Гарвардская площадь - Андре Асиман

Первым делом: ей больно? – спросил я. И как там Граф?

– Он тоже хочет заявить в полицию. Калаж сломал ему два зуба, а кроме того, Граф страшно зол на меня. Говорит, я должна была его предупредить о наших с Калажем отношениях. Я ответила, что мы уже довольно давно расстались.

– Я и не знал. Вы с ним так ворковали в Уолден-Понд.

– К тому времени все уже давно кончилось. Мы стали друзьями.

Меня это удивило.

– И что ты собираешься делать? – осведомился я, будто адвокат, который заводит досье на нового клиента. Теперь впору достать деловой блокнот, вставить между расспросами несколько кивков и закурить здоровенную пенковую трубку. – Если ты пойдешь в полицию и подашь жалобу, его депортируют, – сказал я наконец. – Депортируют и если попросишь охранный ордер.

Я совершенно не разбирался в законодательной стороне вопроса, но мне сказанное представлялось логичным.

– Знаю, – ответила она, – но чего ты от меня хочешь? Он же больной на голову. Убьет меня. Я не хочу, чтобы он ко мне приближался. Я вчера так перепугалась, что в итоге позвонила маме во Францию. Почти собралась домой, но я так люблю Остина, а Остин меня, да и в семействе меня любят.

– Пожалуй, даже слишком, – вставил я.

– Так он и это разболтал? Ну еще бы!

– Да. Его это сильно расстроило.

– Его все сильно расстраивает.

– Так что ты собираешься делать? – спросил я, кивая, в смысле: ладно, переходим к делу.

– Если мать Остина сообщит в полицию, Калаж расскажет ей, что я спала с ее мужем. Обязательно расскажет, я его знаю. Если сообщу я, он все равно ей расскажет. И если Граф пойдет в полицию, Калаж тут же все расскажет матери Остина. Будь у меня возможность организовать его депортацию прямо сейчас, так, чтобы он никому не успел позвонить, я бы на это пошла. Он – худшая ошибка всей моей жизни, а я наделала тех еще ошибок, потому и уехала в Штаты. А еще лучше – если бы он растворился где-нибудь на Ближнем Востоке, я была бы совершенно счастлива, потому что меня тогда не мучила бы совесть, что его депортировали из-за меня.

Я всей душой сочувствовал Леони. Однако, сам не зная почему, не хотел допускать, чтобы Калажа депортировали.

Лучшее, что я мог сделать, – сперва убедить ее не заявлять в полицию, а потом как-то их помирить или хотя бы свести для разговора, если захотят, то в моем присутствии. Я такое видел в кино. Все высказали свои разногласия, свои обиды.

– Чистый эрзац, – произнес я в конце концов.

Она рассмеялась. А потом, поймав себя на смехе, вдруг заплакала. Впервые плачу по этому поводу, заметила она. До сих пор сдерживалась. Ее никогда еще не били, даже руки на нее никто не поднимал. А теперь этот тип, этот бандит вздумал ее подмять под себя? Кем он себя мнит?

Главный вопрос заключался в том, чтобы убедить Графа не заявлять в полицию.

– Он мстительный. Сам видел, как он вчера препирался с Калажем. Плюс он, наверное, страдает: его же поколотили, а он даже не дал сдачи, даже меня не попытался защитить. Меня он точно больше видеть не захочет.

Первое, что я сделал после ее ухода, это позвонил Клоду. Клод уже знал, что стряслось с его приятелем – он отказывался звать его Графом, как звали накануне все мы, чтобы подразнить.

– У Пьеро в Италии есть очень влиятельные знакомые. Так что у Калажа могут быть серьезные проблемы. У тебя тоже могут быть неприятности – ты как бы спровоцировал эту драку, да и у меня, я ведь его к тебе привел.

– Плюс у Графа сломаны два зуба, – напомнил я.

– Плюс у Пьеро сломаны два зуба, – поправил он меня.

Нужно было что-то придумать.

Я попросил Клода пока ничего не предпринимать. Я сейчас к нему быстренько приеду, и вдвоем мы сообразим, как отговорить Графа от похода в полицию.

К тому моменту, когда я добрался до Клода – он жил неподалеку, – он уже успел переговорить с Графом.

– Я думал, ты меня дождешься.

– Ну, мне пришла в голову одна мысль, вот я и позвонил.

– Ты боялся, что я буду настаивать на том, чтобы поговорить с ним первым, да? А теперь все в сто раз сложнее, – укорил я Клода.

– Почему это сложнее, если Пьеро говорит, что не собирается идти в полицию?

– Граф не пойдет в полицию? – выпалил я в изумлении.

– Нет, Пьеро считает, что Калаж – несчастный marocchino[33], который и так скоро допрыгается до депортации. Кроме того, он на последнем курсе юридического и хочет полностью забыть о вчерашнем вечере. Он уже записался к знаменитому нью-йоркскому стоматологу, сегодня днем туда полетит, в воскресенье его примут. Потом он вернется, но не хочет иметь ничего общего с твоими друзьями и с моими друзьями – к ним, понятное дело, относитесь ты и эта бедолажка.

– Графу вставят новые зубы, она будет и дальше работать нянькой. Граф был прав: женщинам редко дается второй шанс, – высказался я, пытаясь подчеркнуть ироническую сторону случившегося.

– Твоя-то проблема в том, что ты упустил человека, который мог бы стать ценным другом.

Клоду приспичило занять почетное место в обществе? Никогда раньше не видел в нем таких стремлений.