Мамбо втроём - Ариадна Сладкова

непонятную жизнь, удивлялись громадным квартирам, ухоженным балконам и чистоте улиц. Долго глядели вслед «чистильщику» улиц на мотоцикле, убирающему бумажки и сор пылесосом, находящимся в специальном ящике на багажнике. Бродили долго, пересаживались с автобуса на автобус, стремясь осуществить намеченный маршрут. В очереди за билетами на башню разглядывали интернациональную толпу. В большущем лифте, битком набитом людьми, Петричкин с товарищами поднялись на самую последнюю площадку башни. Под ногами сверкал и шумел Париж. Внезапно Павел Иванович ощутил едва уловимый запах духов и чье-то легкое прикосновение. Он повернул голову и заметил рядом с собой молодую мулатку. Она с улыбкой что-то произнесла на французском языке, извинялась, но Петричкину показалось, что ее глаза блестели очень призывно. На следующей площадке он вновь заметил ее, и женщина как бы невзначай снова обратилась к нему. Павел Иванович не понимал, что она говорит, но ему было очень приятно, что на него обратили внимание. Некоторое время они бродили по площадке, и француженка показывала ему Париж, затем незнакомка жестом пригласила его пройти к столику в кафе.

– Неужели я понравился ей? – поразился он и подумал, что это поистине ночь приключений. Шахматисты с пониманием поглядывали на них, и Петричкину казалось, что все ему завидуют. Никогда он не пользовался успехом у женщин, напротив, многие относились к нему с пренебрежением, вызывая в нем отчаянный протест, но эта француженка была просто прелесть. Копна черных кудрявых волос, смуглая шелковистая кожа, чувственные губы… Официант принес легкое сухое вино. Петричкин выпил и захотел еще. Теперь ему все стало нипочем, он махнул официанту и заказал водки. На редкость понятливый официант на аккуратном подносике принес ему охлажденную бутылку «Столичной» и две миниатюрных рюмочки. Француженка отрицательно замотала головой. Петричкин пил, и ему казалось, что он не пьянеет. Француженка улыбалась, показывая ослепительно белые зубы. Ее горячая рука легла на пальцы Павла Ивановича, и он, испугавшись, вдруг почувствовал, что ему никогда еще не было так хорошо, а это и есть то настоящее, чего он так страстно желал в глубине души. Все прежнее было неправдой. Париж шумел и сверкал… Петричкин понял, что официант хочет, чтобы он расплатился с ним. Он резким движением разорвал внутренний карман куртки, нащупал несколько сотенных и широким жестом бросил их на столик. Француженка повлекла его вниз к лифту. Он и сам не заметил, как очутился в машине. Кто-то из шахматистов, задержавшихся на верхней площадке, заметил, как Петричкин с девушкой садились в Рено красного цвета, поджидавший ее у дороги.

Петричкин не понимал, где находится. Он чувствовал дыхание теплой весны, ощущал шум леса и читал стихи Алексея Константиновича Толстого. Этой ночью он был бесшабашно весел и смутно помнил, что происходило с ним. Ему было необыкновенно хорошо с прекрасной женщиной, он чувствовал себя влюбленным и счастливым. На предельной скорости она мчала его куда-то по загородному шоссе. Обоим было весело. Он громко пел: «За Родину Советскую, за честь родного края милого…», помнил, как любил эту песню дед после возвращения из лагеря. Она кивала ему, мурлыча что-то по-французски. Зачем-то понадобилось переменить машину. Она по-детски знаками объяснила ему, что в моторе что-то заурчало. Паспорт оказался только у него. Теперь они мчались на зеленом Шевроле. Эжен предложила ему сигару. Внезапно все поплыло у него перед глазами. Француженка куда-то исчезла, он почувствовал резкую боль в голове и стал задыхаться, услышал резкий скрежет тормозов и провалился куда-то в пропасть. Он почувствовал себя так плохо, что хотел позвать на помощь, но голос пропал, вокруг была темнота, и ему показалось, что незнакомые существа, рассматривавшие его в лупу в аэропорту, зачем-то нечаянно убили его на пороге самого прекрасного…

Петричкин так и не появился на турнире. Шахматисты с пониманием поглядывали на его соседа по номеру, пока наконец не пришло известие о том, что он попал в аварию у городка Сюлли близ моста через Лауру во взятом им напрокат Шевроле. Он вел машину на большой скорости, был сильно пьян и, врезавшись в платан, получил серьезную травму и теперь находится в госпитале в Сюлли. Это известие поразило шахматистов. Никто так и не понял, зачем Петричкину понадобилось Шевроле, тем более, что и водить-то он толком не умел, рассказывал, правда, что имел права, получив их после окончания школы, обучаясь в классе с водительским уклоном.

Павел Иванович открыл глаза и был очень удивлен: белый потолок, белые стены, на тумбочке стакан воды на блюдце, громадное окно и дерево в окне – зеленые листья, похожие на листья каштана на фоне ярко-голубого неба. Он вспомнил о шахматном турнире и резко сел на кровати, но голова очень отяжелела, в глазах потемнело, и все пошло кругом. Петричкин, выругавшись, вынужден был вновь прилечь на белоснежную подушку. Что с ним произошло, он не помнил, он просто был сражен своим состоянием.

– Вот так ерунда, – думалось ему. – Угораздило же меня, где же это я?

В комнату вошла медсестра и спросила его что-то по-французски. Он ничего не понял. На подносе у нее был шприц и все необходимое для укола. Она знаками объяснила ему, что необходим укол, и он не сопротивлялся. Сестра тотчас удалилась, а спустя некоторое время Петричкину полегчало, он смог в конце концов сесть на кровати, но дальше дело не пошло, он был слишком слаб… Сколько он проспал, он понять не мог, но что-то его разбудило, то ли какой-то шорох, то ли необычный аромат. Прямо напротив него сидела очень смуглая кудрявая девушка с блестящими черными глазами. Петричкин смутился. Он смотрел на нее и не узнавал.

– Это я, Эжен, – говорили ее глаза и губы, – я понимаю тебя, учусь на филологическом в университете.

– Откуда ты знаешь меня? – спросил Павел Иванович.

– Я шахматистка, студентка, мы познакомились в кафе на башне, а потом катались по городу. Я изучала русскую шахматную школу. Услышала русскую речь и разговор о шахматах. Мне показалось, что ты самый интересный и умный…

– Тебе это показалось, но мне очень нужно попасть на турнир.

– Турнир уже закончен, – ответила она.

– Почему? Что со мной?

– Мы попали в аварию, ты долго был без сознания, я чувствую себя виноватой, но не волнуйся, я оплачу все расходы. Я очень рада, что ты наконец очнулся. Скоро я перевезу тебя к себе. Мы будем гулять по Люксембургскому саду.

Все это Эжен говорила, смешивая русские и французские слова, но Петричкин прекрасно все понимал. Он был изумлен происходящим, совсем не представлял, как ему надо себя вести.

– Прости за причиненные хлопоты и неудобства, – только и нашелся он, но Эжен не могла понять столь сложных словосочетаний, и он