Создатель эха - Ричард Пауэрс

– Не забудь обновить паспорт, – сказал он. – Сентябрь не за горами.

– Вива Италия! Ля дольче вита! А, кстати. Когда прилетаешь обратно? Я помню, что записала и приклеила записку на холодильник, но потом, кажется, куда-то дела этот самый холодильник.

– Секунду. Дай-ка возьму чемодан.

Когда он вернулся и поднял трубку, она заливалась смехом.

– Ты что, отложил сотовый, чтобы пройти по комнате?

– А что не так?

– Ах ты мой мудрец. Мудрец на пике могущества.

– Я и так себя заставляю пользоваться этой обувной ложкой. Так что категорически отказываюсь еще ходить с ней туда-сюда, прижимая к лицу. Это какая-то шизофрения.

Сильви все посмеивалась.

– Даже при конфиденциальном разговоре?

– Конфиденциальном? Не знаю, что это.

Вебер сообщил ей информацию о рейсе. Они обменялись еще парочкой пустых фраз, не желая прощаться. И даже после того, как звонок закончился, он мысленно обменялся с ней еще парочкой реплик. Потом принял душ и повесил полотенце на держатель. Помог спасти землю. Достав из портфеля цифровой диктофон, он скользнул под жесткие, прохладные простыни и перемотал записанный днем разговор. Заново прослушал потерявшего себя двадцатисемилетнего парня, нацелившегося разоблачить самозванку, которую все принимали за оригинал.

Много лет назад в Стоуни-Брук Вебер работал с пациентом, страдавшим от одностороннего пространственного игнорирования – «Нилом» из первой книги Вебера «Шире неба». Инсульт в пятьдесят пять лет – самого Вебера эта участь обошла стороной – привел к поражению правого полушария мастера по ремонту офисной техники, из-за чего тот за одну ночь потерял половину мира. Все, что находилось левее середины поля зрения Нила, исчезло. Нил не брил левую сторону лица. Не съедал левую часть омлета за завтраком. Людей, подходивших слева, не замечал и не признавал. Вебер попросил Нила нарисовать бейсбольную площадку. Третью базу Нил расположил у круга подачи. Левая часть мира растворялась даже в воспоминаниях о событиях прошедшего дня. Если Нил закрывал глаза и представлял в воображении свой дом, то видел гараж справа, но не лоджию слева. Если у него спрашивали дорогу, он советовал поворачивать только направо.

Затронуто было не только зрение. Нил не понимал, что видит не все. Половина ментального атласа, с помощью которого он ориентировался в пространстве, тоже пропала. Вебер провел простой эксперимент, который позже описал в «Шире неба», чуть сгустив краски. Вебер держал зеркало перпендикулярно правому плечу Нила и попросил его посмотреть в зеркало под углом. Так все, что было левее тела Нила, он видел справа. Вебер поднес серебряную подвеску к левому плечу мужчины и велел ее взять. С таким же успехом он мог бы попросить пациента плыть по курсу со сломанным компасом. Нил колебался, но вскоре протянул руку. Она врезалась в зеркальную поверхность. Он ощупал стекло, даже заглянул, нет ли подвески позади. Вебер спросил, что тот делает. Нил настаивал на том, что подвеска «в зеркале». Он знал, что такое зеркало, – инсульт не лишил его знания. Мужчина также понимал, как безумно звучит его заявление о том, что предмет находится внутри зеркала. Но в его новом мире пространство простиралось только направо. Существование области внутри зеркала было более вероятно, чем существования хоть чего-то слева, причем оба пространства оставались недостижимыми.

Случай Нила – а таких случается около тысячи за год – и ему подобные наводит на два ошеломительных предположения, касающихся здорового мозга. Первое: то, что мы принимаем априори, – абсолютное восприятие реального пространства, – на самом деле является хрупкой цепочкой обработки воспринятой информации. «Слева» в равной степени находится как внутри, так и снаружи. Второе: мозг, который считает, что постигает и занимает некое пространство, а также ориентируется в нем, может даже не осознавать, что уже потерял целую половину мира.

Но, конечно, ни один мозг не сможет этого подтвердить. Веберу нравился Нил. Он воспринял тяжелую истину без озлобленности или жалости к себе. Внес в жизнь необходимые коррективы и двинулся дальше – если не вперед, то на северо-восток. Однако после итогового обследования Вебер больше никогда не видел Нила. И не знал, как сложилась жизнь мужчины. Другие запущенные случаи стерли его из памяти Вебера, превратили в одну из историй. Человек, с которым Вебер встречался лично и которого долго опрашивал, превратился в человека, описанного на страницах книги. Он оставил «Нила» в прозаическом зазеркалье, затерявшимся в непостижимом направлении, в недосягаемой области глубоко внутри повествовательного зеркала…

Рано утром Вебер очнулся от беспокойного сна. Он направился в душ, чтобы взбодриться, но как только горячие струи привели его в чувство, к своему стыду вспомнил, что уже ополаскивался несколько часов назад. В бесплатной кофеварке, стоявшей по какой-то причине рядом с раковиной в ванной, он сделал себе чашку кофе. Затем сел за письменный стол, листая предоставленный в номере путеводитель в деревенском стиле с иллюстрациями от руки.

Название «Небраска» происходит от слова из языка племени ото, означающего «ровная вода». Французы описали реку точно так же – platte.

Такими Вебер и представлял здешние земли: широкая, плоская низина в центре карты. Ни одного возвышения – сам Евклид бы смутился. Но прибыв в Небраску, удивился: здесь его встретил холмистый ландшафт. Доктор потягивал безобразный кофе и изучал нарисованную в путеводителе карту. Города усеивали пустое пространство, кучковались словно для оборонительного маневра. Он нашел Карни: население двадцать пять тысяч человек, пятое по величине поселение в штате. Съежившаяся точка в самой южной излучине Платт, обступаемая широкими просторами.

На севере и западе – огромный пласт эродированных отложений под названием Сходни, высящийся над тем, что давным-давно, около ста миллионов лет назад, было дном бескрайнего океана…

Участники экспедиции армейского корпуса инженеров во главе с майором Стивеном Лонгом в тысяча восемьсот двадцатом году назвали этот район Великой американской пустыней. В докладе Вашингтону майор Лонг заявил, что данный участок суши «совершенно непригоден для возделывания и, следовательно, для проживания людей, занимающихся сельскохозяйственной деятельностью». Ботаник и геолог из состава экспедиции согласились с заключением, отметив «безнадежную и непоправимую бесплодность» земли, которая должна «навсегда остаться нетронутым пристанищем местных охотников, бизонов и шакалов».

Стада бизонов когда-то ходили по этой котловине. Бурые реки мяса текли по прерии, задерживая вагоны на несколько дней…

Стада, как отмечалось, давно истребленные. Шакалы и местные охотники тоже убрались восвояси. Исчезли и города сусликов: подземные норы, растянувшиеся на многие мили, утонули в яде во время массового истребления. Особей канадской речной выдры почти не осталось. Вилороги, серые волки – всех перестреляли. На двадцать третьей странице путеводителя находилось цветное изображение двух изъеденных молью чучел из Государственного музея в Линкольне. В настоящее время в регионе сохранилось только два крупных вида.

Каждый год