Токийская головоломка - Содзи Симада

ее возраста? Но она уже давно живет с Асахия. О них знают все со связями в мире искусства. Конечно, она молода по сравнению с Асахия, но он уже сдал и одной ногой стоит в могиле. Он ведь выглядит гораздо старше своего возраста. А этой Каори, хотя так сразу и не догадаешься, уже должно быть лет тридцать пять – тридцать шесть.

Нет, дело совсем не в этом. Мое удивление было вызвано совсем другой причиной.

Стоя посреди лестницы, я переваривал услышанное. Пол уходил из-под ног, я почувствовал опустошение. От сегодняшних перемещений я чуть не падал от усталости. Хотелось просто усесться на ступеньку. И ради чего же я сегодня так сбивал ноги в кровь?

Слова Фудзитани, рассказавшего мне это между делом, лишили все какого-либо смысла. Митараи ошибся, его умозаключения оказались неверны. А я из-за него убивался весь день впустую.

Так Каори жива?!

Профессор Фуруи был прав. Записки Тоты Мисаки оказались фантазией. Он просто изложил на бумаге свои бредовые видения о гибели мачехи или же сюжет страшного сна. Те события и впрямь никак не могли произойти в реальности.

– Что с вами? – послышался сверху удивленный голос Фудзитани. Я опомнился.

– А, да так, ничего особенного… Просто вспомнил кое-что… – выкрутился я и вновь зашагал по лестнице.

Фудзитани явно надеялся услышать подробности, но делиться ими в настоящий момент я не собирался. Не столько из-за нежелания, сколько из-за полнейшего хаоса в голове. Сейчас я пребывал в потрясении и ничего объяснить бы не смог.

Сил оставалось все меньше, ноги еле слушались. Оно и понятно: пропал всякий смысл даже подниматься по лестнице за Фудзитани. Каори не погибла, а значит, и Катори сейчас где-то живет в добром здравии. А я чем занимаюсь?

– Вот мы и пришли. Прошу вас, – Фудзитани толкнул дверь передо мной. С легким поклоном я взялся за ручку и открыл ее пошире. По лицу скользнул прохладный ветер. Мы очутились на небольшой крыше, в левой части которой стоял огромный резервуар для воды. Вышедший следом Фудзитани быстро обогнул меня и направился к юноше в джинсах, сидевшему к нам спиной на бетонном полу. Обхватив колени руками, он в одиночестве курил сигарету.

Впереди я увидел черный парапет, перед которым стояла на штативе камера с большим объективом. Внизу кучковались одноэтажные дома с серой черепицей, зато за ними открывался панорамный вид на дворец Асахия.

Сад представлял собой сплошную зеленую поверхность, напоминавшую небольшое поле для гольфа. Посреди него раскинулся широкий пруд с каменным мостиком. Стоявший возле него большой двухэтажный дом в японском стиле вызывал ассоциации с общественной баней. У его противоположной стороны расположился голубой бассейн.

Фудзитани похлопал молодого человека по спине, заставив того подняться, протянул ему купленные сигареты и представил его:

– Знакомьтесь, наш фотограф Какияма. А это господин Исиока, писатель.

Вскочивший на ноги Какияма бросил сигарету, наспех придавил ее ногой и поприветствовал меня. Я поздоровался в ответ.

– Да, дворец и впрямь хорошо видно отсюда, – сказал я погромче, чтобы хоть как-то приободриться.

– Вот, поглядите, – предложил Какияма, указывая на видоискатель камеры. На нем была темно-синяя ветровка на молнии, под которой виднелся жилет с множеством карманов, какие любят носить фотографы.

Через видоискатель берег пруда виднелся так близко, что казалось, до него можно дотронуться рукой. В правый край кадра попадала открытая галерея, огибавшая дом, и небольшая дверь на стене сбоку.

– Вот это увеличение! Какое фокусное расстояние?

– Тысяча пятьсот миллиметров.

– Кажется, будто дом совсем рядом! Получилось сделать кадры?

– Увы, сегодня все насмарку. Целый день прождали впустую, он вообще не выходил из дома.

– Жалко… – проговорил я разочарованно, удивляясь самому себе. Мое уныние просочилось и в голос.

– У нас есть более ранние фотографии. Хотите, покажу? – сказал Фудзитани, словно пытаясь ободрить меня. Я и впрямь был расстроен, только не из-за фотографий.

Я кивнул. Присев на корточки, Фудзитани расстегнул лежавшую на полу черную сумку и достал из нее бежевый бумажный пакет. Поднявшись, он перевернул его вверх дном, и в ладонь мне упало несколько черно-белых фотографий альбомного формата.

На них был запечатлен седой старик в инвалидном кресле. Позади кресла виднелись две рукоятки, напоминающие велосипедный руль, одну из которых сжимала женщина с короткой стрижкой – та самая, что выезжала на «Бенце». Лицо пожилого человека было практически не рассмотреть из-за растрепанных на ветру волос. Он сидел в профиль со сгорбленной спиной на берегу пруда.

На следующей фотографии он уже был изображен в фас. Однако на нем были непроницаемые солнцезащитные очки, а нижнюю часть лица скрывала борода. Выражения лица также не было видно. Можно было рассмотреть лишь усеянные пятнами щеки, попавшие в фокус. Совершенно дряхлый старик. Поверить невозможно, что он 1932 года рождения. Наверняка больной.

Всего было пять фотографий. На некоторых он в момент съемки передвигался на инвалидной коляске, причем сам, без помощи Каори. Руками он до колес не дотрагивался – видимо, у него была коляска с электроприводом, которой можно управлять по нажатию кнопок на подлокотниках. Только на двух фотографиях из пяти он сидел в фас.

– Хорошие ведь фотографии. Неужели не подойдут?

– В принципе сойдут, но хотелось бы сделать цветные.

Некоторое время я рассматривал фотографии, а затем, набравшись смелости, спросил:

– А нельзя ли мне позаимствовать у вас на время одну из них? Хочется и Митараи их показать.

На всех пяти снимках присутствовала Каори. Интересно, какое у него будет лицо, когда я докажу ему, что она жива? Фактически такая вещь поставит точку в расследовании.

– Конечно, берите.

– Вы действительно не возражаете? Спасибо большое! Которую я могу взять?

– Можете забрать все пять. Они же есть у нас на пленке.

– Правда? Буду премного благодарен.

Кладя фотографии обратно в пакет, я спросил:

– Тота Мисаки, должно быть, тоже живет в поместье?

На лице Фудзитани читалось непонимание:

– Тота Мисаки? А кто это?

Теперь пришел мой черед удивляться:

– Единственный сын Кадзюро Асахия… Вы не слышали про него?

– Единственный сын? У Асахия есть сын?! – громко воскликнул Фудзитани.

Неужели в таком знаменитом журнале о нем не слышали? Или же… У меня появилось нехорошее предчувствие. А сам Тота Мисаки, часом, не фантом? Получается, нас кто-то водил за нос. Что же за дело попалось нам на этот раз?..

– Вы не слышали это имя?

– Нет, никогда. А ты? – спросил Фудзитани фотографа. Тот тоже покачал головой.

– Журналисты, следящие за жизнью Асахия и других знаменитостей, знают всех наперечет, но и от них я ни разу не слышал про такого человека.

Я был сбит с толку.

– Некоторые из них гоняются за Асахия уже почти тридцать лет и в былые годы общались с ним чуть ли не как члены семьи, но и они ничего подобного не рассказывали.

– Они наблюдали за этим поместьем?

– Разумеется. Сына в доме нет. Несколько раз они выслеживали Асахия, как мы, и опрашивали жителей района, но такой