Это снова ты - Алекс Хилл

с дракой забывается быстро, правда, после этого мальчишник и девичник превращаются в одну большую тусовку, ведь Саша наотрез отказывается оставлять невесту. Веселье продолжается в ресторане, за столом ведутся оживленные беседы. Мы с Димой сидим максимально далеко друг от друга и лишь изредка встречаемся настороженными взглядами, как бы проверяя, насколько хорошо каждый из нас играет свою роль. В завершение все выходят на улицу, чтобы запустить в небо шарики в знак прощания Насти с девичьей фамилией. Переливающиеся сердца и звезды поднимаются ввысь под громкие одобрительные крики, а Саша и Настя целуются. Друзья молодых вызывают такси и бурно прощаются. Обнимаюсь с девочками, машу парням. Целую брата в щеку, а Настя целует меня, после чего как-то встревоженно сжимает мои руки.

– Ты же в пятницу приедешь? – спрашивает она.

– Да, сразу после практики. Родители должны подхватить меня по пути.

– Тогда увидимся.

– Ага. Отдохните хорошенько.

– И ты, – говорит Настя, покосившись на Диму, на плече которого висит пьяный Саня. – Морев, иди-ка сюда.

Слышится шорох колес, кто-то из ребят выкрикивает автомобильный номер – мое такси. Брат отлепляется от друга, и я колеблюсь всего секунду, прежде чем коротко обнять Зимина и зашагать к машине. Распахиваю дверь, забираюсь на заднее сиденье и напрягаю каждую мышцу, чтобы не дать себе оглянуться.

Глава 14

Вот я и дома. По Балаклавскому проспекту мимо рощи, по кругу прямо, затем направо по улице Московской до проспекта Платовского. Выше к собору и налево на проспект Ермака. Родители, сидящие впереди, предаются воспоминаниям и воодушевленно обсуждают завтрашнее торжество, а я смотрю на знакомые места родного вечернего Новочеркасска и пытаюсь понять – люблю я его или же ненавижу всей душой. Город, конечно, ни в чем не виноват, но он хранитель многих моих воспоминаний, как хороших, так и ужасных.

– Приехали! – объявляет папа, закончив круг почета по центру города, и глушит мотор в тихом дворе многоэтажных домов, где мы сняли квартиру на несколько дней.

– Ксюшенька, ты голодная? – обращается ко мне мама. – Можем занести вещи и пойти куда-нибудь поужинать.

– Я обещала к Насте с Сашей зайти. Поужинаете без меня.

– Можем вместе сходить. Заодно прогуляемся.

– Не стоит тормошить молодежь, – встревает папа, – завтра на них насмотришься. Иди, Ксюш.

– Хорошо, – с облегчением отвечаю я, потому что и без того весь последний час развлекала маму рассказами о нашей с Женькой поездке и практике, наполовину выдуманными, разумеется.

Выбираюсь из машины, прощаюсь с родителями и отправляюсь в пешую прогулку, но не к дому брата. Мне хочется навестить кое-кого другого, и лучше сделать это в одиночестве. Отойдя на безопасное расстояние, вызываю такси и еду на окраину, на новое кладбище. Приходится немного попетлять среди крестов и памятников, чтобы найти нужный, ведь я была здесь всего один раз четыре года назад.

– Привет, Миш, – тихо говорю я, глядя на крошечную фотографию в обрамлении серого мрамора, и отключаю звук на телефоне, чтобы никто не мог помешать нашей встрече.

Ветер шумит и качает высокую траву, небо медленно окрашивается закатом. Могила Леванова выглядит ухоженно, и что-то мне подсказывает, это вряд ли дело рук его матери. Ей было плевать на сына и при жизни. Теперь-то чего? Я даже не знаю, что с ней сейчас. Что с тем уродом, который загнал пасынка на два метра под землю?

– Прости, что с пустыми руками. – Опускаюсь на корточки и обхватываю колени. – И прости, что не приходила так долго.

Окружающий гул вдруг стихает, сердце бьется медленнее. Так вот что значит гробовая тишина. Вокруг никого не видно, и я остаюсь наедине с мыслями и воспоминаниями. Все в жизни относительно. Относительно белого и серый может быть черным. Проблемы и трудности, с которыми мы сталкиваемся, для кого-то могут быть ерундой, а для кого-то трагедией. Уезжая из Краснодара две недели назад, я думала, что моя жизнь невероятно сложна: родительский контроль, непонятки в отношениях, учеба, размытые перспективы – но это и есть жизнь. У нее много оттенков и красок. Постоянно что-то происходит, течение времени и перемены, что оно несет, неумолимы. Ты растешь, меняешься, переосмысливаешь какие-то события, пробуешь, ошибаешься, влюбляешься и разочаровываешься. Страдаешь – да, и это тоже. Невозможно всегда находиться в лучах теплого солнца, человек не поспеет за движением планет и звезд, сколько ни беги. Ночь приходит и крадет яркие тона, заливает все серыми тенями, и в эти моменты нельзя забывать, что следующий день все равно наступит. Его нужно ждать, к нему стоит готовиться и неустанно давать себе все новые и новые шансы для того, чтобы продолжать жить. Человеческая сила не в том, чтобы вынести как можно больше боли и испытаний, а в том, чтобы разрешить себе верить в счастье даже посреди обломков и руин.

Небо темнеет, а я все сижу. Ноги немеют, опускаюсь прямо на землю и запрокидываю голову. Мысленный диалог с тем, кого уже нет, не клеится. Я не знаю, что ему сказать. Обвинить? Пожалеть? Проклясть или попросить прощения? Миша оставил нам много боли, страха, непонимания. Оставил то, чем был наполнен сам. Только волноваться за него уже нет смысла, это прерогатива живых, а не мертвых.

Зимин. Мой Зимин.

Запретив Женьке называть его так, я все еще не могу заставить себя это сделать. Он не принадлежит мне, но все равно мой. Сильный порыв ветра пробегает по полю, мечется среди низких заборов и шелестит искусственными листьями венков и пыльными бутонами цветов. Я молюсь, прошу у Бога защитить его, направить, сберечь. Прошу у Миши присмотреть за ним и помочь. Я готова поверить во что угодно, лишь бы когда-нибудь, глядя на Диму, увидеть спокойное счастье в его карих глазах и искреннюю улыбку радости на любимых губах. Увидеть, как его серо-белый флаг сменится на любой другой цвет, а будущее станет широкой длинной дорогой, которая по итогу приведет всех нас в одно и то же место, сюда, на кладбище, но… Сам путь. Сам путь…

– Ну наконец-то, – раздается вдруг за спиной.

Оглядываюсь так резко, что боль простреливает шею, и хмуро смотрю на брата.

– Напугал!

– Это взаимно. Ты чего трубку не берешь?

– Хотела одна побыть.

– Я могу подождать в машине, только маме позвони.

– Не надо. Уже все. – Поднимаюсь и отряхиваю шорты от комочков сухой земли и пыли. – Поехали. По дороге ее наберу.

Саша переводит взгляд на памятник, тоска и сожаление проступают на его лице, и у меня сжимается сердце. Мой брат совсем не идеальный, но он один из самых сильных