Как я выступала в опере - Екатерина Поспелова

class="p1">То есть вообще ничего не соблюдает и черт знает что делает.

А я в новом «дутике», ужасно скользком.

При очередном повороте я соскальзываю с сиденья, совершаю кульбит отчаянья и падаю на ступеньки лесенки, ведущей к выходу, причем делаю это очень нелепо и комично – ноги вверх, юбка задирается, все видать.

Встаю, отряхиваюсь.

На лицах у едущей напротив пары – напряженное, трепещущее страдание удерживаемого смеха.

Тут звонит по мобильнику мама: мол, где ты, и чего не берешь трубку?

Я говорю, звоном и весельем голоса компенсируя боль и унижение от падения:

– Мамочка, я в маршрутке, только что был неловкий поворот, и я упала, просто как мешок с говном.

Тут супружеская пара утрачивает контроль за лицами и громко, оглушительно хохочет, всхлипывая….

Я люблю смеющихся над упавшей Фатой-Морганой людей.

Мы знакомимся.

Его зовут Игорь, а ее – Настя.

Хохочем вместе.

Несчастлив только Толкунбек.

Он несколько раз повторяет:

– Что за шайтан меня дернул так повернуть? Катерину уронил! Себя опозорил! Простите меня, Катерина!

Я его прощаю, а мы с обхохотавшей меня парой выходим и погружаемся в метро.

Проходит еще полгода.

Моя дочь Лиза на день рожденья получает с утра таинственный звонок по телефону: мол, вам доставлена посылка.

Она бежит к подъезду, а там огромный букет роз и коробка конфет «Рафаэлло».

Кто принес, от кого – неизвестно…

Лиза ложится спать дальше.

Через полчаса и я выезжаю на работу.

На остановке обнаруживаю внезапно Лизиного однокурсника, который врет, что оказался тут по делам.

Толкунбек, который везет нас, помалкивает всю дорогу.

Но когда я выхожу, тихо говорит:

– Она его не любит.

Да я и сама знаю… Она любит другого.

Но он мудрый – этот Толкунбек…

Еще через полгода разгорается воистину масленичная сцена на Щелковской площади.

Помимо гастарбайтеров-марштрутчиков около метро есть и гастарбайтеры-зазывалы.

Они, молодые совсем мальчонки, орут противными, но оптимистичными голосами:

– Камчатская – Байкальская – Уссурийская! Садыс!

– Алтайская – Хабаровская – Сахалинская! Зализай!

– Ты чо клиэнт у меня отнимаешь?

– А ты чо? Кому нужна твоя Курганская – Новосибирская?

– А кому твоя Амурская – Иркутская?

– Ишь, понаехали!

– Сам – понаехали!

Я, как-то ожидая маршрутку, зазывал тоже выучила и по голосам, и по именам. Наши были Долдош и Сыйбек.

Но как-то раз я приехала на Щелковскую так поздно, что, кроме как на такси, ни на что рассчитывать не могла.

Но вдруг оказалось, что маршрутка Тимура, или Толкунбека, стоит тут, схоронившись за ларьком «Крошка-картошка». Я ее уже признала, знакомую, и, счастливая, села в нее, сняла туфли и положила брючные ноги на противоположное сиденье.

Дальше: Толкунбек деликатно вошел в салон и сказал:

– У меня уже не рабочее время!

Я виновато сняла ноги с сиденья и надела туфли.

– Но вы не возражаете, если я сначала развезу по домам всех этих: Уральская – Байкальская (то есть Долдоша и Сыйбека), а потом отвезу вас, Катерина, прямо до дверей вашей квартиры?

Естественно! Конечно, я согласилась. Прямо до дверей-то – кто ж не рад…

Потом прошло много времени.

Я перестала бывать в дружелюбном Гольяновском арондисмане, переехала, много воды утекло, но вот я снова поехала туда, в свою покинутую любимую мастерскую, – побыть одной, отдохнуть от всего, поспать. Была несчастная, разбитая и усталая.

Когда села в маршрутку – вообще не заметила, кто у руля. Просто передала тридцать рублей и погрузилась в книжку…

Книжка была хорошая, но сладкий и желанный сон подбирался ко мне еще давно, в метро, и тут, дождавшись, когда я сяду, овладел мною.

Проснулась я от голоса:

– Катерина! Пора вставать!

Ошалело открыла глаза.

Маршрутка стояла прямо у моего подъезда.

Шорох лип, красота, тишина, кошки.

Я выскочила на асфальт.

Маршрутка, Толкунбек, ночь, я.

Надо пригласить к себе?

Наверное, надо.

Главное как предложить ему выпить ведь у меня ничего нет ах выпить он и не согласится он же за рулем ох а чего ж я ему предложу у меня и еды-то там нет сто лет тут не была и вообще но он такой молодец привез меня одну прямо к дому а как же это он привез-то да просто всех тогда развозил и запомнил а может он это нет он хороший козлодранием занимается а чего он смотрит-то так блин влипла я почему-то я нравлюсь только пожилым филологам писателям и гастарбайтерам один мне даже эсэмэску написал я вас влубилса и фигура ваш понравилса и карактир с тех пор все друзья мне говорят курица вы катечка и карактир но этот хорош козлодрание опять же налью ему чаю чай-то точно ест и он ничему не повредит и в конце концов да я сама ужасно хочу выпить чаю да…

– Может, чайку? – наконец спросила я, опомнившись.

Толкунбек молчаливо пережидал мой внутренний монолог, но тут просиял, вздребегнулся, сопритюкнулся, как пишет драматург Петрушевская, и заголосил:

– Что вы? Что вы? Никакого чая, спешу, машина сдавать, время мало! Удачи вам! Удачи вам! Удачи вам!

Одним махом, как в седло киргизского скакуна, взметнулся на сиденье.

И фары его полоснули по двору, озарили наш прекрасный арондисман – и потонули во мраке улицы Алтайской.

Муса и Нетребко

Еще в копилку о таксистах.

Выхожу под многоголосое мурлыканье автомата:

«Вас ожидает – ЖЕЛТЫЙ – хюндай солярис – номер такой-то» (на пяти разных тонах, как у китайцев).

Дядька за рулем улыбается во весь золотой рот.

– Как я рад вас видеть!

– Вы разве меня знаете?

– Я о вас всегда мечтал!

– Ну, спасибо. Поедем?

– Поедем. Сейчас я музыка вам вклучу!

– Ой, может, не надо?

– Вы что? Вы даже не знаете – какой музыка!

– Какой?

– Я, уважаемая, из Баку. У нас есть такой певец великий – забыл как фамилия…

– Магомаев?

– Магомаев тоже. Юсиф Эйвазов! Он недавно на русский женщина женилса. Анна Нерарепка! Знаете ее?

– Знаю. Нетребко.

– Вот! А вы слушать не хотите! Вы пристегивайтесь, Катерина, а я вам буду вклучать.

Тюкает в планшет. Черный экран с ползущим ртутным столбиком нашего продвижения и голосом навигаторши пропадает.

– А как же яндекс Оксана?

– Забили на яндекс Оксану. Я вас так прокачу под Юсифа и Анну – не пожалеете! Куда ехать?

Я объясняю, а «ютьюбик» пока грузится.

Потом ехали час. Посмотрели около десяти видео с Юсифом и Анной, разных стилей – от Манон Леско до вечера Игоря Крутого.

Водитель плакал, вытирал глаза.

Я сама увлеклась. Говорю:

– А «майне липпен зи кюссен зо хайс» знаете?

– Это что?

– Ну, где она