Все их деньги - Анна Теплицкая

– Ребят, но тут пусто, ни одного человека, – сказал Бульд.

– Ты на часы смотрел? Все, кто мог, уже на работе, дети в школе, бабули по домам шапки вяжут.

Президент задумчиво сказал:

–Мы должны уложиться в двадцать тысяч долларов.

Мы уложились в тридцать тысяч долларов, оборудовали целых двести двадцать мест для продажи вещей и стали ждать наплыва людей – первая в Санкт-Петербурге крытая вещевая ярмарка открылась третьего декабря. Директором СКК в то время был настоящий сибиряк. Первую неделю ожидания он заставлял нас с Бульдом каждый день, закусывая пахнущими зразами, пить водку и непременно с чувством: «Давайте, ребята, ещё по одной. Не позорим нацию!» Ещё через две недели стало ясно, что в среднем мы можем рассчитывать не более, чем на две тысячи посетителей в день: это шло вразрез со всеми запланированными расчётами и было смерти подобно. Бульд был в растерянности, Старый откровенно паниковал.

– Чего делать, ребят? Мы так долго не протянем, – сказал Бульд.

– Спокойно, парни. Я думаю, – ответил Президент.

– Наших денег хватит ещё на двадцать пять, тридцать дней, не больше – сказал Бульд.

– Тают денежки, – схватился за голову Старый.

– Нужна реклама, – сообщил Президент.

– Это ясно. У нас она есть.

– У нас она не работает. Скоро восьмое марта, нужно пустить бегущую строку на телевидении.

– Это очень дорого, – задохнулся Старый.

– Необходимо, – сказал Президент.

– Можно пустить бегущую строку между сериями «Рабыни Изауры», – сказал Бульд.

– Неплохо, – одобрил Президент.

– Да вы знаете, сколько это стоит?

– Мы же не рекламный фильм снимаем. Строка, я думаю, будет стоить порядка пятнадцати – двадцати тысяч долларов.

– Сколько?! Ребят, мы разоримся!

– У нас другого выхода нет, – сказал Президент. – Иначе через месяц мы просто закроемся.

– Давайте рискнём!

В девяностые только определённые люди могли получить доступ к большим деньгам, потому что банки давали их под огромные проценты. Какие-то деньги у нас, конечно, были… к этому моменту каждый успел обзавестись собственным кустарным бизнесом: Бульд со Старым возили горькие сигареты в Белоруссию и Украину, наваривая триста процентов с продажи, Президент торговал унитазами, я вместе со своей тётей взял средства у частников под расписку и на эти бабки запустил серию шампуней. Шампуни эти, кстати, были неплохие, «Ландыш» закупался по оптовой цене, переливался в овальную бутылочку «Импульс. Сексуальные локоны» и продавался с наценкой.

В общем, мы, как могли, вкладывались в производство, и с деньгами у нас было совсем туго. Больше всех свободных средств было у Старого, но и он на прошлой неделе купил свою первую машину – зелёный москвич 2140. Так что отдать порядка двадцати тысяч долларов за рекламу на телевидении было почти неподъёмно.

– Решаем, парни, – подвёл итог Президент. – Давайте голосовать.

Бульд поднял руку, я тоже, Старый, поколебавшись, присоединился.

Бегущую строку показали два раза: в среду и пятницу, а в субботу ярмарку посетило тридцать тысяч человек.

Глава двадцать шестая [1992. ИЗ ДНЕВНИКА БЁРНА: запись о циркуляции мира и смене ролей]

Декабрь в этом году выдался мёрзлым. Вместо дороги – вываренная грязная каша, под которой спрессованный лёд и мусор; машин, как ни странно, мало, хотя предновогодняя трасса Санкт-Петербург – Москва в это время всегда бывала запружена дельцами, перевозчиками и простым народом. Бульд вцепился в баранку и, периодически матерясь под мой тихий храп, высматривал теряющуюся бугристую колею. Дворники работали на износ, сметая с лобового стекла массы грязи и снега. Сидящий рядом Президент с внимательным видом просматривал бухгалтерские листы, изредка делал пометки и удовлетворённо качал головой – по сверке выходило, что, доставив последнюю партию свечек на адрес, мы на троих заработаем сорок пять тысяч рублей и успеем вернуться домой до наступления Нового года. Это было важно, потому что Лиличка была на сносях. Мы все c трепетом ожидали этого, такого долгожданного для них с Президентом, ребёнка. Пока всё вполне соответствовало плану, мы укладывались в сроки. Теперь Егору только осталось подсчитать расходы на бензин за последние двое суток.

Бульд сбрасывает газ и слегка снижает скорость, чтобы вписаться в поворот, на перекрёстке раскачивается на ветру неработающий светофор. Радио монотонно дребезжит про грузино-абхазский конфликт, с Сухуми наконец-то восстановлено железнодорожное сообщение. Новость прерывается сильными помехами.

– Поищи передачу, Егор, не слышно ни черта.

Президент покрутил ручку приёмника, настраивая радиоволну, голос диктора теперь слышится более отчётливо: «Отвечая на вопрос о возможных переговорах между военными министрами Грузии и России в Москве, Эдуард Шеварднадзе отметил, что пока их проведение находится под вопросом…»

– В своём репертуаре, – прокомментировал Бульд.

– Ты чего-то другого ждал? – эхом откликнулся Президент.

Возле Калинина, недавно переименованного в Тверь, радио перестало подавать признаки жизни, и Бульд раздражённо ударил по магнитоле. Дальше всё произошло одновременно: радио заработало, последовал ответный удар, и наша полноприводная «Нива», подскочив, резко ушла в правый занос, неминуемо несясь в отбойник.

Я проснулся, не понимая, почему так тихо, почему я лежу весь в свечках на потолке, помер, что ль? Бульд выполз через открытое окно и оторопело похлопав себя по всему телу, шумно выдохнул:

– Ребят, вы как?

– В норме, а давно мы так загораем? – спросил я.

– Я выронил бумаги. Вытащите меня, – сказал Президент, сжимая коробку свечек.

– Твою ж мать, – сказал я. «Нива» лежала пузом вверх, правое колесо лениво крутилось. – Как это вышло?

– Как-как, эффектно и молниеносно. Наверное, я не заметил яму.

– Нравятся мне твои еврейские сомнения, Бульд, если можешь, они говорят о твоей скромности.

– Попробовал бы сам за руль сесть, – огрызнулся тот. – В такую-то погоду.

– Ладно, парни, что делать будем?

На дороге стали останавливаться машины, привлечённые зрелищем; на обочине уже показались головы в пушистых меховых шапках.

– Эй, сюда! – замахал руками Бульд.

– Нет! Надо бы сначала товар собрать! – С этими словами Президент кинулся подбирать свечи, разбросанные в радиусе пятнадцати метров. Он засовывал их в карманы, отряхивая от снега, каждую свою находку при этом он сопровождал радостным возгласом. Прошло не менее двух часов, прежде чем последняя сохранившая товарный