Господин Моцарт пробуждается - Ева Баронски

— В чем беда-то? Закрывай!

Он послушно взялся за раму. Только теперь он почувствовал, какое приятное тепло раньше стояло в комнате, хотя ни малейшего запаха печки не ощущалось.

— Я, о… прошу покорно прощения, в мои намерения ничуть не входило инкомодировать вас.

— Что ты сказал? — Мужчина осмотрел его с ног до головы. — Оклемался, по крайней мере, мы уж боялись, коньки отбросишь.

Он оцепенел.

— Как это сделалось? — Он с трудом раздвинул уголки рта. — Ведь я уже умирал, умер… то есть я был при смерти?

Голый выглядел так, словно набрал в рот уксусу.

— Шутки шутить любишь, да? Ну, значит, тебе повезло, что мы помешали твоей верной смерти. В следующий раз я бы на твоем месте был посдержаннее.

— В следующий раз? Я… не понимаю.

Его прервал шлепающий звук, шаги приблизились, и в дверном проеме появился херувим с локонами орехового цвета, рассыпавшимися по высокому лбу.

— Гляди, Энно, — заулыбался голый, — нам тут для уборки помощника привалило. Найденыш пришел в себя.

— Ну слава Богу. — Херувим взглянул на приятеля искоса, засопел с облегчением. — Ты точно о’кей?

Слова относились к нему. Он осторожно перевел взгляд на второго. Раз он не мертв, значит, это не мог быть загробный мир. Куда же он попал? В промежуток, которому он не знал названия? Где «акэй» — опознавательный знак?

— Я, э…

— Ну уж нет! — перебил его голый. — Только не рассказывай, что ты страшно торопишься.

— К тому же получишь отличный завтрак. — Херувим, которого звали Энно, помахал белоснежным бумажным пакетом и вышел.

— Только, ради бога, сними ты тапки Анджу, ее удар хватит, если она тебя в них увидит!

Он посмотрел вниз, нерешительно рассматривая ярко-розовую обувь.

— Прошу меня простить, но причина, по которой я воспользовался ими, — это, потому что я лишился собственных туфель и…

— Да, наверно, оставил у Анджу в комнате, — а голый кивнул в сторону спальни с пурпурной постелью. — Мы тебя вчера переодели. Не могли же мы положить тебя к ней в кровать в твоем вонючем прикиде.

Он кивнул, делая вид, что понял, вынул ноги из шлепанцев и протиснулся мимо голого в спальню. Но в пурпурной комнате не было ни его туфель, ни одежды. Вместо этого он выбрал из нот, разложенных на секретере, то, что было нужно, и сложил в аккуратную стопку.

— Нашел? — Перед ним стоял голый, который тем временем оделся — в длинные штаны и такую же рубашонку, какая была на нем самом, только в черную, а не белую. Черный — отнюдь не небесный цвет! Он сощурился, посмотрел на разукрашенные багровые буквы на груди великана: AC/DC. Посредине их разделял пылающий огненный меч стражника рая. Что же это могло значить? Angelus caelestis Domini Christi — небесный ангел Господа Христа? Неужели этот светловолосый был прямым посланником Христа, Господа нашего? Он на всякий случай склонил голову, но потом в растерянности скосил глаза вверх.

— А… пишется разве не Jesu Christi?

— Чего?

— Domine JESU Christi! — он протянул указательный палец к багровым буквам.

— Что ты несешь?

— Ладно, Йост. — Позади него вошел херувим Энно и сделал успокаивающий жест. — Том выбросил его шмотки, они все равно уже не годились, заблеванные такие. — Энно, извиняясь, показал на голубые штаны: — Хочешь, оставь себе эти.

AC/DC. Он потеребил брови. Adorate, Cherubim, Dominum Cantu! Поклоняйтесь, ангелы, Господу, воспевая. Да, наверняка именно так. «Как это прекрасно!» Он тут же представил себе тему, a-c-d-c, мелодия, разумеется, должна быть в ля-миноре; он начал тихонько напевать: «Aaa-do-raa-te Cheee-ru-biiim…»

— Так, приятель! Это еще что у тебя, ты тут смотри, ничего не трогай!*-# Херувим увидел ноты и протянул за ними руку. — Анджу нам устроит ад, если заметит, что у нее в кровати лежал обкуренный тип.

— Ад? — Он решительно прижал к себе стопку бумаги. — Это мое. Я это сочинил сегодня утром.

Ангел Йост посмотрел на него так, словно он говорил на языке африканских мавров, потом перевел взгляд на ноты.

— А в остальном ты нормально? Ты кто вообще?

Он смутился. Херувим, которого, видимо, назначили для его приема, ничего не знал? С легким поклоном он ответил:

— Моцарт, Вольфганг Моцарт, компонист из Вены.

Энно отвернулся со стоном и вышел из комнаты,  а херувим Йост понимающе кивнул Вольфгангу.

— Отлично, господин Моцарт, но сначала поможешь нам убраться, а то мы тебя не выпустим. Так что давай, начать можешь с кухни.

Вольфганг выпрямился. Ведь не ожидают от него в самом деле, что он будет отскребать какую-то кухню? Черта с два! Он и пальцем не шевельнет! Его вызвали сочинять музыку, так неужто он позволит отвлечься на грязную работу простой служанки?

Кто этот черный ангел, который командовал им, как лакеем? Но так как желудок его уже почти поедал сам себя, в голову пришло, что в кухне ему, возможно, будет на первое время не так уж плохо, и он поплелся за Йостом.

— А девки у вас нет? — спросил он. — И посыльных тоже?

Йост засмеялся.

— Девок нам всегда не хватает. А у прислуги, увы, сегодня выходной. Но зато у нас есть ты.

Вольфганг возмущенно подбоченился, но ввиду своего более чем сомнительного положения решился пока исследовать ситуацию молчаливо и преосторожно.

Он зашел вслед за Йостом в тесное помещение с белой блестящей мебелью, в котором на радость сильно пахло кофе, хотя очага нигде не было видно. Йост открыл маленький шкафчик в стене и поставил перед ним три кружки, налил дымящуюся темно-коричневую жидкость.

— Кстати, с кем ты вчера пришел-то? Я тебя в жизни не видел.

Вольфганг сбоку осматривал херувима, который очевидно знал о нем больше, чем он сам.

— Я, знаете ли… в неведении, месье, — тихо ответил он, я был убежден, что прибыл только сегодня… до некоторой степени. О моем прибытии вам, вероятно, было объявлено. Могу ли я попросить вас о небольшом разъяснении?

— Чего? Господи, чувак, у тебя крыша едет полным ходом, ты уже вчера пришел к нам под кайфом, что ли?

— Боюсь, что я не вполне могу уследить…

Йост смерил его взглядом.

— А вообще, что ты помнишь?

Вольфганг наклонил голову в сторону.

— Я неожиданно оказался в вашей постели, а добром здравии, а ведь еще вчера я не сомневался, что мой час настал.

— Легко могу себе представить, — раздраженно ответил Йост, — но хочется знать,