Создатель эха - Ричард Пауэрс

– Что это за игры такие? Еще хуже, чем у здешних терапевтов.

– Как это? – спросил Вебер.

– Что значит, «как это»? В смысле, «как это»? Вот. Смотри. Зачем все таким маленьким шрифтом писать? Специально, чтобы меня сбить с толку? Взгляни на эту четверку. Выглядит точь-в-точь как заглавная «Д». «Д» означает «дурак». Еще и постоянно отвлекаешь меня, мол, осталось две минуты!

Марк скривил губы и зажмурился, сдерживая слезы. Вебер коснулся его плеча.

– Может, попробуем еще раз? На этот раз с фигурами…

– Сам свои задачки делай. Ты же у нас с высшим образованием. Разберешься.

Юноша отвернулся и застонал. В дверях, словно в ответ на звук, появилась женщина. На ней были красновато-коричневая юбка в складку и кремовая шелковая блузка. Вебер смутно ее узнал: то ли в аэропорту видел, то ли в пункте проката автомобилей, то ли у стойки регистрации в мотеле. Моложавая, средних лет, среднего телосложения, ростом в сто семьдесят пять сантиметров, круглые скулы, бдительный, пытливый взгляд, иссиня-черные волосы до плеч – миловидная внешность, которой часто обладают мелкие знаменитости. Женщина, судя по всему, тоже на мгновение узнала Вебера. И не удивительно: его лицо много кто знал. Не благодаря заслугам в сфере исследований мозга, а по шоу и интервью в журналах. Заметив доктора, она тут же перевела взгляд на Карин, приподняв бровь. Та просияла в ответ.

– О, Барбара! Ты как всегда вовремя.

– У вас все хорошо? Возникли какие-то сложности? – голос ее звучал сухо, с ноткой самоиронии, как бы говоря: «Сложности – мы сами».

Услышав голос санитарки, Марк тут же остыл, сел прямо и расплылся в улыбке. Женщина улыбнулась.

– Проблемы, дружок?

– У меня – никаких! А вот у этого парня – выше крыши.

Барбара повернулась к Веберу, изучающе рассматривала его, нацепив непроницаемую маску профессионализма и едва заметно изогнув губы.

– Новый пациент?

– От этого парня одни проблемы, – воскликнул Марк. – Только глянь на его так называемые «головоломки» – с ума сойдешь.

Женщина шагнула ближе и вытянула руку. Вебер глупо протянул кипу тестов, словно отчитывался перед председателем комиссии по проверке знаний. Она пролистала парочку листов, изучила их, а затем посмотрела ему в глаза.

– Сколько возьмете за ответы?

Она взглянула на своего главного зрителя, Марка, – тот ликовал. Вебер был благодарен за разрядку обстановки. Карин представила их друг другу. Барбара Гиллеспи смущенно вернула Веберу материалы.

– Вот кому стоит вопросы задавать, док. Здесь только ей доверять и можно. Лучшая из всех, кто на моей стороне.

Барбара направилась к Марку, суетливо отнекиваясь от комплимента. Вебер наблюдал, как грациозная женщина взаимодействовала с подопечным. Парочка ему кого-то напоминала – двух бонобо, непринужденно и инстинктивно заботившихся друг о друге. Вебер ощутил легкую зависть. Общалась она естественно и натурально – у Вебера в последнее время так не получалось, если вообще хоть когда-то получалось. Она вызывала то самое чувство доверия и теплоты, о которых он вещал в своих книгах.

Пара тихо переговаривались, встревоженному шепоту отвечал успокаивающий.

– Думаешь, стоит его спросить? – осведомился Марк.

Барбара похлопала по папке Марка с видом заправской медсестры.

– Обязательно спроси. Он – выдающийся человек. Если с кем и стоит об этом поговорить, так это с ним. А осмотр отложим на попозже.

– А можно расписку? – крикнул Марк ей вслед.

Мисс Гиллеспи помахала Карин на прощание. Карин коснулась ее предплечья. У самой двери Барбара попрощалась жестом с Вебером. «Выдающийся». Значит, она поняла, кто он такой. Вебер повернулся к Карин; та восхищенно покачала головой.

– Просто ангел-хранитель моего брата.

– Если бы, – вскинулся Марк. – Хотелось бы, чтобы она охраняла меня. От тебя. Не возражаешь, если мы с доктором немного поболтаем наедине? С глазу на глаз?

Карин сложила руки на груди и вышла из палаты. Вебер встал, одной рукой держа портфель, а другой поглаживая молочно-седую бороду. Время вопросов подошло к концу. Марк снова на него воззрился.

– Послушай. Ты ведь на нее не работаешь? Ну, то есть ты не с ней? Вы не вместе, да? Тогда можешь, пожалуйста, связаться с моей настоящей сестрой? Я дам всю нужную информацию. Мне страшно, серьезно. Вдруг она понятия не имеет, что со мной случилось. Или ей вообще лапши про меня навешали. Если получится с ней связаться, мне это здорово поможет.

– А можешь рассказать о ней чуть подробнее? Какой у нее характер?

Как видит характер пациент с синдромом Капгра? Может ли логика, лишенная чувств, увидеть то, что спрятано за внешним притворством? И способен ли на это здоровый человек?

Марк отмахнулся, сжал руками голову.

– Может, завтра? У меня сейчас мозг весь вытечет. Приходи завтра, если хочешь. Только давай без костюма и чемоданчика, хорошо? Что ты как неродной.

– Ты прав, – сказал Вебер.

– А ты мне нравишься, мозгоправ.

Марк протянул руку, и Вебер ее пожал.

Вебер отыскал Карин в приемной: она сидела на жестком зеленом виниловом диване, который в экстренном случае можно оперативно почистить губкой. Судя по глазам, женщина страдала от аллергии. Две хрупкие, почти прозрачные старушки с ходунками прошли мимо – гонка в состоянии анабиоза. Одна из них поприветствовала Вебера как родного сына. Карин принялась оправдываться еще до того, как он опустился рядом.

– Простите. Мне больно видеть его таким. Чем больше он говорит, что не знает меня, тем меньше я понимаю, как себя вести.

– Он по-другому стал к вам относиться?

Она взяла себя в руки.

– Знаете, это странно, но он меня будто на пьедестал возвел. Точнее, ее. Если честно, он и я – в смысле я, которая я, – у нас всегда были сложные отношения. Детство наше было непростое. Я следила, чтобы он не повторил моих глупостей. Я – его голос разума; больше некому было его направлять. Чем больше я его пыталась вразумить, тем больше он бесился. Но теперь на меня он обижается, а ее считает чуть ли не святой.

Она замолчала и виновато улыбнулась, выпятив губы, как форель. Вебер предложил свою ладонь – вышло неуклюже, устарело, – несмотря на то, что никогда так не делал. Во всем он решил винить Небраску, а также ровный, сухой и шумный июнь. После десятилетий, проведенных в шумной, пыльной суматохе Нью-Йорка, его совершенно сбили с толку сильный говор и широкие, флегматичные, бледные и таинственные лица фермеров. В лице каждого читались тайные знания – о земле, погоде, надвигающемся кризисе, – и в то же время выражения представляли собой непроницаемую маску, которую сложно было понять незваному чужаку. Вебер провел в краю всего полдня, но уже понимал, почему люди, окруженные огромным количеством зерна, становятся сдержанными.

Карин взяла его за руку и встала. Он вывел ее через главные двери на улицу, повел по тротуару к парковке. На душе было неспокойно: