Алчность - Анита Берг

— Вот видишь, я тебя предупреждала! — воскликнула няня. — Сейчас появятся еще два короля.

— На следующем ходу? — спросил Джейми.

— Ставлю полпенни.

— Договорились.

Когда мальчик переворачивал карту, его сердце бешено билось. Двойка!

— Ага! — торжествующе крикнул он, но следующей картой, к его разочарованию, оказался король пик, а вскоре появился и червовый.

— Но я все равно проиграла, так что ты должен мне лишь полпенни, — сказала няня, доставая из ящика стола блокнот и ручку. — Что ж, посмотрим. — Она что-то записала и быстро произвела в уме какие-то вычисления. — Ты должен мне четыре с половиной пенса. Советую тебе на этом остановиться — карточные долги всегда надо выплачивать сразу.

— Я знаю, няня, но мне так хотелось купить новый светофор для моей железной дороги!

Няня Ботрелл добродушно улыбнулась. Она была с мальчиком с самого его рождения. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда няня Смитерс разругалась с леди Грантли, та уволила ее и пригласила на должность исполняющей обязанности няни помощницу Лу Ботрелл. К удивлению Лу, новую няню так и не наняли. Все бы ничего, но с рождением второго сына, Эсмонда, работы ей намного прибавилось, и вот уже несколько месяцев Лу просила свою хозяйку, которую почти ненавидела, нанять для нее помощницу.

Лу Ботрелл была полной симпатичной женщиной с привлекательной фигурой, и Джейми был не единственным человеком, которому нравились ее пышные груди. Розоватая кожа ее лица была просто безукоризненной, у няни были голубые глаза и красивые улыбчивые губки, которые почему-то напоминали Джейми спелые вишенки.

Лу родилась в деревне рядом с поместьем Грантли. Ее отец, дед и прадед были егерями на службе у семьи Джейми, все они жили в коттедже, расположенном в небольшом лесу, на территории поместья. Лу совсем не нравился Лондон, и лучше всего она чувствовала себя именно в Грантли.

— Этот Лондон — отвратительное, вонючее место, — говорила она своей матери. Лу чувствовала, что другие няни, которых она встречала во время прогулок по парку, свысока относились к ней и к характерному для жителей западных графств акценту. Но больше вceгo она не любила собственную хозяйку.

Лу считала Поппи Грантли испорченной богатством стервой с отвратительным характером. По ее мнению, Поппи никак не заслуживала привалившего ей счастья, в особенности мягкого, доброго, красивого мужа, которого ей удалось подцепить. Кроме того, Лу никогда не одобряла точеной элегантности Поппи. Она просто не понимала, как какой-то мужчина может целовать это худое лицо, покрытое слоем. косметики. Она легко могла найти себе другую работу, даже за границей, но путешествовать Лу не любила, зато любила Джейми и Грантли.

Если бы у Джейми спросили, кого он любит больше всех, он, ни секунды не колеблясь, ответил бы: «Няню!» Для него она была олицетворением тепла и безопасности в жизни.

Если же его спросили бы, перед кем он преклоняется, он мгновенно сказал бы, что перед мамой. Она была самой красивой женщиной на свете. Мальчик обожал ее элегантность, по ночам мечтал ощутить исходящий от нее запах. Ему страстно хотелось, чтобы мать любила его. Но она его совсем не любила и никогда не произносила ничего подобного — она всегда была его далекой, холодной, но яркой звездой. Мама приходила каждый вечер, чтобы поцеловать сына перед сном, однако этот поцелуй никогда не сопровождался объятием, больше напоминая прикосновение перышка, так что мальчик иногда сомневался, был ли он на самом деле.

Джейми, как и его няня, предпочитал Лондону Грантли. Ему не нравилась заформализованность городской жизни, не нравилось посещать вечеринки, на которых бывали другие «приличные» дети. Он терпеть не мог школу из-за ее чопорности, он не мог поближе сойтись с другими детьми, потому что сразу после уроков его увозили домой. Но больше всего он ненавидел одежду, которую мать заставляла его носить, когда они жили в городе, — бархатные костюмчики, оборчатые рубашечки, туфли с пряжками…

В Грантли он мог делать что угодно. Там не имело никакого значения, есть ли дырки на его одежде и чистые ли у него коленки. Там у него были собака и пони, там он мог играть с деревенскими детьми в огромном парке.

У Грантли была лишь одна отрицательная черта — то, что отец Джейми также любил его. Мальчик побаивался отца и его отчужденности: он был слишком мал, чтобы понять, что это было проявление робости эмоционально закрытого человека.

— Няня… — позвал Джейми тем же вечером, увлеченно макая солдатиков, слепленных им из мякиша, в сваренное всмятку яйцо.

— Что, солнце мое?

— Мама и ее друг Хьюго сегодня говорили о том, что меня надо послать в школу-интернат.

— Что? — От изумления няня даже выронила свое вязанье.

— Хьюго сказал, что я мешаю маме и что для нее так будет лучше.

Глаза мальчика наполнились слезами, ибо он знал, что в этой школе ему совсем не понравится.

— Разберемся, дорогой, не расстраивайся понапрасну, — убежденно проговорила няня Ботрелл.

2

Англия, 1955

— Честно говоря, я была шокирована. Это просто ужасно — отсылать в школу-интернат такого маленького мальчика. Да я вся дрожу, когда думаю об этом!

Желая подчеркнуть свою мысль, Лу действительно содрогнулась. Чтобы лучше видеть своего собеседника, лежавшего под большим пуховым одеялом, она приподнялась и оперлась о локоть.

— Когда-нибудь ему все равно придется отправиться в школу.

— Да, но прямо сейчас? Ему же только шесть лет.

— Да, он совсем маленький!

— Слишком маленький. И чего ради? Только для того, чтобы он не мешал маме встречаться с друзьями.

— Не надо, Лу, это некрасиво. Ты ведь мне обещала…

— Гарри, я знаю, что я тебе обещала, но эта новость просто выводит меня из себя.

— Меня отослали в школу, когда мне исполнилось восемь лет.

— Правда? — Лу села на постели, посмотрела на мужчину рядом с собой, и ее голубые глаза наполнились слезами. — Это просто ужасно!

— Это нормально. Подготовительная школа в восемь, затем средняя в тринадцать.

— А как же твоя мама? Наверное, она была очень расстроена? — Лу тыльной стороной ладони вытерла слезу.

— Моя мама? — Мужчина хмыкнул. — Думаю, она даже не заметила, что я уехал.

— Милый мой, это просто невыносимо! — Лу сильной рукой притянула мужчину в себе и прижала его к своей пышной груди.

— Как приятно! — произнес он, наслаждаясь мягкостью ее тела. — Это почти компенсирует все те страдания, которые я перенес в школьном возрасте.

— А теперь ты хочешь того же для