Господин Моцарт пробуждается - Ева Баронски

— Я… не знаю, я…

— Вы сами бросились под автобус?

— Нет… я…

— А куда вы шли?

— Прочь.

Человек в синей куртке откашлялся, встал и ненадолго вышел из комнаты. Вернувшись, он смерил Вольфганга мрачным взглядом.

— Значит, вы утверждаете, что вас зовут Эберхард Паллоустсчык? И вы родились одиннадцатого мая шестьдесят восьмого года?

Вольфганг робко улыбнулся.

— Разумеется, ведь там так и написано? У меня в паспорте…

— Интересно получается, господин Паллоустсчык, — чиновник стоял перед ним, скрестив руки на груди, — но тогда, по нашим сведениям, восьмого ноября две тысячи шестого года вы умерли.

Вольфганг почувствовал, как затрясся подбородок, и едва слышал собственный голос.

— Это… впрочем, ошибка, было пятое число декабря месяца, я точно помню.

— Простите, что?

— Ну как же, это… — Он прервался и уставился в пол, обводя завитки на линолеуме пальцем ноги. — День моей смерти. Декабря пятое.

— Господи, — чиновник хлопнул себя по лбу, — все с вами ясно. Может, теперь-то скажете, как вас зовут? По-настоящему?

Он умер. Нет больше Эберхарда, чье имя он носил, как донашивал старые штаны Энно. Задумался ли Вольфганг о нем хоть раз? Что знал он об этом человеке: что тот не дожил до сорока, и все? Может быть, накануне, ноября восьмого числа, он, ничего не подозревая, строил планы на завтра, на всю неделю, на год. При этой мысли Вольфганг почувствовал, что ему трудно дышать. А сколько раз он сам говорил, что в жизни нет ничего определеннее смерти? И ничего более неопределенного, чем ее день и час? Но он-то знал свой день и час, и скоро уж минет год с его наступления. Что ждет его в этот день в новой жизни? А вдруг осталось совсем немного времени?

Он дышал тяжело. Губы беззвучно двигались, как бы сами по себе. Наконец он откашлялся и произнес:

— Умоляю вас, сударь, разрешите мне пойти домой.

— Так-так, и где у вас дом? — Чиновник отвернул манжету и посмотрел на часы.

— В Вене.

— Понятно, в Вене. Ваш адрес?

— Назвать его отнюдь не просто, поскольку…

— Господи ты боже мой! — и чиновник звонко хлопнул книжкой по столу. — С меня хватит! Почему всегда я? Пятница, вечер, ей-богу, я тоже хочу домой! Просто назовите мне свое имя!

Вольфганг поднял взгляд, посмотрел собеседнику прямо в глаза. Рассказывать можно всякое, но надежна лишь истина. Давно надоело изворачиваться и врать, и хотелось старой доброй правды, твердой почвы под ногами — она манила, как земля обетованная. Он улыбнулся:

— Моцарт.

— Моцарт?

— Совершенно верно, — тихо подтвердил Вольфганг. — Иоганн Христосом Вольфганг Теофил Моцарт. Родился в Зальцбурге двадцать седьмого января тысяча семьсот пятьдесят шестого года. Прошу вас, можно мне теперь уйти?

Синекурточный уставился на него, поморщился, энергично потер лоб, приложил ладонь ко рту. Казалось, он судорожно хватал воздух и не мог заговорить. Наконец он ответил:

— Понятно. Моцарт. Лучше не придумаешь. Тоже, к сожалению, умер, как тот ваш Паллоус… ну и так далее. — Он подошел к Вольфгангу вплотную и ткнул его пальцем в грудь. — Как ваше настоящее имя?

— Это мое настоящее имя. Неудивительно, что веры мне мало, однако же — это правда, но для здешней жизни, стало быть, пришлось выбрать другое, не столь известное имя, каковое я и ношу вот уж скоро год, и, видите ли…

— Уже год? — засопел чиновник. — Вот как. А какое имя у вас было до того?

— Настоящее! Вольфганг Амадей Моцарт. Единственно что — прежде я и был там, где все меня знали тем, кто я есть.

— Хорошо. Я понял вас, господин Моцарт. — Человек в синей куртке кивнул и ласково улыбнулся Вольфгангу, словно ободряя. — Тогда нам нужно приложить все усилия, чтобы вы смогли вернуться туда как можно скорее.

Вольфганг, не отрываясь, смотрел в окно. Мимо проносился город, в боковое стекло кареты в замедленном темпе постукивал нестройным хором дождь. Иногда несколько капель отделялось и сливалось в одну, которая неуклюжей мелодией стекала сама по себе.

Ему сказали, что отвезут в госпиталь имени Отто Вагнера. Там смогут помочь. «Я не болен», — многократно ручался он, но такой вариант, очевидно, был не предусмотрен. Ехали все время в гору, центр города остался далеко внизу. Вольфганг пытался вспомнить, когда он в последний раз видел так много деревьев. Заехали в ворота и покатились медленнее, по медово-желтой листве, налипшей на дорогу, как мокрые почтовые марки, и наконец остановились у широкого здания цвета темного холста. Вольфганг представил себе, как мило выглядел этот дом, пока с окон не облупилась краска. Внутри пахло капустой и старой штукатуркой.

— Новенький, неизвестный к доктору Гросс! — объявил человек в синей куртке и скрылся.

* * *

Анджу допила последний глоток чая из чашки с цветами и склонилась над толстым арахнологическим справочником; потом откинулась в кресле и посмотрела в окно. Было пасмурно, вечерело. Сосредоточиться не получалось. Приходилось все время отгонять мысли от Вольфганга, от его писем, признаний, утраченной нежности. Решительно поточила карандаш. Она забудет Вольфганга, она должна — как бы ни было трудно.

Но вскоре ее оторвал от работы стук в дверь.

— Ты дома? — спросил Йост и ввалился, не дожидаясь приглашения.

Анджу ответила, не глядя:

— Как видишь. А что такое?

— Слушай, а этот твой новый хахаль, как его зовут?

— Закрой дверь.

— А имя-отчество?

— Отвали!

— Ну ты чего, тебя человек вежливо спрашивает, откуда я знал, что он у тебя в черном списке… — и Йост прошел на середину комнаты. — Тем лучше. Тогда у тебя найдется время и для меня.

Он взял со стола пустую чашку с золотым ободком и приставил к молнии на брюках.

— Ну что, давай и я тоже?..

— Поставь на место и выйди вон!

— Да ладно, просто скажи, как его зовут, компониста твоего.

Анджу сердито вскочила.

— Проваливай сию секунду и не смей ко мне заходить! — Она вытолкала его за дверь и повернула ключ.

* * *

— Здравствуйте, — в комнату к Вольфгангу зашла женщина и кивнула отрывисто, но по-доброму. Она была почти такого же маленького роста, как и он, и выглядела необычно сухопарой, законсервированной — Вольфганг дал бы ей лет тридцать, но мог дать и пятьдесят.

— Меня зовут доктор Гросс, я заведующая отделением. Мы хотели бы вас обследовать.

Она перевела его в другое помещение, абсолютно пустое, так что голоса вызывали эхо.

— Как мне вас называть? Вы можете назвать свое имя?

Вольфгангу показалось, что она говорит не с ним, а с кем-то еще. А к