Рассвет сменяет тьму. Книга вторая: Восставшая из пепла - Николай Ильинский

— Немножко — да, — улыбнулся Званцов, хотя ему не очень нравился такой разговор перед боем, лейтенант будто пророчил свою гибель и заранее подыскивал себе смену.

После ухода командира он долго не мог отделаться от этой мысли и завидовал Чугункову, который, свернувшись калачиком, спал у ящиков со снарядами, подослав под бок шинель, а под голову вещмешок. Осташенков и Макухин, пригибаясь в траншее, с котелками в руках пошли искать старшину, который должен был где-то в окопах ожидать их с завтраком. В это время Званцов услышал голоса у соседнего орудия. «Опять, наверно, проверяющие, — подумал он с досадой, — сколько можно!»

Многочисленные группы офицеров штабов армии, дивизии, полка в эти дни постоянно находились на передовой — проверяли, советовали, приказывали, делали нагоняй. Нередко даже командующие армиями приходили в окопы, а для представителей политуправлений и политотделов задушевные беседы с солдатами были насущным хлебом. Поэтому Виктор нисколько не удивился, когда к нему подошли подполковник, майор и младший лейтенант. Виктор, по привычке щелкнув каблуками и взяв руку под козырек, как и полагалось по уставу, застыл в напряжении. Подполковник и майор, казалось, с любопытством разглядывали его, а младший лейтенант в это время подошел к пушке, даже в прицел заглянул. «Проверяет», — подумал Виктор. Пришедшие молча осмотрели огневую точку, кивали головами, видимо, одобряя действия расчета.

— Правильно, — заметил подполковник, обращаясь почему-то к майору, — орудие задействовано грамотно… И вообще, извилистое очертание переднего края очень удобное, батарея может успешно вести прицельный огонь по противнику… Создан хороший огневой мешок!..

— Так точно, товарищ подполковник, — кивал головой майор, и каска его постоянно сбивалась набок.

Группа проверяющих уходила довольная. «Наконец-то!» — легко вздохнул Виктор. И лишь когда офицеры стали уходить, он обратил внимание на младшего лейтенанта; слишком уж знакомое лицо?

— Оська? — вдруг с долей радости, но больше с удивлением крикнул Виктор. — Оська!.. Осип Огрызков!..

Младший лейтенант вздрогнул, остановился и, словно впервые увидел Виктора, тоже воскликнул:

— Званцов Виктор!.. Ну, и чудеса!. Какая встреча!

Они сделали шаги друг другу навстречу, подали руки, но не обнялись.

— Как ты? — не зная, с чего начать разговор, спросил Виктор.

— А ты? — смешался Оська, он тоже не знал, о чем говорить.

— Да вот, воюю, сижу в окопах…

— И я… только в штабе…

— Давно на фронте? — Виктор с завистью в душе взглянул на погоны Оськи — уже младший лейтенант!

— Да как освободили нас от немцев…

Подполковник и майор остановились и с нескрываемым любопытством наблюдали за неожиданной встречей молодых людей, о чем-то тихо переговариваясь.

— И уже младший!..

— Буду и старшим, — улыбнулся Оська. — Нас сразу готовить стали… Кстати, все наши одноклассники — офицеры, только ты вот… сержант…

— И то недавно, — в вдруг лицо Виктора стало серьезным. — Как там у нас?

— Ничего, все живы-здоровы, оккупацию перенесли нормально…

— Так твой же отец… — вспомнил Званцов.

— Ну, кому-то же надо было выполнять задание… подполья, — нехотя сказал Оська.

Голоса разбудили Чугункова. он открыл глаза, но, увидев офицеров, вновь быстро сомкнул веки, притворился крепко спящим: а то еще надо вскакивать, отдавать честь, да и спросить могут что-нибудь такое!.. И он даже всхрапнул для пущей важности.

— Говоришь, все живы, — не унимался Виктор, вспоминая происходившее в Нагорном до того, как ему пришлось покинуть родное село. — А Захар Денисович Тишков… Что с ним?… За укрывательство летчика его что — пощадили?

— А ты с домом переписываешься? — настороженно спросил Оська.

— Да когда! — развел руками Званцов. — Конечно, стыдно ссылаться на войну… Вообще, собираюсь написать большое письмо…

— К сожалению, Витя, — грустно сказал Оська, Тишкова повесить хотели, поджог скирдов ему приписали, но отец мой отстоял… Не повесили, но куда-то забрали, говорили, что жив он … Может, немцы учли, что он был политзеком … Честное слово, не знаю… А летчику ты отомстил за своего родственника… Антона Званцова? И правильно сделал… Двоюродный брат — родня близкая!..

— Да ты что мелешь, Оська, черт!

— Почему мелю, об этом в Нагорном все знают… Даже компетентные органы интересовались… Как же!..

— Нет, погоди, погоди, — замотал головой Виктор, — Ты ответь мне, Оська… Ведь это же ты летчика выдал! Ты!

— Не городи ерунду, Виктор, летчика Привалова обнаружил и выдал твой двоюродный братец Антон Званцов, а меня, как и тебя, кстати, заставил вести арестованного… Вспомни! — Оська забеспокоился, глаза его забегали по сторонам.

— И все-таки, — стоял на своем Виктор.

— Младший лейтенант, — вдруг прервал разговор односельчан подполковник. — Как-нибудь встретитесь еще, потом и поговорите… Пора!

— Извини, — облегченно вздохнул Оська, сделав скорбное лицо, и кивнул в сторону старших офицеров. — Приказывают! — Он пошел было, но вдруг остановился. — Вот чудо! Моя жена чувствовала, что мы встретимся, и просила передать тебе привет…

— Какая жена? Кто? — в сердце у Виктора защемило: не зря Оська вспомнил о жене.

— Кто, кто, — усмехнулся Оська. — Разве это не ясно… Екатерина Гриханова… Катя! Ты еще помнишь ее? Ну, большеглазая!

— Так вы… — растерянно произнес Виктор.

— Да, да, мы поженились…

И Оська, злорадно ухмыльнувшись, почти побежал за старшими офицерами. Расстроенный и глубоко оскорбленный, Виктор стоял как вкопанный, не зная, что делать дальше. От напряжения он даже вспотел. Снял каску, сел в окопе, прислонившись спиной к осыпающейся мелкими крошками земли стене, которые попадали ему за воротник, катились по спине. Потеря Екатерины, ставшей женой Оськи Огрызкова, буквально потрясла его, но еще страшнее для него было то. что в Нагорном уверены в его предательстве — уничтожении советского летчика, якобы в отместку за убийство летчиком его двоюродного брата полицая Антона Званцова. Что делать? Написать письмо и в нем все подробно объяснить? Но поверят ли бумаге? Подумают: написать можно, что угодно, бумага все стерпит! Только сам лично он смог бы доказать свою невиновность, но с передовой не уйдешь, даже думать об этом — дезертирство! Его горькие мысли прервал вынырнувший из-за угла окопа Макухин.

— Званцов, доставай из голенища ложку, — потряс он котелками. — Я жратву принес! — сам он уже успел поесть, довольное лицо его лоснилось. губы изображали нечто вроде улыбки. — Вкуснятина!.. Расщедрились перед боем!.. И по 100 граммов обещали потом…

Спасибо. Кирюха. — оторвавшись от мрачных мыслей, Виктор поднялся на ноги, отряхивая с гимнастерки мелкие крошки чернозема.

— Какой я тебе Кирюха? А? — с обидой сказал Макухин. — Я, кстати, Кирилл Сафронович… Но разрешаю без Сафроновича величать меня… Просто, рядовой Макухин!.. Гениальное всегда просто!.. А если на то пошло, то еще проще — солдат! — нотки