Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

за собой. С жутким, позорным чавканьем она выбралась из грязи и что-то жалобно проскулила. Евгений, словно не чувствовал ноши, ловко прошел по стволу, вернулся вместе с Татьяной на тропинку и поставил ее на ноги.

Оцепеневшая, залитая краской стыда, она не мигая смотрела на него.

– Я бы предложил вам платок, но боюсь, это бессмысленно, – пожал плечами Онегин. Он ничуть не смущался ситуации, будто по три раза на дню вытаскивал барышень из луж.

– Как же мне стыдно! – пробормотала Татьяна. – Так бы и сгорела.

– Отчего? – удивился Евгений. – Не стоит поднимать окружающую температуру, сейчас выйдем на солнце – грязь и сама подсохнет.

Татьяна шмыгнула носом.

– Да бросьте, ничего страшного не случилось! – отмахнулся он. – Вы целы, голова, руки, ноги на месте. Разве что платье, скорее всего, придется выбросить. Но оно точно не стоит слез. Хотите, я куплю вам новое? Впрочем, дарить юной барышне одежду неприлично, вряд ли ваша маменька позволит. Но в любом случае не стоит огорчаться из-за тряпки. А что до меня, то я видел вас и в более плачевном состоянии, меня уже можно считать близким родственником. – Евгений лукаво подмигнул ей и, взяв под локоток, повел по тропинке в сторону дома. Он совершенно не боялся, что грязное платье испачкает его сапоги и панталоны, да и руки Татьяны не блистали чистотой. – Давайте пройдемся, я провожу вас. Вы успокоитесь, и мир покажется вам намного лучше.

Татьяна с обомлевшим сердцем семенила рядом с Онегиным, сдерживая тяжелое дыхание и стараясь не думать о том, что, кроме внешнего сходства с глиняным истуканом, она еще и пахнет болотом. Ну как такое случается? Почему с ней? За последние три недели она мазалась в грязи больше, чем за всю предыдущую жизнь. И это не имело бы никакого значения, если бы ее позор постоянно не случался на глазах Онегина. Какая же она глупая и неуклюжая! Какой любви она может ожидать к себе?

– Ваша лошадь! – невпопад вспомнила Татьяна.

– Она привязана, уверен, не сбежит, – махнул рукой Евгений. Он медленно и уверенно вел Татьяну по тропинке, будто это была аллея в саду и они мило прогуливались от безделья. – Подождет. Этой скотине не повредит урок терпения.

– Я опозорила себя окончательно, – вздохнула Татьяна.

– О, я вижу это иначе, – лукаво отозвался Онегин. – Вы возвысили меня, дали возможность почувствовать себя героем и спасителем. М-м-м… да, даже принесли в жертву свой наряд. И при этом мне не потребовалось сражаться с разбойниками.

– Спасителем от лужи с грязью, – улыбнулась Татьяна и закатила глаза.

– Думаете, подвиг несущественен и мне следует приплести два десятка свирепых волков?

Евгений, очевидно, веселился от всей души. При этом Татьяна не чувствовала, что он потешается над ней.

– Волки в этом лесу? – хихикнула она. Всю ее неловкость как рукой сняло. – Тогда вы, скорее, прослывете сказочником, а не героем и спасителем.

Глава 18

Его Пегас хорошо знал дорогу к дому Лариных. Если Владимир с утра направлял его к лесу, дальше конь уже сам безошибочно выбирал путь.

Сегодня Ленский выехал пораньше. Он планировал застать мать любимой во дворе, отдающей распоряжения на день, до того, как Ольга проснется. У него имелся серьезный и конфиденциальный разговор к будущей теще. Не то чтобы тему обсуждения Владимир держал в секрете от Ольги, но с Прасковьей Лариной хотел поговорить наедине, чтобы никто не влиял на мнение женщины и у него была возможность сразу увидеть ее реакцию и выяснить дальнейшие планы.

Беседа предстояла тонкая и деликатная. И пусть сам Владимир уже считал себя супругом Ольги и, следовательно, чувствовал ответственность за всю семью как единственный мужчина, Прасковья Парфеновна была женщиной, и надлежало соблюдать приличия.

Погруженный в свои мысли, Ленский не потрудился направить Пегаса в объезд, куда тропа еще не была толком протоптана. На основную дорожку буквально позавчера повалилось дерево, и его еще не успели убрать. Поэтому когда Владимир потянул лошадь влево, той пришлось обходить поваленное дерево через кусты.

Треск и окрик заставили вздрогнуть обоих.

– Ленский, приветствую вас! – донесся голос Петра Зарецкого.

Он пробирался через кусты навстречу Владимиру. В расстегнутой, мятой и перепачканной рубахе, в высоких грязных сапогах, растрепанный, с листьями в волосах и непрерывными ругательствами на устах.

– Мое почтение, Петр, – поздоровался Владимир.

– Вы, наверное, к Лариным? Так рано… – Это больше походило на утверждение, чем на вопрос.

– Да, сегодня так получилось, – рассеянно пояснил Владимир. – Сказал бы, что рад вас встретить поутру, но вижу, вы озабочены какими-то делами. Судя по всему, моя радость не придется кстати. У вас что-то случилось?

– Ничего нового, – закатил глаза бывший адъютант, направо и налево рубя кнутом густые поросли крапивы – Пастух, малолетка тупоголовая, проспал стадо – оно и увязло в болоте. Пришлось вытаскивать. Пока с Федором тащили, лошадь, такая же тупоголовая, как пастух, убежала. Пришлось искать, лучше бы бросил волкам. Насилу нашел.

– Главное, что все обошлось. Скот не пострадал? – участливо поинтересовался Владимир.

Лошади Петра он не видел, но ржание до них доносилось, значит, соседу не требовалась помощь. Ленскому хотелось поскорее продолжить свой путь, а потому он не стал спешиваться.

– Не пострадал, – отмахнулся Зарецкий. – Одна корова вывернула ногу, но это мелочи. Спина пастуха пострадает, уж я этим лично займусь.

Ленский поморщился. Он не был сторонником телесных наказаний дворовых, но провинность серьезная, и мальчишке никак не отвертеться.

– Уж давно просил Ларину засыпать это болото, но она ни в какую. К ее делам оно касания не имеет, на окраине владений хлюпает, а мне сплошные беды с него, – пожаловался Зарецкий.

Ленский смутно вспомнил, о каком болоте идет речь. Оно действительно располагалось на земле Лариной, и та никак не могла его засыпать: руки не доходили, работников не хватало, денег на все необходимые материалы выделять не хотелось. Да и выгоды для нее это дело не принесло бы, потому что тогда телеги и обозы махом проложат по этому месту дорожку, а дальше станут перебираться через реку вброд. Люди-то точно через высушенное болото начнут ходить. При таком положении дел переправа Лариной сильно потеряет в прибыли.

– Да я все понимаю, ей не нужно это болото. Хлюпает и хлюпает. А у меня скот вечно сюда забредает, – продолжил Зарецкий, словно пытался доказать свою правоту Ленскому, чтобы тот, в свою очередь, убедил будущую тещу. Петр выбрался из кустов и, заправив выбившуюся полу широкой рубахи за пояс, добавил: – Только в этом месяце третий раз самолично по топи лазаю.

– Сочувствую вам. – Ленский постарался, чтобы голос