Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

почти одинаково, судьбы у нас схожие, вода, которую пьем, воздух, которым дышим, общие. Почему же я не должен их любить?

— Сохрани Аллах!

— Ты, старая, не пугайся этих слов. Ничего страшного в них нет... Их не я сказал, а француз по имени Экзюпери. Это он в свое время высказал такую истину.

— Боже, спаси несчастного!

Несмотря на последние слова старика, его рассуждения, похоже, действительно по-настоящему перепугали Разию-апай. Она заподозрила, что у него началось весеннее обострение помутнения сознания, поэтому в тот же день пригласила в дом муллу Бектемира и попросила его заняться изгнанием хвори.

* * *

Пять пальцев на руке и те неодинаковые, так что люди в ауле разные, а в семье, как говорится, не без урода... Наряду с добропорядочными сельчанами живет в Мукуре человек, чье имя давно стало притчей во языцех.

— Один из тех, кто «прославил» совхоз «Раздольный» в верхах, — это наш Орекен, Орынбай Байгереев, — говорит бывший директор Мырзахмет.

— Ой сатана-а! Да у Орекена сердце, поди, железное, раз он с армией сцепился! — много лет удивляется Лексей.

— Просто Орекен на войне не побывал, поэтому и не знает толком, что такое армия, ни в танках, ни в пушках не разбирается, — с готовностью дает грамотное объяснение поступку Орекена старик Амир. — А иначе стал бы человек в трезвом уме ссориться с армией?

Амир был прав: когда враг вероломно нарушил границу и сплошь все сверстники Орынбая ушли на фронт, он преспокойно остался в ауле. От войны Орекен не бежал, не дрожал за собственную шкуру, а был законно освобожден от воинской службы по разрешению военного комиссариата, получив белый билет «инвалида по зрению». Инвалидность же ему присудили из-за бельма на правом глазу. Еще в детстве он неожиданно напоролся им с разбегу на кончик прута, когда проявил в игре излишнюю прыть...

Правда, досады по поводу того, что его не забрали на войну, Орекен не испытывал: получив в военкомате от ворот поворот, молча закинул за плечо свой вещевой мешок и с гордым видом вернулся в аул.

Конечно, воевать на кровавом фронте — миссия особая, тем не менее, жизнь тех, кто, подобно Орынбаю, остался в родных местах, в тылу, тоже оказалась несладкой. Не было работы, какой бы он ни занимался в те трудные годы, профессии, в которой бы себя ни попробовал. Чабанил, древесину пилил, лошадей пас, что-то охранял, мало того, одно время даже возвысился и стал бригадиром над бабами.

Когда завершилась война, Орекен, как впоследствии и Мырзахмет, перевелся на службу в лесничество, а оттуда вышел на пенсию.

Вот и вся нехитрая жизнь Орынбая, который среди своих земляков выделялся тем, что вечно поднимал в народе шумиху, словно крикливый петух горного улара, за что и получил прозвище «сутяжника».

А с армией Орынбай сцепился намного позднее войны, в те времена, когда районное начальство проводило агитационную кампанию по поводу «массового возделывания кукурузы»...

Казахи издревле привыкли жить в согласии с соседями, считая божьим долгом мир и взаимопомощь в общении с теми, кто живет рядом. С соседним Китаем тоже старались жить в дружбе и согласии, но однажды отношения между странами резко испортились, и неизвестно, чьей вины было в том больше; во всяком случае, внезапно Катонкарагайский район наводнили военные в зеленых фуражках.

В начале марта группа военных, среди которых можно было заметить и обычных офицеров, и большого командира в папахе, нежданно-негаданно появилась и в Мукуре.

За аулом, по ту сторону ручья тянулся длинный необжитый пригорный луг Куренбель, где сельчане выпасали свой скот. Военные сгрудились на этом лугу, долго держали совет, указывая руками то влево, то вправо, а после совещания рассыпались в разные стороны и принялись вбивать колья, делая какие-то отметины.

Со своего двора Орынбай неотрывно следил за каждым движением этой словно с небес явившейся группы военных в пестром желто-зеленом камуфляже. К тому же он был лесничим и находился, как говорится, при службе, поэтому решил разузнать, с чего это чужаки топчутся на Куренбеле. Напялил егерскую фуражку, заложил руки за спину и не спеша зашагал в их сторону.

Вояки, передернув плечами и задрав к небу носы, встретили Орекена с нескрываемым презрением и явно враждебно, словно не человек, а медведь к ним пожаловал.

— Откуда здесь посторонний? — дрогнув усом, спросил по-русски командир в папахе и сделал подбородком кивок подчиненным.

— Ты что тут делаешь? — тут же надвинулся на Орын-бая один из них.

Да неужто это не его родной Куренбель, куда он поднимается каждый день и где пасет скотину?! Орекен и бровью не повел. Наоборот, его только подстегнуло, что без всякой на то причины на него, пожилого человека, посмели орать.

— Это вы что тут делаете? — задал он ответный вопрос.

— Мы военные.

— Ну и что с того?

Из плотно сбившейся группы отделился молоденький офицер и, собираясь потихоньку выпроводить Орын-бая, взял его под руку. Орекен стряхнул руку офицера и не спеша подошел к остальным.

— Я — Орынбай Байгереев, лесничий, которому поручено присматривать за этой местностью! — объявил он.

— Мы и так видим, что вы лесничий, — сказал один из военных.

— А что тебе, вообще-то, нужно? — спросил второй.

Командир в папахе всем своим видом показывал, что

чрезвычайно раздосадован внезапным появлением жалкого егеря с бегающими глазками, точно он помешал какому-то важному, богоугодному делу.

— Это наша земля! — зло стиснув зубы, выдавил Орынбай. — Это наш Куренбель! Здесь мы скот выпаса ем и землянику собираем. Что вы с ним намереваетесь делать?

Кто-то из офицеров громко расхохотался в ответ на слова Орынбая. Однако командиру в папахе было совсем не смешно: гневно выпучив глаза, он что-то буркнул с презрением и отвернулся.

— Ты, кстати, знаешь, с кем разговариваешь?! — по-казахски спросил, наклонившись к Орынбаю, один из военных. — Это полковник, большой человек. Будешь много болтать — он тебя засадит куда следует!

— Ну и пусть... Вы меня этим не испугаете! Я не позволю вашим сапогам топтать Куренбель!

— Нам в этом месте надо заставу построить, — пояснил ему офицер-казах. — Земли ведь здесь полно... Ты бы лучше не дурил!

— Земли вовсе и не полно... Все вокруг поросло лесом да тайгой, кругом одни горы и скалы, а поля заняты под посевы. Только на Куренбеле у нас остался удобный и открытый участок земли. А вы его захватить хотите!