Мамбо втроём - Ариадна Сладкова

маршрут: от Белорусской долго бежал по Грузинскому Валу, натыкался на оцепления из военных и милиционеров, бежал какими-то дворами, наконец, очутился на Зоологической и оттуда как на ладони увидел Краснопресненскую и верхушку Белого дома с красным флагом. В голове прокручивались тревожные сообщения о захвате власти ГКЧП. Он поддался всеобщему возбуждению новой революции, перестройке. Чувствовал, что история как бы остановилась перед ним, хотя все это напоминало ему какие-то декорации.

Он все же сумел выиграть тот памятный матч, а спустя несколько месяцев после перестройки приятели, тоже шахматные мастера, собрались на турнир во Францию и агитировали его принять в нем участие. Это было очень заманчивое предложение. Для них первый матч после смены власти в новых условиях, которые они еще не успели до конца прочувствовать… Не верилось, что теперь можно будет свободно выезжать за рубеж, волновало и пьянило чувство внезапной свободы. Павел Иванович только недавно стал «международником» и еще никогда не принимал участия в крупных турнирах подобных этому. Несмотря на недостаток средств, мать и даже жена советовали ему ехать. Призы предполагались небывалые, ведь советская шахматная школа была сильнейшей. Петричкин решился на поездку и закрутился в повседневной суете по оформлению паспорта и других документов.

– В конце концов я сделал все, что было в моих силах, не вечно же быть нищим.

Но он колебался, ему было неловко занимать для поездки у матери, но что было делать.

– В Париже пригодятся, к тому же надо будет привезти подарки, посмотреть Францию, а на какие шиши, – рассуждал он, такое слово любила употреблять его бабушка, хотя почти был уверен, что времени ни на какие поездки у него не будет. Оно будет жестко распланировано для игры.

Припекало, в воздухе чувствовалось приближение весны. Товарищи рассказывали Петричкину, что в это время в Париже должна стоять почти летняя погода. Все же он решил ехать в куртке и джинсах, укладывая в чемодан свой единственный костюм. Мать советовала взять с собой свитер на случай, если он будет мерзнуть ночью. Билеты были взяты на ранний утренний рейс, но для Павла Ивановича это не являлось неудобством. Он жил недалеко от Войковской, и до Шереметьева ему было подать рукой.

В тот вечер перед отлетом настроение у него было отменным. Все вещи уже были собраны, и новенький аккуратно уложенный чемоданчик рядом с громоздкой сумкой со съестными продуктами и консервами ожидали своего часа в коридоре. Старики уехали на день рождения к другу отца. Петричкин ожидал жену и был счастлив, что в этот вечер они смогут остаться одни, а пока он составлял новый этюд, который никак не мог довести до конца. Телефонный звонок отвлек его от любимого занятия.

– И это в самый ответственный момент! – злился он. Звонил Славка, школьный друг.

– Опять инопланетяне, пришельцы, астрология! – с недовольством подумал он, зная пристрастие товарища к таким темам.

– Не даст доиграть, это уж точно… И обидеть его перед отъездом не хочется, – с досадой размышлял он. Точно, это был Славка. Беседа затянулась, и только они закончили и он вновь взялся за этюд, как тоненький резкий звонок застал его врасплох.

– А может, притвориться, что меня нет дома? Но ведь это наверняка Лиза! Она испугается, подумает что-нибудь нехорошее, – размышлял он. Нехотя побрел он к двери. В глазке увидел улыбающееся лицо жены. Рывком открыл дверь, обнял ее.

А310 приземлился в аэропорту де Голль, и Павел Иванович Петричкин ступил на землю Франции. Никто из его родителей за границу не выезжал, были не выездными, и ему казалось, что они у него за спиной, и он на все смотрит их глазами. Все здесь было необычно: и иностранные самолеты, и полицейские в незнакомых касках, и сам аэропорт. У него родилось ощущение, что он попал под стеклянный купол, где неизвестные ему существа из другого мира рассматривают его в лупу. Пока шахматисты ждали багаж, Павел Иванович, как ребенок, катался на эскалаторах взад и вперед, наслаждаясь свежестью фонтана в центре аэропорта, и фотографировал его с различных ракурсов. Время от времени он прикладывал руку к внутреннему карману куртки, куда были положены и аккуратно зашиты матерью деньги, которые Павел Иванович выделил себе на поездку для осмотра страны и покупки подарков. Такие деньги Петричкин еще никогда и никуда не возил и все время волновался за них.

– Зря я взял такую сумму, – думал он и чувствовал, что не сможет потратить из нее ни одного франка.

Автобус плавно катил шахматистов в Париж. Вокруг Павла Ивановича раздавались щелчки фотоаппаратов, верещали видеокамеры. Он и сам фотографировал все подряд, так как все, что он видел, казалось ему из другого мира, очень необычным. Особая архитектура, чем-то напоминающая прибалтийскую, ухоженные домики, окруженные зеленью, прекрасная дорога с множеством туннелей. Особенно поражали его зеркальные здания банков и предприятий экзотических форм. Незаметно въехали в Париж. Площади с памятниками и фонтанами, великолепные дворцы… Петричкину ужасно не хотелось, чтобы путешествие кончилось. Казалось, что он испытывает прямо-таки физическое наслаждение от него.

Отель, к которому подъехал автобус с шахматистами, был, вероятно, самым маленьким в Париже и находился в Латинском квартале. «Катрин», – прочитал Петричкин и понял, что чудесный путь их по Парижу закончен. В голове смешались названия улиц и площадей. Турнир начинался завтра в десять часов утра, и у него была впереди еще вся ночь. Несмотря на усталость, никто из шахматистов и не думал высыпаться перед турниром. Портье передал Петричкину ключи от номера. На третьем этаже, блуждая по узким и запутанным коридорчикам, Павел Иванович разыскивал свое новое жилище. Ему казалось, что меньше его комнаты в хрущевке не бывает, однако, найдя на двери нужные цифры, он втиснулся в узкий «пенал», облицованный коричневой плиткой, с окном под потолком и увидел двуспальную кровать, которую должен был разделить с одним из своих товарищей. Еще за одной неприметной дверкой скрывался крохотный туалет с игрушечным душем. «Гнездышко для голубых», – мелькнуло в его сознании. Однако долго размышлять по этому поводу он не собирался. Договорились всем скопом гулять до утра, и он, бросив дорожную сумку на тумбочку возле кровати, поспешил через хитро сплетенные коридорчики снова на первый этаж, в вестибюль, где должен был встретиться с товарищами. Вечерний Париж шумел и манил, привлекал яркой иллюминацией и рекламой. Между площадью Пигаль и Мулин Руж бродило много негров и арабов, озабоченных, с бегающими глазами. У Петричкина и товарищей «Красная мельница» вызывала воодушевление и подъем, ощущение свободы, опьянения.

С картой города шахматисты бродили по улочкам, наметив продолжительный маршрут, продвигаясь к Эйфелевой башне. Захотелось попеть русских песен, откуда ни возьмись появилась ностальгия. Заглядывали в окна, пытаясь угадать