Роман с Луной - Марина Львовна Москвина

– Кому я передам гаражи и инструменты? – он грустно думал, взирая на эти несметные богатства. – Кто осуществит мои чаяния и надежды?

Машина у него была всего одна, «копейка». Он ее любил, как родную, своими руками облегчил кузов, заменив сталь на алюминий, вмонтировал телевизор, мини-бар и прочие атрибуты лимузина. Установил десятицилиндровый двигатель, который вообще разрабатывался для «ламборджини», да еще снабдил его технологией какого-то непосредственного впрыска!.. В результате, при объеме пять с лишним литров этот агрегат стал выдавать четыреста пятьдесят лошадиных сил с разгоном до сотни за пять секунд! Поэтому «копейкой» она была только с виду, а по существу – гоночный «ауди С8», если не «кадиллак» и не «додж».

Сам он принял эстафету от своего отца, великого и совершенного автомобильного Мастера.

– Мой папа, – рассказывал Леонид, когда мы в первый раз говорили по телефону, – у себя в гараже, не включая света, в темноте, руку мог протянуть и сказать, – где какая отверточка. Вслепую на спор готов был отремонтировать любую машину. Эх, жаль, Маруся, – он воскликнул с досадой, – ты не видишь сейчас мой гараж, как у меня там инструменты аккуратно разложены!

Периодически он оставлял свою любимую машину ночевать то в одном гараже, то в другом, то в третьем.

– А то они обидятся, – говорил Леонид. – Гараж не должен пустовать! Гараж обязан служить автомобилю!

Правда, из одного гаража он сделал гравировальную мастерскую по дереву: множество различных стамесок, сверлышек, циркулей, молоточков и миниатюрных рубанков были тщательно размещены на полочках, каждая на своем месте.

По субботам Леонид приходил в гараж, распахивал настежь ворота, чтобы хлынул и затопил пространство солнечный свет, и начинал вырезать на широкой буковой доске картину-рельеф: «Пушкин на реке Кура, декламирующий стихи волнам». Над этим рельефом Леня работал все лето, времени для него не существовало – главное сделать красиво, со всеми подробностями.

Первые работы – «Георгий Победоносец убивает идолище поганое» и «Николай Угодник, читающий книгу», отполированные и покрытые олифой, висели дома в прихожей на стене, удивляя гостей тщательностью исполнения и экспрессией. Выходит, не только Кеша был художником, но и Леонид, будущий тесть мальчика, имел склонность к художествам. Однако жизнь распорядилась так, что искусство – его хобби, а работа – водитель городского автобуса.

Когда Тася объявила большие сборы, Леонид скрепя сердце продал один гараж. Деньги были тщательно запакованы в полиэтиленовый пакет и зашиты в радикулитный пояс. Передать семь тысяч долларов поручили дедушке Грише, отцу Тасиной мамы, известной и почитаемой в Анапе целительницы. Гришу собирали в столицу, как большевистского курьера: неприметный старичок, никто не заподозрит, что он везет в Москву такую чудовищную сумму.

Встречали дедушку всей семьей, радости было много, но больше всех радовался Григорий Федорович – что довез доллары до места, не потерял, не растранжирил в вагоне-ресторане, что не украли их цыгане, не напали на поезд чеченцы с пистолетами и на лошадях.

Дедушка Гриша – потомственный казак родом из-под Новочеркасска. Его деда звали Варфоломей. Из поколения в поколение в их роду передавалась Варфоломеевская сабля. А заодно и легенда о том, как пламенный Варфоломей отправился свататься с двустволкой – аж прямо огорошил будущую родню тем, что, ворвавшись в дом невесты, закричал: «Всех перестреляю!»

Впрочем, он как-то сразу полюбился своей избраннице. Она покинула отчий кров, пошла за ним без малейших колебаний и, по словам Варфоломея, никогда об этом не пожалела.

Стоит ли говорить, что Гриша у нас мгновенно стал душой компании?

Как светлый звук трубы. Глаза васильковые, ясные, мы на него прямо налюбоваться не могли. А каким он смотрел именинником, когда мы освободили его от радикулитного пояса, набитого под завязочку американскими долларами! Гриша под ними весь взопрел. Сразу начал потчевать нас оздоровительным гербарием, экологически чистым, собранным в горах Приэльбрусья:

– Тут и рододендрон, – благодушно перечислял Гриша, – и первоцвет, потом иван-чай, мать-и-мачеха, зверобой, душица, чабрец, шалфей, мята, шиповник, барбарис, лист брусники, черники, земляники, малины и смородины…

Перечислениям не было конца. А когда он сыпал сушеные травы в чайник, распространяя горные пряные ароматы, в его пакете обнаружился длинный упругий гнедой волос из гривы коня.

Еще Гриша привез мешок спелого фундука в скорлупе. Развязал веревку, высыпал орехи на стол и за разговором – кр-рак, кр-рак, сидит и зубами их грызет. Мы чуть со стульев не попадали. Вытвори кто-нибудь из нас что-либо подобное, даже если б мы бросились к дружественному стоматологу Арсению, нашу корпорацию ожидали бы тысячи долларов убытку!..

– Сразу видно, – восхищенно сказала Рита, – что в Гришином организме очень много кальция.

А Фима добавил:

– Судя по Григорию Федоровичу, в нем вся таблица Менделеева богато представлена!

Мы стали думать, как нам развлечь Гришу – все-таки человек первый раз в Москве. Рита выразила готовность взять его с собой в Музыкальный театр имени Станиславского – там для пенсионеров бесплатно собирались давать «Баядерку».

– Это что, – подозрительно спросил Фима, – для тех, кому за девяносто?

– А танцевать для нас будут, кому за семьдесят, – весело сказала Рита.

– А петь – после ста! – пошутил дедушка Гриша, и все залились счастливым смехом.

Григорий Федорович, мягкий, покладистый, лучезарно принимал любые предложения – и в театр, и в Исторический музей, жалко, Планетарий десять лет на ремонте, ну, в Тасин развлекательный центр – в «Пещеру Ужасов»… Он был даже не против покататься на «бешеном диване». Кеша придумал отвезти Гришу в Третьяковскую галерею.

Привел, стал водить по залам, показывая иконы Рублева, картины передвижников, причем именно такие полотна, которые должен хотя бы раз в жизни увидеть каждый русский: Васнецов «Три богатыря», «Днепр в лунную ночь» Куинджи, «Дети перед грозой» Васильева, «Московский дворик» Поленова, «Утро в сосновом лесу» Ивана Шишкина.

– А что это у него медвежата, – вдруг спросил Гриша, – как прилепленные?

– Надо же, – удивился Кеша, – вы заметили? Их другой художник нарисовал. Не Шишкин, а Савицкий, по дружбе. Сам Шишкин не любил и не умел рисовать животных.

Возле «Явления Христа народу» присели на бархатную банкетку. Гриша забеспокоился, не простудились ли дети, которые купались в реке? САМ – шубой накрылся, а дети голые стоят?

Кеша посмотрел на Иоанна Крестителя в шкуре овцы, символизирующей его дальнейшую судьбу агнца. Тот стоял с вытянутой дланью, указующей на Иисуса.

– Не простудились, – сказал Кеша. – Жара там, как в Анапе, и в Иордане теплая вода. А вот художник Иванов после солнечной Италии в России простудился и умер. Правда, некоторые считают, он умер от огорчения. Двадцать лет писал