Соло на швейной игле - Андрей Юрьев

– Слушай, – с просил Дэн после того, как они перебежали через дорогу к скверу, граничащему с ее улицей, – а как же твой муж? Не думаю, что он будет рад, если мы вот так нагрянем.

Света засмеялась так оглушительно громко, что проходивший мимо мужчина вздрогнул и прибавил шагу. У решетки сквера от веток падала глубокая тень. Сзади шумел Красный проспект, а здесь было тихо. Только стучало его сердце и ее каблучки.

– У тебя хорошая память, – с казала она со смехом. – Запомнил про мужа, – она остановилась, притянула Дэна и прошептала: – Не переживай. Он далеко…

На него пахнуло помадой и коктейлем. Ее лицо было непозволительно близко, неудивительно, что его потянуло к ней. Ее зубы сверкнули в лунном свете, а потом Дэн вкусил полноту и мягкость ее губ. Света ответила на его поцелуй тихим стоном, но спустя миг вырвалась из объятий и спросила, облизнув губы:

– Есть хочешь?

Об этом он не думал. Но Света держала в уме все. Может быть, в этом и есть основное отличие женщин от мужчин. Сейчас, отвлекшись от ее губ, от податливого тела, он понял, что это как раз то, что нужно.

– Просто умираю с голода! – сказал он.

Света потянула его за руку к желтым прямоугольникам вывесок на другой стороне дороги.

– Возьмем китайской еды, – в голосе ее зазвучал физический голод. – Обожаю есть из коробочек, а ты?

– Пойдет, – ответил Дэн, представляя голую Свету на пушистом белом ковре. Она ела палочками лапшу из коробочки, капая соусом на грудь.

Они забежали в кафе и заказали кучу всякой китайской всячины. Света улыбнулась, когда он предложил взять печенье с предсказаниями. Обняла и прошептала:

– Я и так знаю, что будет!

Дэн просто купался в ее открытости и непосредственности. Как же ему этого не хватало! Он снова забыл ее фамилию. Знал, что она смешная, даже нелепая, что никогда ей не шла, но не мог вспомнить. Словно, став ближе к нему, она отдалилась от своей глупой фамилии, стала выше, поднялась над всем. Теперь у нее должна быть прекрасная и возвышенная фамилия. Например, Вознесенская или Покровская. Да и имя, впрочем, ей тоже не особо подходило. Дэну хотелось называть ее Лаурой. Или Графиней. Да, пожалуй, эти два имени абсолютно подходили ее тугим бедрам и слегка припухшим от поцелуев губам.

– Мне хочется называть тебя Лаурой, – прошептал он. – Ты не против?

– Почему бы и нет? – ответила она, тихо засмеявшись.

Он накрыл ее смех поцелуем и засмеялся сам.

– И еще…

– Что?

– Глупо, конечно, но я не могу вспомнить твою фамилию, – сказал он. – Мучаюсь с той самой минуты, как увидел тебя в Толмачево.

– Это неважно, – о тветила она. – Т ем более я ее уже сменила.

Пока азиатская девочка за прилавком готовила заказ, они со Светой целовались. Дэн рассматривал крохотную вену на ее прикрытом веке, она выглядела как река из космоса.

Он представил себя плывущим на длинной деревянной лодке по этой реке, оказавшейся полноводной и бурной. Река без имени и географических координат несла его во влажном тропическом воздухе, пропитанном терпкими ароматами цветов и свежей утренней воды, вперед, не то к радости, не то к полной катастрофе. С реками никогда не знаешь, куда вынесут.

Дэн позволил реке нести себя, с гулким стуком бросил весла на дно и прикрыл глаза. Чувства подкатывали одно за другим, как блюда на конвейере японского ресторана. Они складывались в чудные мозаические рисунки и исчезали, сменяясь новыми. Вслед за запахами пришла музыка. Оказывается, она играла все время, пока они заказывали и ждали. Музыка казалась холодной и далекой, как московская жизнь, о которой он не вспоминал уже целых полчаса. Флейта жаловалась электронному клавесину на равнодушие композитора. Тот отвечал замысловатыми пассажами, как истинный оптимист.

Земля крутанулась на полградуса, Дэн почувствовал камешек в правом ботинке. Он даже знал место, где тот запрыгнул, он помнил шаркающий звук, но тогда еще не знал, что с этим звуком к нему на стельку приземлился непрошенный попутчик. Камешек по ощущениям был совсем крохотный, чуть больше песчинки, но и этого оказалось достаточно. Он колол всякий раз, как Дэн переносил тяжесть на правую ногу, и эта острая колкость делала язык Графини в его рту в противовес еще более мягким и упругим. Дэн перекатывал его, как мякоть плода диковинного фрукта. С губ Графини стекал сладкий мед и смешивался с ее коктейльным дыханием.

Их движения, не слишком заметные со стороны, достигли той обоюдной гармонии, которая обычно обещает счастливый конец. Руки его то и дело натыкались на жесткие ребра лифчика под ее блузкой, он мешал, ведь Дэна тянуло к ее грудям, как проголодавшегося ребенка к матери, да и Графиня была не против. Если бы не ряд обстоятельств, она с удовольствием и готовностью отдалась ему прямо здесь, на столике из бежевого скользкого пластика.

Светильники на потолке нагрели ему голову, ведь Дэн доставал до неба, в мозгу его мутным наплывом, как наползает дождевое облако на солнце, заиграла его песня про ангела-хранителя. Наваждение прошло так же резко, как и началось. Спиной он ощутил уставший взгляд девушки за стойкой. Он увидел, как если бы у него были глаза на затылке, что она жует жвачку с открытым ртом, он понял, что она гадает, в каких отношениях этот брутальный парень (она бы ему вдула) с Графиней, ох, уже и не с Графиней, а с обычной новосибирской девушкой в белоснежной тунике и в золотых босоножках, обвивающих лентами лодыжку. Она бы тянула на твердую пятерку, но слегка тяжеловатый зад и чуть выше обычного расположенная талия снижали оценку на балл.

День девушки с азиатскими глазами и припухшими веками длился уже целую вечность, и бог знает сколько коробочек она уронила на пол. Ей еще два часа работать, а повар каждый раз, как она забирает готовый заказ, норовит ущипнуть ее зад, и, когда она вечером раздевается, ее парень грозится прийти и убить поганого бурята-повара, но так и не приходит. Так проходит неделя за неделей.

Пока Дэн думал об этом, Света, бывшая еще минуту назад Графиней по имени Лаура, пыхтела у его лица, но ему уже хотелось, чтобы зазвенел звоночек от хлопка узенькой вялой ладошки, возвещающий готовность их заказа. И звонок послал мелодический звук в пространство, и зашуршал пакет со смешной пандой, и на месте реки возник огромный синий глаз с коричневыми вспышками, качнулись вверх-вниз ресницы, как крылья бабочки. Света встала