Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

– Помнишь те розовые пирожные-корзиночки с серебристыми шариками сверху, которые мы ели в одном доме? Они были такие вкусные! Мне очень хотелось найти розовые корзиночки точно с таким же вкусом, но я не смогла.

– Ты еще читаешь книжки? Я хотел бы, чтоб ты мне рассказала обо всем, что говорят в книгах расстроенные женщины.

– А ты еще играешь на пианино? Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь играл на пианино так же, как ты. Однажды мне попалась пластинка какой-то венгерской пианистки, и ее игра напомнила мне о тебе.

– Я видел котенка, забавлявшегося с нижним краем шторы. Он напомнил мне, как ты танцевала.

– Ты влюбился в кого-нибудь? – спросила Роза.

– А твой любимый на меня похож? – вопросом на вопрос ответил Пьеро.

– Ты кофе любишь? Или мороженое? Можешь себе позволить мороженое?

– Тебе теперь так же трудно, как всем остальным?

– Помнишь, как мы, бывало, делали вид, что, сидя бок о бок, едем на поезде.

– А ты не забыл, как говорил мне, что единороги – самые взаправдашние существа? – спросила Роза. – И что ты видел одного около курятника?

– Ты когда-нибудь любила меня? Не надо, ничего не отвечай. Это бестактный вопрос. Просто мне интересно.

Роза вздохнула, развернулась и пошла обратно в гостиницу. Пьеро вздохнул и решил вернуться к себе. Роза медленно поднялась по лестнице. Пьеро переступил через спящего на полу в коридоре человека. Роза вынула из сумочки ключ. Пьеро пришлось повозиться с замком. Роза сняла шапку. Пьеро сбросил пальто и оставил его на стуле. Роза скинула ботинки. Пьеро расшнуровал свои башмаки и стащил их с ног. Пятки колготок Розы были продраны. У Пьеро большой палец вылезал из дырки в одном носке. Роза включила радио. Пьеро переключился на программу «Музыка для слушателей-полуночников». Роза никогда ее не пропускала, если могла. Это была самая любимая передача Пьеро.

Роза хлопнула в ладоши, когда зазвучала песня «Ты не мой любимый». При этих звуках Пьеро забыл про все свои печали. Голос певца Розе был хорошо знаком. Пьеро подумал, что слова к этой песне мог бы написать он сам. Роза стала подпевать исполнителю. Пьеро не мог устоять и тоже к нему присоединился:

Мне противно, как он носит шляпу.

Ненавижу, как под нос он напевает.

Отвращенье мое смехом вызывает.

Он как будто нарывается на драку.

Но едва его увижу – девичье сердечко сразу тает.

Во всем городе, в гостиных, на кухнях и в спальнях, на фабриках и заводах люди стали хором подпевать:

Тук-тук-тук, сердечко сразу тает, тук-тук-тук.

Тук-тук-тук, сердечко сразу тает, тук-тук-тук.

Тук-тук-тук, сердечко сразу тает, тук-тук-тук.

25. Кот-воришка в детской

Поппи всегда платила за героин. К тому времени, как ему исполнился двадцать один год, Пьеро не мог себе позволить колоться каждый вечер на нищенские подачки билетеру и пианисту, которого от случая к случаю приглашали в кинотеатр. Поппи это знала. Чем более зависимым от героина он становился, тем больше он становился зависимым от нее. Вся многогранная деятельность Поппи, включая проституцию, сама по себе, конечно, не могла удовлетворить усиливавшуюся наркозависимость Пьеро. Порой девушка вообще никаких денег не зарабатывала. Мужчины предпочитали дома терпимости. В Поппи было нечто такое, что почему-то всех их заставляло печалиться. Они не могли забыть, что платили за сексуальную услугу. Клиенты никогда к ней не возвращались. Каждого, кто с ней совокуплялся, казалось, всегда охватывало чувство вины, которое, как похмелье после перепоя, длилось три дня.

Пьеро решил, что станет вором. Его не терзали муки совести по поводу того, правильное это решение или нет. Последние несколько лет он провел в Вестмаунте и прекрасно знал, что в домах тамошних жителей полным-полно всяких поразительных вещей, в большинстве которых их хозяева не нуждались. Богатых и бедных разделяла такая глубокая пропасть, что, занявшись воровством, он в какой-то степени поможет обществу провести совершенно необходимое перераспределение богатства. Его за это еще должны будут поблагодарить. Конечно, от такого перераспределения выиграют только они с Поппи, но в его экономической теории этот довод составлял несущественный недостаток. Он ведь в университетах не обучался, и нечего было ждать, что из него получится Фридрих Энгельс.

Перед тем как прокрасться в дом, Пьеро снимал ботинки и оставлял их под окнами. Ему больше нравилось залезать в особняки, когда их обитатели находились дома, поскольку возрастали шансы на то, что входная дверь окажется не заперта. Он пробирался в дом в носках и любовался картинами, развешенными в длинных коридорах, – как ценитель живописи в музее, разглядывающий экспонаты передвижной выставки.

Ему очень нравилось красть картины, потому что они были нетяжелыми. Все эти французские аристократы в своих большущих париках выглядели так, будто только что вышли из пенистой ванны. Он выбирал картину, казавшуюся ему лучшей, и нес домой. Он клал ее – и всякие безделушки, которые бросались в глаза, – в чемодан, надевал ботинки и неторопливо шел по улице прочь.

Пьеро никогда не привлекал к себе внимание в своем прекрасно сшитом костюме, несмотря на то что он уже был изрядно поношен и заштопан Поппи. Никому даже в голову не могло прийти, что его дом мог находиться где-нибудь, кроме этого элитного района. И у полицейских его лицо не вызывало никаких подозрений. Они не знали, как его зовут, но были совершенно уверены, что он здесь вырос.

Скупщика краденого всегда удивляла способность Пьеро отбирать самые интересные картины. Его интересовали подлинные произведения искусства, истинные шедевры коллекции, хотя до проникновения в тот или иной дом он понятия не имел о бесценных сокровищах, которые там хранились.

Как-то уже ближе к ночи он по решетке для вьющихся растений тихо и неторопливо поднялся к раскрытому окну на втором этаже. В черных носках он встал на покрытый ковром пол, неслышно отошел от подоконника и несколько мгновений пытался сообразить, где очутился.

К удивлению своему, он оказался в комнате, стены которой были оклеены обоями с изображением гор, на склонах которых паслись овцы. На уровне головы в воздухе парили несколько астральных тел. Очень странно было видеть Юпитер на расстоянии в несколько дюймов. Пьеро мог протянуть руку и коснуться его.

Под ногами его