезло. Биология тебя предала. Слабое место всех женщин. Говорят, умные работодатели опасаются этого и вовсе не берут женщин на работу. И я их не виню».

– Господи, меня опять тошнит. Это должно было уже закончиться, к шестому-то месяцу. Я так ужасно раздулась. Я просто огромный мешок с газом.

– Тебе принести что-нибудь?

– Нет, – коротко ответила она.

– Тогда имбирный эль, – он открыл холодильник, – а как насчет кусочка пирога?

– Я не могу есть крахмал. Мне нужно сбросить четыре фунта к концу месяца. Уже почти конец, а я все еще вешу сто сорок пять.

Она угрюмо опустила взгляд, когда он проходил мимо нее со своим куском пирога.

– Тебе обязательно есть это здесь? Ты не можешь поесть в другом месте? Ты же знаешь, я не могу смотреть, как ты ешь, раз я не могу. Это несправедливо.

– Беременность была твоей