Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

4) Уполномоченный по мобилизации, который оформлял документы погибшего на призывном пункте маркяза.

На другом листке я написал список требуемых документов:

1) Анкеты, на основании которых бюро записи актов гражданского состояния маркяза выдало два удостоверения личности, а также приложенные к ним фотографии (одна наклеивается на удостоверение, вторая хранится вместе с анкетой в бюро).

2) Копии свидетельств о рождении погибшего и сына омды.

3) Справки об отношении обоих к военной службе и все документы, связанные с мобилизацией.

4) Свидетельства об образовании того и другого.

Потом сделал еще одну пометку:

5) Расследование всех обстоятельств дела вести в контакте с сотрудником уголовного розыска.

Спустя некоторое время после начала следствия маамур предупредил меня, чтобы я избегал спешки и до прибытия военного советника округа проявлял величайшую осторожность. Я поинтересовался, при чем здесь военный советник. Раз дело имеет военный, а возможно, и политический аспект, ответил маамур, его вмешательство необходимо. Мне самому дело представлялось совершенно ясным. Так я и сказал маамуру, добавив, что буду продолжать следствие, а военный советник, когда приедет, подскажет, что еще надо сделать. Я вернулся к делам, но вскоре опять появился маамур с напоминанием о покойнике: его надлежит похоронить или, если это необходимо следствию, передать в распоряжение судебного врача. Я спохватился, что забыл о покойнике. Вызвал привезшего его офицера, проглядел документы, касающиеся гибели солдата, и разрешил хоронить покойного, ограничившись внешним осмотром тела судебным врачом, а также фотографированием лица. Фотографии имели большое значение для дальнейшего хода следствия. Но возник вопрос, как хоронить погибшего, если о случившемся знает вся деревня? Как избежать возможных неприятных инцидентов? Маамур снова посоветовал дождаться приезда военного советника и узнать его мнение. Если я не возражаю, сказал мне маамур, то он считал бы целесообразным отвезти тело в больницу маркяза, нехорошо оставлять его в машине. Я согласился. Действительно, оставляя гроб в машине, мы как бы проявляли неуважение к человеку, погибшему, защищая землю нашей страны и нас самих. К сожалению, как выяснилось потом, тут я допустил ошибку, но это уже другая тема.

Явились вызванные свидетели, я стал слушать их показания. Не буду останавливаться на этом, все сказанное ими вы уже прочли в предыдущих главах, а повествователь, дорожащий вниманием читателя, не имеет права повторяться. Некоторые свидетели поведали обо всем без утайки. Рассказ подлинного отца погибшего невозможно было слушать без волнения. Омда ни в чем не признавался. Мне не удалось вытянуть из него ни слова, которое пролило бы свет на его роль в этой истории. Я устроил ему очную ставку со сторожем, предоставил все имеющиеся у меня документы. Напомнил о возвращении ему земли, в которую входил и участок, арендуемый сторожем. Это, заявил омда, не имеет никакого отношения к делу. Иногда он не находился с ответом, но держался твердо. В глазах его не было видно и следа раскаяния, голос звучал уверенно. От омды исходил запах куриного, а может, индюшачьего мяса — короче, того самого мяса, которое складками отложилось на лице, руках и всем теле омды. На мой вопрос об отношении его сына к воинской службе омда ответил: сыну дана отсрочка до окончания учебы. Я потребовал предъявить соответствующий документ. Документ, по его словам, находился в школе. Я спросил, какое учреждение выдало разрешение на отсрочку. Тут он впервые смутился, говоря, что получил его в Александрии. Я положил перед ним воинский билет, удостоверяющий, что сын его находится в настоящее время на военной службе. Снова заминка, омда не знал, что сказать. Допрос его был настоящим поединком, состязанием на выносливость. Мы кружили один вокруг другого. Не раз я припирал его к стене. Казалось, ему некуда деваться. Но он не признавался. Чего он медлит, думал я, сказал бы лучше правду, не изводил ни меня, ни себя. И все же омда явно чего-то ждал, не теряя надежды выкрутиться из безвыходного положения. Я нервничал. А он вел себя так, словно ничего серьезного не произошло. Но все время следствия в голове у меня вертелся вопрос: какой же хитрец придумал всю эту комбинацию? Проделано все было необычайно ловко, не считая мелких погрешностей, которые вряд ли давали возможность раскрыть эту сложную махинацию. И все же я добрался до этого хитреца. Свидетели называли его маклером. В конце концов он предстал передо мной. Производил он впечатление человека, махнувшего на все рукой, и особых хлопот мне не доставил, откровенно признался в содеянном. При этом неоднократно и, по-видимому, искренно повторял: мол, это было его последнее дело, он и сам решил поставить точку на такого рода занятиях. В свое оправдание маклер заявил, что удивлен проводимым расследованием. Ведь что произошло на самом деле? Один порядочный и благородный египтянин решил оказать услугу другому египтянину. Разве вам не приходится на каждом шагу слышать, как люди говорят друг другу: ради тебя я готов жизнь отдать. И разве само государство, в официальном порядке, не призывает нас жертвовать собой ради сограждан и единоверцев и не изъявляет готовность платить нам за пролитую кровь, если мы не желаем проливать ее добровольно? Именно это и имело место. Сын сторожа решил взять на себя гражданский долг сына омды. Он согласился на это совершенно добровольно. В противном случае ему ничего бы не стоило отказаться. Кто мог его заставить? Следует прояснить и еще один момент, о котором омда, человек скромный и щепетильный, не хочет говорить вслух. Интерес в этом деле был взаимный. Я имею в виду материальную сторону. Послав сына в армию, сторож получал двойную компенсацию: твердо оплачиваемую должность, хоть он, как вы знаете, на пенсии, а закон строго-настрого запрещает получать одновременно пенсию и зарплату. В данном случае омда не только шел навстречу сторожу, но и покрывал его как нарушителя закона, подпадающего под санкцию египетского уголовного кодекса. Тот же омда, не забудьте, несет ответственность за соблюдение закона, а следовательно, ставит под удар и себя. Вдобавок сторож получил участок земли размером не менее пяти федданов. Справедливые постановления, принятые недавно в Египте, со всей ясностью предписывают вернуть землю, конфискованную по закону об аграрной реформе, прежним ее владельцам. Омда после долгих лет нужды и лишений получил назад свою землю и имеет полное право сам ее возделывать, подтверждая тем самым справедливость нынешних и беззаконие прежних порядков. Представьте себе радость омды, к которому вернулась насильственно отнятая у него собственность. Но он лишил себя этой радости и по доброй воле оставил землю сторожу, то есть нарушил недавние справедливые постановления. А оставил