Если однажды зимней ночью путник. Том III - Итало Кальвино

правда ли? Беда в том, что когда-то так начинались все романы. Одинокий путник шел по безлюдной дороге. Вдруг что-то привлекало его внимание. Он думал, что в этом кроется некая тайна или предзнаменование. Тогда он принимался задавать вопросы. И ему рассказывали длинную историю…

— Нет, вы не поняли, — пытаешься ты объяснить, — Это вовсе не начало романа… Здесь одни названия…

Этот Путник…

— Путник появляется лишь на первых страницах. Потом о нем уже не говорится. Он свое дело сделал… Книга-то не о нем…

— Да, но я искал продолжение совсем не этой истории…

Тебя прерывает седьмой читатель:

— Вы полагаете, что у каждой истории должны быть начало и конец? В прежние времена все истории заканчивались двумя способами: после всевозможных перипетий герой и героиня либо шли под венец, либо умирали. Главный вывод, вытекающий из всех на свете историй, двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.

Ты на секунду задумываешься над этими словами. И мгновенно решаешь жениться на Людмиле.

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Глава двенадцатая

⠀⠀

еперь, Читатель и Читательница, вы муж и жена. На широкой двуспальной кровати каждый из вас читает свое.

Людмила закрывает книгу, гасит свет, откидывается на подушку и говорит:

— Гаси и ты. Неужели не устал?

Ты отвечаешь:

— Еще немножко. Я уже дочитываю «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино.

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Паломар

⠀⠀

Повесть

⠀⠀

Паломар отдыхает

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Паломар на побережье

⠀⠀

Чтение волны

а море зыбь, слабый прибой бьет в песчаный берег. Синьор Паломар стоит и смотрит на волну. Сказать, что поглощен он созерцаньем волн, нельзя. Не поглощен, поскольку хорошо осознает, что делает: хочет на волну смотреть — и смотрит. Не созерцает, ведь для этого нужны особенные темперамент, внутренний настрой, стечение внешних обстоятельств, и хотя он в принципе совсем не против созерцанья, ни одно из трех условий в данном случае не соблюдается. И наконец, смотреть он хочет не на волны, а только на одну: остерегаясь смутных ощущений, Паломар, что б он ни делал, привык определять себе конкретный ограниченный объект.

На глазах синьора Паломара где-то вдалеке возникшая волна приближается, растет, меняет цвет и форму, закручивается, разбивается, исчезает, устремляется обратно. Тут он мог бы счесть, что завершил задуманное, и уйти. Но выделить одну волну, отъединив ее от той, что катит следом, кажется, ее подталкивая, а иной раз настигает и захлестывает, вовсе не легко — как, впрочем, и отделить эту волну от предыдущей — та словно тащит ее за собою к берегу, а то вдруг поворачивается навстречу, точно хочет задержать. Что же до длины валов, бегущих параллельно побережью, не так-то просто с точностью определить, где фронт един, а где уже распался, расчленился на самостоятельные волны, разные по форме, силе, скорости и направлению движения.

В общем, за волною невозможно наблюдать, не принимая во внимание сложных факторов, которые участвуют в ее образовании, и столь же сложных, ею порождаемых. Они то и дело изменяются, поэтому каждая волна отлична от другой; но в то же время у любой из них находится двойник, не обязательно соседствующий с ней или идущий следом; в общем, некоторые формы волн и целые цепочки повторяются, хотя в пространстве и во времени эти повторения распределяются неравномерно. Так как Паломар сейчас хотел бы просто рассмотреть волну, то есть уловить все до единой ее составные части, он решает наблюдать биение воды о берег до тех пор, покуда будет отмечать явления, не виданные прежде; едва картины станут повторяться, он поймет, что все уже увидел, и прервет свое занятие.

Нервный человек, живущий в бурном, перенаселенном мире, Паломар предпочитает свои отношения с ним ограничивать и, сопротивляясь массовой неврастении, по крайней мере собственные ощущения старается не выпускать из-под контроля.

С приближением волна становится все круче, на ее верхушке начинает загибаться белый отворот. Если это происходит не совсем у берега, то пена успевает, навернувшись на саму себя, исчезнуть, словно поглощенная водой, но тут же снова — снизу — заполняет все собой подобно белому ковру, взлетающему на берег для оказания волне достойного приема. Но когда она должна уж накатиться на ковер, вдруг обнаруживается, что никакой волны и нет, а следом исчезает и сам ковер — он превращается в сверкающий песок, который быстро-быстро отступает, будто теснимый ширящейся полосой сухого тусклого песка, все дальше двигающего свою волнистую границу.

В то же время стоит обратить внимание на выемки во фронте волны, где разделяется она на два крыла, несущиеся к берегу слева направо и справа налево, а также на то место, где берет начало (или завершается) их расхождение (или схождение), — на антимыс, который следует за крыльями, но неизменно отстает, завися от попеременного их наложенья друг на друга, пока волну эту не настигает бо́льшая, вновь выдвигая ту же самую проблему: расхождение или схождение? — а следом накатывает волна мощнее прежней, снимающая все проблемы.

Берег, следуя рисунку волн, выпячивает в море некие зачатки мысов, переходящие в затопленные отмели, которые то намывают из песка, то размывают приливы и отливы. В качестве предмета наблюдения Паломар выбирает именно один из этих плоских языков, поскольку волны косо ударяют в него с двух сторон и, перехлестывая полускрытую водой поверхность, сталкиваются. Значит, разбираясь, как устроена волна, придется принимать в расчет и эти противоположные толчки, которые друг друга частью гасят, частью складываются, а в результате все удары с контрударами обычно оборачиваются обильной пеной.

Паломар решает ограничить поле наблюдения; следя, к примеру, за квадратом десять на десять метров от береговой линии в море, он составляет каталог движений волн, повторяющихся с различной частотой на означенном участке за определенный промежуток времени.

Трудность представляет установление границ квадрата: к примеру, можно было б дальней стороной его счесть гребень движущейся к берегу волны, но, приближаясь, он растет и заслоняет все, что позади, и вот уже обозреваемый участок опрокинут и расплющен.

Но Паломар не падает духом: он то и дело заключает, будто