Время для счастья - Мария Метлицкая

на Ольгиных деликатесах. Наконец, поддавшись на уговоры матери и уныло поклевав кашу, Маруся отправилась спать.

Анна укрыла ее одеялом.

— Мама, сделай уютненько, — попросила Маруся.

Уютненько — это коконом, подоткнув одеяло под ноги, руки и туловище.

Маруся лежала, как спеленутый младенец, Анна поцеловала девочку и, пожелав спокойной ночи, направилась к двери.

— Мам! — окликнула ее Маруся. — А когда к нам придет Дима?

— Спи, — дернулась Анна. — Спи, Маруся, уже половина одиннадцатого!

Маруся горько вздохнула.

«Ну все, ты свободна, — усмехнулась Анна, оказавшись в одиночестве. — Реви, сколько хочешь. Хоть уревись. Только толку?»

Хотелось есть, но есть было нечего.

Завтра надо идти в магазин. Вернее — ползти. В шаговой доступности только замшелая «Пятерочка», а в ней дешевые колбаса и сыр непонятного происхождения. А еще нужны крупы, молоко и овощи. Как ей все это тащить? Помощница из Маруськи не ах…

Сообразила, что можно оформить доставку. Повеселела, выпила чаю с каменной мармеладкой, но реветь расхотелось.

Проживу! Я всю жизнь одна. И всю жизнь никому не нужна. Если только Марусе. Жили ведь раньше? Ну вот. Значит, будем жить дальше.

В кровати, от которой она давно отвыкла, было тесновато, непривычно, но хорошо. Ну и вообще — какое счастье ни от кого не зависеть и быть у себя дома, правда?

Сама спросила, сама и кивнула — конечно, правда.

Учились жить в новых реалиях. Маруся изо всех сил старалась помочь — неумело мыла пол, возюкая мокрой тряпкой и размазывая грязь. Убирала у себя в комнате, училась чистить картошку — в общем, не девочка, а сплошное счастье.

Анна пыталась что-то делать на кухне, но через полчаса уставала и мечтала об одном — лечь и пристроить больную ногу.

Как-то позвонила матери. Та удивилась:

— Ты дома? А почему не у своего кавалера?

Анна холодно ответила, что с кавалером рассталась:

— Как? Очень просто! Как люди расстаются? Как ты рассталась с отцом?

Ну и пошло-поехало… Впрочем, все ожидаемо:

— Анна, что ты себе думаешь? Кем ты себя возомнила? Ты инвалидка с ребенком на руках, нищая и бесперспективная! Ты что думаешь, я сейчас прискачу и все руками разведу? Нет, милая! Так не будет! У меня своя жизнь, и из-за того, что моя дочь идиотка, рушить ее не в моих планах! Только такая недальновидная женщина, как ты, могла разойтись с приличным мужиком! Любого надо было терпеть, понимаешь, любого! А ты? И в кого ты такая неразумная?

Анна молчала. Прослушав материну тираду, спокойно ответила:

— Не беспокойся, мама. Другого я и не ожидала. Хотя, — усмехнулась она, — про «не беспокойся» это не про тебя, верно? Ты ведь и не беспокоишься? И да, мам! Не звони, ладно? Как? Да очень просто — не звони и все, что может быть проще?

Под возмущенные слова матери Анна нажала отбой.

Всех разогнала. Никого не осталось. А, еще отец, но можно не пробовать, результат известен заранее.

В середине октября позвонили из больницы и назначили день операции.

Что чувствовала Анна? Полное отчаяние, и никак иначе. С кем оставить Марусю? Как они справятся после больницы? Ну и вечный вопрос — где взять деньги?

Промелькнула мысль позвонить Калеганову. Ну нет, точно не это. Как подумала — бросило в дрожь.

Позвонила отцу.

Тот выслушал без комментариев и, когда Анна замолчала, со вздохом сказал:

— Боже мой, ты уже взрослая женщина, Аня! Я долго ждал, пока ты повзрослеешь. Ждал и надеялся. Но, видимо, зря. Такие, как ты, никогда не взрослеют. У тебя вечные, нескончаемые проблемы. Такие, как ты, не живут сами и не дают жить другим. Таких, как ты, никогда ничего не устраивает, и они во всем обвиняют других. Ты не умеешь радоваться и воспринимаешь жизнь как тяжелое бремя. И проблемы тебя, Аня, находят сами. Кого мне жаль в этой ситуации — так это твою дочь.

— И, заметь, твою внучку, — не выдержала Анна. — Ты хочешь сказать, что это я виновата в аварии? А может, я специально все это устроила, чтобы стать обузой родственникам? Если бы ты знал, — Анна расплакалась, — как невыносимо просить и как тяжело к вам обращаться!

Анна нажала отбой, продолжать разговор было бессмысленно.

«Ну что, получила? А то ты не знала, чем это закончится!» — Она легла на диван и отвернулась к стене. Разболелась нога, и онемела рука. А может, взять и прекратить все одним махом? Ну уж нет! А что будет с Марусей? Ее дочь никому не нужна. Значит, детдом? А перенесенные муки и боль? А операции? А то, что она поднялась и ходит без палочки? Ну уж нет! Уйти из жизни из-за этих? Такого не будет! У нее есть Маруся. И у них все наладится.

За неделю до операции, когда еще ничего не было решено и выход не был найден, позвонила Ольга Васильевна. Анна ей очень обрадовалась. Поохав, Ольга Васильевна предложила приехать.

Встретились как родственники, как самые близкие люди. Ольга была в своем репертуаре — из сумки на колесах вынимала коробки, коробочки и контейнеры. Маруськины любимые куриные котлетки, тушеная капуста, пирожки с мясом, пирожки с повидлом. Зеленые щи в двухлитровой банке, малосольные огурчики, картофельная запеканка, яблочный пирог с антоновкой — запах стоял на всю квартиру. Маруська хватала то котлетку, то пирожок, висла на Ольгиной шее, лезла целоваться и без конца говорила, как по ней соскучилась.

Потом пили кофе и разговаривали. Анна изо всех сил старалась скрыть свое настроение, но от мудрой и прозорливой Ольги скрыть не получилось.

Рассказала. Слушая ее, Ольга молчала. Потом встала из-за стола, вымыла чашки и снова села напротив застывшей Анны.

— Значит, так, девочка, — спокойно сказала она. — Марусю, если ты не возражаешь, я заберу к себе. Надеюсь, ты мне доверяешь и волноваться не будешь. Подмосковье, свежий воздух, лес и все остальное. Ты знаешь, мы ладим. Пару раз приедем тебя навестить. Часто не обещаю — дорога. Но чтобы ты увидела дочку и была спокойна, приедем. И последнее, по поводу денег. За Марусю денег я не возьму, это не обсуждается. А когда выпишешься — деньги я тебе дам. Немного, но дам, мы, Анюта, из того поколения, которое привыкло откладывать — на черный день, помнишь? Вот и я подкопила немного. На первое время вам хватит. А потом, когда все у тебя наладится, пойдешь работать и отдашь. Торопить не буду, мне они ни к чему, так сказать, нетронутый фонд, на всякий пожарный, — улыбнулась Ольга Васильевна. — И да, Аня! Все