Это снова ты - Алекс Хилл

– Почему?

– Потому что Дима – мой лучший друг, а если он тебя обидит, то…

– Он не обидит. Никогда.

– Ты в нем так уверена, – снисходительно произносит Саша.

– Больше, чем в ком-либо, – отвечаю твердо, и каждое слово идет от сердца.

Брат замолкает на несколько секунд, из беседки слышится знакомый голос. Дима там, болтает с ребятами, но поглядывает в нашу сторону.

– Так между вами и правда?.. – не успокаивается Саша.

– Нет, – отзываюсь я, не спуская глаз с Димы, – ничего такого.

Звезды разгораются ярче, а вот голоса в беседке с каждой минутой звучат все тише. Саша уводит клюющую носом Настю спать, остальные тоже потихоньку разбредаются по номерам.

– Тебя проводить? – спрашивает Дима, ведь мой номер находится в первом корпусе, рядом с родительским.

– Думаешь, не дойду? – устало ухмыляюсь я, закидывая на плечо пляжную сумку.

– Уверен, что дойдешь, но…

– Хочешь выведать, не рассказала ли я Саше или Насте о твоих секретах?

– А ты рассказала?

– Сам как думаешь?

– Ну-у-у, я пока еще не в смирительной рубашке, – разводит руками Зимин, – поэтому…

– Ничего я не рассказывала, – говорю вслух, а про себя добавляю: «Пока что».

– Спасибо.

Дима забирает у меня сумку, и мы шагаем по пустынной базе. Тихо трещат сверчки, шумит листва. Тело ватное, тяжелое. Насыщенные были дни. Хорошие, конечно, но я чувствую себя вымотанной.

– Как там Слава? – спрашиваю я, вспомнив о недавнем звонке.

– Все хорошо. Хотел увидеться перед отъездом.

– Куда он едет?

– В Новорос. Будет и дальше на стройке батрачить.

– Ясно…

– Вы завтра в Крас возвращаетесь? – интересуется Зимин после недолгой паузы.

– Да, утром. Папе во вторник нужно уже появиться в офисе.

– Понятно…

И снова молчание. Не сказать что гнетущее, но неприятно царапающее.

– Скучать по мне ты точно не будешь, да? – я прячу грусть за ехидством.

– Ксю… – болезненно вздыхает Дима.

– Прости. Можешь не отвечать, – перебиваю я и останавливаюсь перед лестницей, что ведет к комнатам на втором этаже. – Спокойной ночи, Дим.

– И тебе, – кивает он, возвращая мне сумку, а затем касается указательным пальцем кончика моего носа. – Будь умницей, ладно?

– Обо мне не переживай.

– Аналогично.

Смотрим друг на друга. Слова подступают к горлу, ладони щиплет от желания коснуться, но я не двигаюсь и молчу, ведь не уверена, что смогу остановиться.

– Мы еще увидимся утром, – говорит Дима, отступая. – Иди, Ксю, тебе нужно отдохнуть.

Я поднимаюсь в номер. Сажусь в кресло, прикрыв глаза. Неужели это и правда все? Я больше ничего не могу сделать? Утром мы обнимемся, перебросимся парой фраз, и я потеряю возможность добавить еще пару точек в это уже устоявшееся многоточие. Сердце клокочет, скулит и ноет, как израненный зверек. «Это не я. Это должна быть не я», – повторяю мысленно и шагаю в крошечную ванную комнату, в которой пахнет деревом и эфирными маслами. Встаю под душ в надежде, что он вымоет все глупости из головы, но ни через пять минут, ни через десять легче не становится. Выключаю воду, насухо вытираюсь полотенцем, надеваю чистое белье и гостиничный халат. Валюсь в кровать, утыкаюсь лицом в подушку, умоляя усталость сморить меня поскорее, ведь иначе…

Рядом на тумбочке жужжит телефон. Хватаю его и читаю сообщение от Дениса: «Во сколько ты приезжаешь?» Не успеваю даже подумать, отвечать или нет, как следом на экране всплывает оповещение о входящем звонке. Сбрасываю его и выключаю телефон. С Денисом я разберусь завтра, сейчас есть дела поважнее. Мне необходимо решить, как лучше попрощаться с Зиминым. Так, как того хочет он? Или так, как могу только я?

Глава 16

Дима закрывает дверь в гостиничный номер, и каждая мышца в его теле размякает, будто с кожи стекает жидкая металлическая броня, поддерживающая мясной и костяной каркас. База отдыха укрыта покрывалом ночи, в соседних номерах тихо, а с улицы доносятся лишь звуки ветра и ночной жизни мелкой живности. Зимин садится на край кровати, сцепив пальцы в замок и уставившись в пустоту. Нужно принять душ и лечь спать, но сил почти не осталось. Последние несколько дней были яркими, как вспышки фейерверков. Он видел их через отражение в своем зеркальном зале, моментами даже чувствовал что-то, цепляясь за образы близких людей, но уже завтра он снова останется один посреди опустевших зеркал. И это не вызывает грусти или тревоги, не вызывает ничего, кроме смирения. Так и должно быть. Дима уже решил, что ему достаточно просто наблюдать.

Проходит несколько минут, за ними бегут другие. Зимин продолжает сидеть, пытаясь поймать среди мыслей хоть одну светлую, но они гаснут прежде, чем получается дотянуться. Тяжело вздохнув, Дима упирается ладонями в колени, чтобы подняться, и тут слышит осторожный стук в дверь. Не нужно гадать, кто это может быть, но в глубине души Зимин все же надеется на ошибку. Скрипят дверные петли, на пороге она – та, перед кем он виноват куда больше, чем может вынести.

– Я ненадолго, – говорит Ксюша, пряча взгляд и переминаясь с ноги на ногу. – Можно войти?

– Конечно, – вымученно отвечает Дима и отступает.

Младшая Морева заходит в номер, закрывает за собой дверь и разворачивается, подтягивая пояс на халате. Светлые волосы еще влажные после душа, кожа лица, шеи и груди покраснела из-за долгого пребывания на открытом солнце.

– Не стоит разгуливать по базе в таком виде, – предостерегает Дима.

– Я почти весь день в купальнике проходила, – парирует Ксюша.

– Это я помню.

– Чу́дно.

Диалог рваный, бессмысленный. Оба знают, что эта прелюдия не поможет расслабиться, но продолжают осторожничать. Она ради него, он ради нее. Взаимная защита, но оба беззащитны друг перед другом.

– Дим, я хочу еще кое-что сказать. Не уверена, кому это нужно больше – мне или же тебе, но… Если ты не против, я… – Ксюша опускает голову, крепче затягивает узел на поясе халата и делает глубокий вдох.

Зимин делает шаг вперед и протягивает руки к хрупким плечам. Ему невыносимо видеть Ксюшу такой: робкой, испуганной и запутавшейся. Это он поставил ее в такое положение.

– Ксю… – в каждом звуке звенят мольба и сожаления.

– Ты послушаешь? – тихо спрашивает она, но не теряет решимости. Костяшки на тонких пальцах белеют, а голубые глаза, уже полные слез, находят любимые карие. – Это прощание, Дим.

Он кивает несколько раз. Первая соленая капля срывается со светлых ресниц и скользит по розовой щеке. Зимин порывисто дергается с рефлекторным намерением обнять и утешить, но Морева отступает.

– Не надо. Это нестрашно. Я вообще-то планировала держаться, но еще не научилась так