Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди

Современная иранская новелла. 60—70 годы читать книгу онлайн
Книга знакомит читателей с многогранным творчеством двенадцати иранских новеллистов, заявивших о себе в «большой литературе» в основном в 60—70 годы. В число авторов сборника входят как уже известные в нашей стране писатели — Голамхосейн Саэди, Феридун Тонкабони, Хосроу Шахани, — так и литераторы, чьи произведения переводятся на русский язык впервые, — Надер Эбрахими, Ахмад Махмуд, Эбрахим Рахбар и другие.
Рассказы с остросоциальной тематикой, лирические новеллы, бытовые и сатирические зарисовки создают правдивую картину жизни Ирана в годы монархического режима, дают представление о мировоззрении и психологии иранцев.
Сина вышел из автобуса. Спустился в ущелье. Небо было чистое, ясное. Ущелье пронизывал яркий солнечный свет. Все кругом цвело, обласканное солнечным теплом. Река скрывалась за стволами берез и тополей. Сина прошел между деревьями. Поднялся на небольшую естественную террасу, круто выступавшую над берегом, присел на камень. Внизу бурлила река. Ее шум звучал нескончаемой завораживающей мелодией. Отсюда было видно, как в саду неподалеку розовеют в лучах солнца цветы персика. Его взгляд упал на усыпанное красными цветами гранатовое деревце. Молодое, нежное, оно росло прямо между камнями. Сина стал спускаться. Ногой он зацепился за зонт. Зонт заскользил вниз. Сина проводил его взглядом, увидел, как он докатился до берега и остался лежать на темном речном песке у самой воды. При мысли о том, что завтра надо снова идти на службу, он с отвращением поморщился. Но сейчас же прогнал прочь хандру. Голова больше не болела. Он как будто очнулся от дурного сна. Мир вокруг был полон праздничных красок. Сина вдруг почувствовал в себе небывалую силу. Он будет работать, делать нужное, полезное дело. Ему захотелось, чтобы все, кого он любил, были сейчас здесь, рядом. Он поделился бы с ними своей радостью. Они будут вместе и непременно — он твердо в это верил — добьются всего, чего хотят. Сина улыбался счастливой улыбкой. Он знал, что теперь в его сердце жила любовь к этому миру, ко всему сущему в нем, к неизвестной девушке, полюбившей его. Жизнь вновь обретала смысл.
Перевод О. Сорокиной.
Махшид Амиршахи
СКВОЗЬ ТУМАН УЩЕЛЬЯ И ДОРОЖНУЮ ПЫЛЬ…
По обе стороны дороги до самого горизонта тянулись мягко очерченные зеленые холмы, густо поросшие деревьями. Вершины холмов прятались в тумане. Туман уступами спускался меж холмов в ущелье, и казалось, что из ущелья вьется полупрозрачная стеклянная лестница, ведущая прямо на небо. Воздух чист, ветерок несет свежесть, дорога пустынна.
Женщину радовала красота вокруг и погожий день — на душе у нее было легко и спокойно. Она махала рукой ребятишкам, продававшим на обочине малину и веники, улыбалась хмурым прохожим.
У него сейчас тоже, конечно, хорошее настроение. Вон ведь как все тут красиво — ущелье, и холмы, и туман…
И она еще энергичнее замахала рукой детворе и подарила насупленным прохожим самую ласковую улыбку.
Над машиной захлопали крыльями птицы, белые, как туман, лившийся в морщины холмов и оседавший на кронах деревьев. Стая описала в воздухе круг, и женщина, сделав вид, что провожает птиц взглядом, обернулась к своему спутнику. Мужчина молча смотрел на дорогу.
Нет ему дела ни до птиц, ни до меня. Когда она снова подняла голову, птиц в небе уже не было.
На повороте мужчина нажал клаксон. Гудок прокатился по ущелью и растворился в тумане. Навстречу шел грузовик, запыленный и унылый. Звук его сигнала напомнил женщине протяжный, тоскливый гудок парохода, в котором слышится печаль расставания, горечь разлуки и отчаяние одиночества.
Она вздохнула. Бедняга. Совсем один. Всегда один-одинешенек. В одиночестве пускается в путь, в одиночестве возвращается — каждые несколько дней тот же рейс, а может, и каждый день по нескольку рейсов… Если бы мы не поссорились, поговорили бы сейчас. Я бы спрашивала, а он отвечал. Поговорили бы о водителе грузовика, о том, что он всегда один, о том, что в пути ему приходится есть только яичницу — за день десятка два яиц съедает, — о том, что человек он, наверное, неплохой… Он бы, конечно, сказал, что все шоферы грузовиков одинаковы: все они хорошо зарабатывают и поэтому питаются тоже хорошо, а поскольку пешком почти не ходят, все толстые. И единственное, чем друг от друга отличаются, так это ростом: одни высокие, другие нет. Но я-то видала и худых шоферов. Вот, например, Мортаза. Мы раньше часто его летом видели. Он и таксистом работал, и на грузовике. Очень даже худой был. И денег у него никогда не водилось. А жену свою как любил! Жена его летом приходила к нам в сад на сбор фруктов и все рассказывала, как ее муж любит. А мы, бывало, слушаем ее, слушаем… Да, Мортаза худой был… Но если бы он сказал, что все шоферы одинаковые и все толстые, я бы промолчала — он не любит, когда я начинаю с ним спорить. Сразу же злится. А потом мы бы поссорились. Как вчера. И все из-за Феридуна. Надо же ему было затеять этот разговор! Испортил нам последний вечер…
В открытое окно машины залетел пушистый белый шарик одуванчика. Женщина поймала его и осторожно взяла в руку, стараясь не потревожить готовые оторваться друг от друга пушинки. Ей хотелось думать, что шарик прилетел к ней от мужчины и принес с собой весть о примирении. Она прошептала про себя: «Лети, скажи ему, что я тоже больше не сержусь», легонько дунула на руку и чуть слышно повторила: «Лети». Но одуванчик упал на пол машины и, когда женщина подняла его, рассыпался у нее на ладони невесомыми былинками.
Высокие холмы остались позади. Открылось море. Теперь все вокруг, насколько хватал глаз, лежало в одной плоскости: линия горизонта, море, цветные полосы на морской глади, березы на обочине дороги, сама дорога…
Сказал бы он хоть слово, все бы и уладилось. Одно только слово…
Краешком глаза она взглянула на мужчину. Он курил сигарету и смотрел перед собой на дорогу.
Море исчезло. Его сменили четкие квадраты полей: бледно-желтые, темно-желтые, коричневые. И зелень: все оттенки зеленого цвета. Сочная зелень рисовых полей, зелень папоротников, зелень верхушек сосен…
Женщина смотрела в окно и ни о чем не думала.
Но вот кончилась и зелень. Дорога тянулась пыльной унылой лентой меж голых каменистых холмов. Ни ручейка, ни травинки. А машина все шла и шла вперед. Сколько же часов они едут? Долго. Очень долго. Так долго, что женщине подумалось: «Никакой зелени и не было… Она просто мне приснилась… Все это неправда…»
То и дело машина ныряла в черные пасти туннелей. Слабый дрожащий свет в конце каждого туннеля казался миражем.
Он не разговаривает, а впереди ничего нет, смотреть мне не на что. Но почему же мы поссорились из-за такого пустяка? А теперь все испорчено. И