Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич
Собрание сочинений читать книгу онлайн
На рубеже ХIХ и ХХ веков россияне всех возрастов зачитывались газетными и журнальными публикациями Власа Михайловича Дорошевича, заслуженно провозглашенного молвой «королем российской прессы». Каждый номер газеты с его фельетоном, судебным очерком, путевыми заметками, литературным или театральным обзором оказывался ярким общественным событием. За новыми статьями Дорошевича выстраивались в очередь и влиятельные респектабельные издания, и склонные к погоне за дешевой сенсацией «листки». Настоящую популярность произведения Дорошевича приобрели в самом конце XIX века, когда он начал печататься в одесской периодике. В то время газетная проза, благодаря тщательной и скрупулезной работе со словом, встала в один ряд с большой русской литературой. Фельетоны, написанные Власом Михайловичем, до сих пор считаются образцом для подражания. Он умело компилировал самые разные жанры — политический памфлет, документальную повесть, сатирический монолог и многие другие. Уйдя от популярного в ту пору многословия, он сформировал собственный стиль «короткой строки», благодаря которому произведения получались лаконичными и точными. Фельетон Дорошевича, напечатанный в газете, автоматически поднимал тираж вдвое. Как писал Корней Чуковский, назвавший приезд Власа Михайловича в Одессу «литературной сенсацией»: «Дорошевич ведь буквально перевернул представление о фельетоне, сделал его живым, чрезвычайно разнообразным по форме…» Фельетоны писателя соединяли в себе блеск и непринужденность формы со всей полнотой серьезных публицисти- ческих задач. Поражала в Дорошевиче и его плодовитость: он писал ежедневно, с неутомимостью отзываясь на все события сегодняшнего дня. Читатели ждали очередное разоблачение, и Влас Михайлович не обманывал их. Успех писателя был всеобщий: горожане восхищались этим беспрерывным фейерверком тонкого остроумия.
— Не поросёнок, а, прямо, младенец!
На что матушка Вавочки с гордостью ответила:
— Свой!
Это слово заставило генерала Бетрищева даже вздохнуть:
— «Свой»! Это напоминает доброе, старое, помещичье время!.. Тогда хоть свиньи-то настоящие водились. А теперь что? Что за время? И свиней даже настоящих нет!
На что Вавочкин отец, большой остряк, заметил:
— Свиней нет, — перед свиньями!
И взял себе «переднюю ножку».
А поросёнок, между тем, играл с детьми.
Перед тем, как съехаться детям, его разбудили, одели в чистенькое, нарядное платьице.
И одно только было странно: младенец ни за что не хотел стать на ножки, а бегал по комнате на четвереньках.
Сколько его ни уговаривали:
— Вавочка, не надо на четвереньках бегать. Бяка! Вавочка, стыдно мальчику под кровать бегать. Ляка это! Покажи, как Вавочка на ножках ходит. Сделай тпруа!
Младенец, несмотря на уговоры, бегал на четвереньках.
— Ах, какой он потешный! — радовалась мать, глядя на него.
Поймала его, осыпала поцелуями.
— Ангельчик мой! Жизнь моя! Кровь моя!
И прижала к любящему материнскому сердцу, замиравшему от нежности и счастья.
К гостям «Вавочку» вывели под ручки.
— Он у нас сегодня капризничает, ляка-бяка!
И поросёнок сразу имел колоссальный успех.
— Херувимчик! — воскликнула одна дама. — Прямо херувимчик!
— Вылитый, вылитый отец! — восторгнулась другая.
А генерал Бетрищев сделал ребёнку «козу» двумя пальцами и сказал:
— Молодчина бутуз! Я сам в его годы таким был!
Тут поросёнок завизжал, и все воскликнули:
— Будущий Мазини!
Дети, приглашённые на ёлку, были в восторге от представленного им поросёнка.
Ведь с самого детства мы любим больше животных, чем людей.
Никогда ещё у детей не было товарища более занятного и весёлого.
Его сразу полюбили все.
А особенно маленький графчик Завихряйский.
Маленький графчик сразу влюбился в товарища, бегавшего на четвереньках.
— Он смесной!
И принялся даже сам бегать на четвереньках.
И это на всю жизнь! Он полюбил и привязался сильно.
А это играло огромную роль в жизненной карьере поросёнка, — потому что все, кто соприкасался с семьёй Завихряйских, делались от этого действительными статскими советниками.
Дети никогда, ни на одной ёлке, так не веселились, и когда их взяли развозить по домам, подняли страшный рёв:
— Не хотим! С Вавоськой хотим иглать! Мы Вавоську любим!
— Ах, какой ваш Вавочка милый! Какой он милый! — восторгались родители.
Таким образом, при первом же появлении в «свет» поросёнок имел успех решительный у старых и у малых, — у всех.
Особенное изумление он вызвал у всех, когда воскликнул вдруг:
— Хрю!
Все всплеснули руками:
— Гениальный ребёнок!
— В два года. А? — обращались изумлённые гости друг к другу.
И за «младенцем» с тех пор установилось прозвище:
— «Хрю».
— Он далеко пойдёт! — говорил отец.
А матери уже рисовались те успехи, которые будет иметь её Хрю, её кровь, у светских дам.
Не проходило дня, чтобы Хрю куда-нибудь не отпрашивали.
— Дорогая Екатерина Васильевна! Ради Бога, пришлите к нам вашего милого, милого «Хрю». Мой Кока прямо не может без него жить.
— Голубчик Екатерина Васильевна! Просто не знаю что делать со своей Манечкой. Моя крошка прямо влюблена в вашего Хрю. Ради всего святого, пришлите к нам его хоть на полчасика!
Так что на Хрю пришлось установить очередь и принимать абонемент заранее.
— Милая и дорогая Анфиса Яковлевна! Мой Хрю не может быть у вас раньше следующего четверга. На все эти дни записан.
Так он сразу завязал и укрепил дружбу с многочисленным и самым лучшим обществом.
Граф Завихряйский, и тот, сам, приезжал за Хрю в карете:
— Мой балбес жить не может без вашего Хрю.
Взял к себе отца Хрю и тянул его изо всех сил по службе, чтоб только не расставаться.
— Что поделаешь! Когда мой балбес без его Хрю не может жить!
— В таких годах и уже родителям помогает! — со слезами говорил отец Хрю.
До четырёх лет поросёнок не говорил.
— Странно! — обеспокоились родители и повезли его к профессору в Берлин.
Профессор в Берлине осмотрел его, подрезал что-то под языком и послал к профессору в Вену.
Профессор в Вене посмотрел, вырезал какую-то желёзку и послал к профессору во Франкфурт.
Профессор во Франкфурте что-то ему прижёг.
И поросёнок начал говорить.
С некоторым трудом. Но на трёх языках.
Ходить на задних лапках Хрю выучился, конечно, раньше. Так что производил вполне впечатление мальчика из хорошей семьи.
Хрю взяли сначала двух гувернанток, потом двух гувернёров.
Всех, служивших раньше в лучших домах.
И все они были в восторге от Вавочки-Хрю.
— Редко попадается такой способный ученик!
Правда, Хрю был не особенно быстр в соображенье. Особенно, если приходилось решать арифметические задачи.
Но он всегда сидел, потупив голову, ходил, глядя под ноги.
— Sehr, sehr ernsthafter Knabe![29] — говорил немец-гувернёр.
— Нда-с, не верхогляд! — с хвастовством восклицал отец. — Не верхогляд-с!
К десяти годам Вавочка-Хрю был «подготовлен», и его отдали в хорошее закрытое учебное заведение.
Там он тоже сразу привлёк к себе всеобщие симпатии.
Учащих — серьёзностью и отсутствием верхоглядства. Учащихся — уменьем бегать на четвереньках и неподражаемо говорить:
— Хрю!
Заведение было такое, где, главным образом, обращалось внимание на «дух».
И дух Вавочки-Хрю приводил всех в восторг.
— Будет истинный хранитель наших традиций! Дух товарищества в нём развит. Посмотрите! За товарищами так и бегает. Так и бегает!
К 16 годам относится очень важное событие в жизни Хрю.
Кто родителей давно уже беспокоило одно загадочное обстоятельство.
У их ребёнка был хвостик. Правда, небольшой, но хвостик. И притом закорючкой.
Отец смотрел на это философски:
— А чёрт с ним, что хвостик. Не видать!
Но мать подолгу плакала, думая:
«А как же успехи у светских…»
Когда Хрю исполнилось 16 лет, его повезли в Париж к знаменитому профессору-хирургу,
Знаменитый профессор-хирург посмотрел, сказал:
— Пустяки! Сейчас отрежем!
И для успокоения показал в спирту 666 таких же хвостиков закорючкой, которые он отрезал за последнее время.
— Это встречается теперь часто!
Хвостик был отрезан, и всякая связь с прошлым была, таким образом, порвана.
Окончив заведение, Хрю вступил в жизнь не то кандидатом на что-то, не то исполняющим какие-то особые поручения.
Теперь он был Хрю только для одного графа Завихряйского, Вавочка для товарищей, Василий Петрович для остальных.
Молодой человек, приятной полноты, в пенсне. Профиль — не то, чтоб особенный, но дамы находили, что в нём есть что-то, если не римское, то всё-таки «noble»[30].
Голова всегда скромно опущена, и глаза скромно в землю.
Что очень нравилось.
— Редкий молодой человек! С правилами!
Только в одном случае эти скромно опущенные глаза подымались и сверкали
