Эффект пустоты - Тери Терри

Интересно, смогла бы я просто мысленно приказывать им, как Шэй делает с Каем? Если бы я задалась этим вопросом тогда, то могла бы оказаться на свободе еще до «лечения».

Но когда меня «вылечили», все кончилось. Теперь я никого не смогу заставит делать то, что скажу; даже заставить слышать не могу.

Пока что отодвигаю все это в сторону: Кай только что сказал «алло» в трубку телефона. Прижимаюсь к ней ухом, чтобы слышать мамин голос.

— Кай! Ты в порядке?

— Конечно. Прости, что заставил тебя волноваться; негде было зарядить телефоны. Мы только что вернулись в Киллин.

— Мы?

— Шэй и я.

— С ней все нормально? Тебе не нужно было везти ее в Киллин, он…

— На каратине. Да, я знаю. Шэй заболела, но выжила. К несчастью, ее мать умерла.

— Ты уверен, что Шэй переболела абердинским гриппом? И она выжила?

— Да, совершенно уверен. Я видел тело ее матери; никаких сомнений насчет того, что ее убило.

— У Шэй остались родственники?

— В пределах досягаемости никого. Ее дядя жил на Шетлендах, его вместе с семьей перевезли в Абердин. Они потеряли связь.

— Тебе нужно отвести ее к военному начальству и объяснить, что она — выжившая и что они должны доставить ее ко мне как можно скорее. Но выслушай меня, Кай: это очень важно. Больше никому не говори, что она выжившая.

— Почему? Что происходит?

— Все остальные подтвержденные выжившие исчезли или убили себя еще до того, как мы смогли до них добраться. Армия сумеет защитить ее и доставить ко мне. Сбереги ее, Кай. Она может быть очень важна для избавления от гриппа.

— Она очень важна для меня.

— Прости; конечно, важна. Но в данном случае вся человеческая раса претендует на нее не меньше тебя.

— Ух ты.

— Ich hab dich lieb. Будь осторожен.

— Я тоже тебя люблю.

— Tschiiss.

Кай вешает трубку и несколько секунд не двигается. Взгляд его устремлен на Шэй. Она выглядит маленькой и уязвимой. Обнимает своего большого плюшевого медведя, а сама где-то далеко. У нее изменились глаза; они становятся такими вот странными, когда проникаешь в окружающее, — в них вертятся синие вихри. С моими происходило то же самое; я помню, как доктора и медсестры говорили об этом. Видит это Кай или он тоже где-то далеко?

Он идет к ней, садится рядом и берет за руку. Ее взгляд возвращается к нему и снова становится нормальным.

— Шэй, моя мать говорит, никто не должен знать, что ты выжившая. Надо идти к военным и все рассказать только им. Тогда они отвезут нас к ней. Возможно, ты сумеешь помочь в борьбе с этой болезнью.

— Ты говоришь, уехать отсюда? Уехать в Ньюкасл?

— Так она сказала.

— Но это мой дом.

6

ШЭЙ

На следующее утро я говорю Каю, что поступлю так, как сказала его мама, но не сейчас. Есть две вещи, которые мне перед этим нужно сделать: узнать, все ли в порядке у Ионы и ее семьи, и помочь чем можно здесь, в Киллине.

Согласно картам Би-би-си, которые показывают в выпуске новостей поздно вечером, теперь весь Троссекс в зоне карантина, а это значит, что и ферма Ионы тоже. Несмотря на поздний час, я уже почти решилась позвонить ей, но потом испугалась.

«Ты ничего не узнаешь, пока не позвонишь, — говорит Келли. — Я же тебе сказала прошлым вечером: на карте, которую я видела, внутри красных карантинных зон есть зеленые кружочки».

«А что, если никто не ответит? Что, если… — Я сглатываю. — Что, если случилось самое худшее? Не уверена, что хочу об этом знать».

— Позвони Ионе, — говорит Кай; он словно подслушивал наш с Келли разговор. — Если с ней все в порядке, она наверняка ужасно о тебе волнуется.

Он прав, и его слова заставляют меня наконец сделать это. Мы с Каем на ночь ставили телефоны заряжаться, и я забираю свой наверх, в свою комнату, и закрываю дверь.

Келли, моя тень, взлетела по лестнице и уже раскинулась на кровати.

Сажусь возле нее.

— Ты можешь уйти? Пожалуйста. Дай мне сделать это одной.

Она садится, склоняет голову набок. Выглядит она, как тень в освещенной комнате, и глаза, уставшие за день от огня, дыма и множества красок, отдыхают на ней. Она улыбается.

«Да, конечно, я уйду. И хочешь знать почему. Потому что ты просишь меня. — Она встает и направляется к двери. — Понимаешь, нам нужно ладить. Если ты будешь обращаться со мной нормально, я смогу тебе помочь». Ее темные глаза — это глаза или просто более темные пятна на тени? — смотрят в мои. «Мы можем помочь друг другу». Она поворачивается, меняет форму, просачивается под дверь и исчезает.

Качаю головой. Я сошла с ума, рехнулась. Не тронулась, не сбрендила, не чокнулась — я вышла на высший уровень: у меня полностью и окончательно поехала крыша.

Но теперь я, по крайней мере, одна.

Прежде чем набрать номер, долго смотрю на телефон.

Один гудок… второй… третий…

— Алло?

— Иона?

— О мой бог. Это ты, Шэй?

— Я боялась звонить. Не знала, ответишь ты или нет, и…

— Кай нашел тебя? Почему он мне не сообщил?

— У него разрядился телефон, и у меня тоже. Мы только вчера вернулись в Киллин, а домой попали поздно вечером.

— Ты болела? Не понимаю. Я думала, все, кто заболевает… ну что они…

— Умирают. Так обычно и бывает. И… и… Мама умерла, Иона. — Теперь я плачу, и мне так хочется, чтобы Иона оказалась в этой комнате, а не на том конце телефонной линии. Хочется, чтобы со мною был кто-нибудь, знающий меня и знавший маму, знавший нас одновременно; он поймет, кого я потеряла.

Иона тоже плачет.

— Мне так жаль, так жаль. Я любила твою маму, — с трудом выговаривает она сквозь слезы.

— Знаю, — отвечаю я, всхлипывая, и нам обеим требуется некоторое время, чтобы прийти в себя и продолжить разговор.

— Иона, ты не должна никому рассказывать о том, что сейчас узнаешь. — Понимаю, что мне самой нельзя с ней об этом говорить, но это Иона. Кроме того, ей многое известно. Если ее социальная сеть до сих пор функционирует и источники работают, и если там появляется информация о происходящем, то она будет в курсе.

— Конечно. Обещаю.

— Я переболела этим, но не умерла.

— О мой бог. Ты выжившая?

— У Кая мама доктор-эпидемиолог, она в оперативной группе, изучающей болезнь в Ньюкасле. Она говорит, что нам нужно идти к военным и рассказать им обо мне,