Тата - Валери Перрен

меня удивила. Еще как… Твой энтузиазм, твоя жизнь. Жизнь, которую я узнаю, слушая твой чудесный голос.

46

6 ноября 2010

Это насмешило Колетт. Во всяком случае, мне она говорила со смехом: «Мы все заражены, Аньес. Как в Чернобыле, но не так серьезно… кажется. Ты только представь, гёньонская тропа здоровья радиоактивна!»

Помню, как мы гуляли по ней с Льесом, совсем рядом со стадионом, который открыли перед войной, 14 июля 1939 года. Самое безумное, что он примыкал к заводу по переработке руды, в том числе урановой. Предприятие функционировало с 1955 по 1980 год, и в почве под некоторыми трибунами и стоянкой остались радиоактивные отходы. Двенадцать гектаров были заражены, не говоря уж о реке, текущей между бывшим заводом и стадионом. В прошлом году начались работы по захоронению за счет Генеральной компании ядерных материалов.

«За счет принцессы, – часто иронизирует Натали в разговоре на эту тему. – А как зовут принцессу? Налогоплательщики!» Но тетя запомнила не это. Был стадион радиоактивен или нет, именно там, на одной из трибун, она почувствовала и наверняка пережила самые яркие моменты своей жизни. «Конечно, – сказала она Луи Бертеолю, – в музыке моего брата есть величие, вызывающее душевный трепет, но, когда играет футбольный клуб Гёньона, я дрожу, как листок на ветке». Я спросила, слегка раздражившись:

– Почему ты так дрожишь?

Она удивилась, что я встряла в разговор – «Аньес никогда так себя не ведет!» – но ответила:

– Это напоминает большой костер на праздник Сен-Жан[42]. Ты уже видела такой костер?

Я покачала головой, чтобы закрыть тему. Главным тогда для меня было как можно реже вступать с ней в разговор.

– Это похоже, но ощущается всем телом, – добавила она совершенно обыденным тоном, каким просят передать соль. Я снова кивнула и повернулась к ней спиной, подумав: Вот черт, она не только зануда и живет в вонючем доме, у нее и шариков в голове не хватает!

Я одна. Иду в темноте к стадиону с урной в руках. Я видела подобное в кино, но никогда в жизни. Моросит дождь, но ветра нет. Где развеять прах? Какое место имело бы смысл для Колетт? Я собираюсь послушать продолжение записи об Эме и вставляю кассету в магнитофон. Настоящий. С автоперемоткой. Такой был у меня в юности. Эрве принес его и оставил на коврике перед дверью дома на улице Фреден. С запиской: «Сможешь слушать тетины кассеты на ходу. Целую крепко. Эрве». Чтобы придать себе храбрости, нажимаю на кнопку. Ее голос звучит у меня в ушах, вокруг – громада погруженного во мглу стадиона. Интересно, призрак Колетт рядом? А папа, Блэз, Мохтар, Бланш?

КОЛЕТТ

Я снова увидела улыбку Эме тем же вечером, в 19:00. Температура так и не снизилась с 40 градусов, и улицы дышали жаром. Я ничего ни о чем не знала. В тридцать лет не умела одеваться, не знала, что подарить имениннику. Позвонила Жану, но он ничем не помог и передал трубку твоей матери со словами: «Это Колетт, у нее проблема».

– Сколько вас будет? – спросила Ханна.

Об этом я не думала. И правда, сколько нас будет? Только мы или кто-то еще? Эме наверняка запланировал вечеринку.

– Всегда можно принести бутылку, – посоветовала Ханна. – Вина или шампанского. А еще купи пластинку в магазине мадам Беден. Сорокапятку или на 33 оборота. Или две сорокапятки. Зависит от твоего кошелька.

– Да какую же? Как выбрать?! – запаниковала я.

– Попроси у мадам Беден главные шлягеры года.

– Ладно…

У мадам Беден был самый красивый магазин в Гёньоне. Она торговала галантереей для дома, а в глубине стоял стеллаж с пластинками. Целые полки винила, в том числе все, что записали папа с мамой. Они стояли на самом верху.

КОЛЕТТ

– А что мне надеть? – спросила я у твоей матери.

– Иди к «Косару», месье Суссан все для тебя сделает.

– Откуда ты знаешь, как его зовут? И мадам Беден? Как ты с ними познакомилась?

– Мы ходим к ним каждый год 24 декабря с тех пор, как поженились! – со смехом ответила она.

– Ну да, конечно. Спасибо, Ханна.

Она снова засмеялась. Твоя мама была веселой, смеялась по любому поводу. Знаешь, я очень ее любила. Жан ее любил. По-своему, как умел, но любил… Я не пошла к месье Суссану. Нашла у себя платье. Старое. Но лет с шестнадцати-семнадцати я поправилась хорошо если на килограмм, и оно оказалось мне впору. Это летнее платье с застежкой спереди подарил мне Блэз. Я все-таки собиралась на день рождения, а не на свадьбу, так зачем покупать платье? А мадам Беден посоветовала мне Daddy Cool группы Boney M и Dancing Queen от ABBA. Я о них никогда не слышала, но она заверила меня, что знакома со вкусами современной молодежи, все покупают музыку у нее в магазине, «и главное, мадемуазель Септамбр, если вдруг эти пластинки у мальчика есть, пусть приходит, я обменяю их на другие!»

Она решила, что я иду на праздник к ребенку. Не к восемнадцатилетнему футболисту, а к ребенку. Не знаю, почему я купила Эме настольную мусорку. Мадам Беден предложила красиво завернуть «вещицу», если она не для меня, и я не решилась признаться, что это часть подарка «мальчику».

Пауза.

КОЛЕТТ

Он был один, Аньес. Я ожидала увидеть всю футбольную команду… Тренера, некоторых игроков, его семью и выпалила:

– Сколько будет гостей?

– Никого, кроме вас, – с рассеянным видом ответил он, как о малозначащей детали. –  Я что-нибудь… разогрею, я зашел в пекарню. И купил шампанского… Выбирал наугад, потому что не пью. Никогда.

– Я тоже. Вода сойдет.

– Сойдет?! Мне, между прочим, сегодня исполнилось восемнадцать. Я совершеннолетний, взрослый…

Он посмотрел на меня черными глазищами, и я промямлила:

– Тогда ладно, конечно, как хотите.

– Я рад, что вы пришли, Колетт.

Слова прозвучали как строка из песни… Эме выглядел радостным и расслабленным, совсем не таким, как на поле. Как у всех талантливых игроков, малейшее действие было вопросом жизни или смерти. Эме был таким игроком. Я знаю, что повторяюсь, но он и впрямь был гигантом. А я рядом с ним – фитюлькой. Обними я Эме, моя голова оказалась бы где-то в районе его груди. Сердца.

Я помню Эме Шовеля. Видела его однажды в